— На здоровье. Тебе и племяшке твоей.

Ещё Алика получила в подарок настойку прополиса, настойку личинок восковой моли и коробочку пчелиной обножки. Всё это было преподнесено просто, ласково, со сдержанной улыбкой и какой-то провидческой аурой. Алика не могла отделаться от удивительного и немного неловкого чувства, что её читают, как открытую книгу, и видят больше, чем она сама. И намного больше, чем все смертные люди.

Миниатюрность Марины — ростом та была всего метр пятьдесят пять и хрупкого сложения — отзывалась в сердце Алики нежным ёканьем. Она казалась мягкой, женственно-мудрой, но, если приглядеться, то не менее сильной, чем Регина. Её сила заключалась в другом — не в неумолимом стальном блеске насмешливо-ласковых глаз, логике и самоуверенности, а в спокойной, золотоволосой и сероглазой лесной чистоте, пахнущей мёдом, антоновскими яблоками, смородиной, мелиссой и козьим молоком. Да, последнего Алика привезла с собой тоже целую трёхлитровую банку. Ташка в него просто влюбилась: из него получалась изумительно вкусная каша — во сто крат вкуснее, чем на коровьем. Литровую баночку домашнего топлёного масла Алика тоже получила в дар, оно нашло своё постоянное место и на кухонной полке, и в их с Ташкой рационе. Хранить его можно было даже без холодильника.

*

— Надо быть кому-то нужным. Делать что-то созидательное, творить. Если есть ради кого или ради чего жить, есть о ком заботиться — будет и шанс, что ты выздоровеешь.

Алика с Мариной собирали антоновские яблоки в саду. Существенная разница в росте не смущала их; Алика придерживала стремянку, а Марина срывала тяжёлые, крупные, душистые плоды. Антошка и Леночка были в школе, Михаил Сергеевич возился в теплице — снимал последний урожай помидоров, перед тем как убрать ботву и окурить теплицу дымом серных шашек для дезинфекции.

— Я не утверждаю, что это панацея. Я просто сама верю в это. Ну, вот такое убеждение у меня. Не могу гарантировать, что оно поможет всем, но с кем-то может и сработать. По крайней мере, со мной — сработало.

Марина улыбнулась, любуясь прозрачным от солнечно-золотого сока яблоком, впилась в него зубами — даже брызги в стороны полетели. Алика тоже откусила сочную, кисловато-сладкую мякоть с медовым ароматом, прожевала, и они поцеловались — глубоко, страстно, с взаимным проникновением душ.

Да, Регина могла помочь. Будучи владелицей аптечной сети, она могла достать «Тагриссо» — наиболее новое достижение среди противоопухолевых препаратов, стоившее безумно дорого. Алике удалось купить один блистер с десятью таблетками с рук, но целая упаковка стоила почти полмиллиона рублей. Уже после приёма двух-трёх штук самочувствие и работоспособность резко улучшились, прошёл хронический кашель, очистилось дыхание. Переносимость его у Алики была образцовая, никаких побочных эффектов. Обследование показало неплохое уменьшение размеров основной опухоли, часть метастазов исчезла, а оставшиеся тоже уменьшились.

Но согласиться на условие Регины она не могла. С Мариной их связал не только диагноз, но и нечто большее — яблочно-душистое, светлое, сладкое, как мёд. От этого тёплого, мудрого света Алика не могла отказаться, даже если бы он обещал ей не спасение и исцеление, а тихую, ласковую, приносящую отдых смерть.

— Аль, тебе есть ради кого жить. — Тяжёлое антоновское яблоко в маленькой, немножко мозолистой от сельской работы ладошке Марины сияло в сентябрьских лучах. — Это — самое главное. Держись за это и настаивай на этом. Ты ведь умеешь стоять на своём, правда?

В своей работе Алика не раз это доказывала, но могла ли она потягаться с костлявой фигурой в чёрном балахоне и с косой?

Она не нашла в себе сил рассказать о Регине и её предложении. Михаил Сергеевич привёз из школы детей, и они все вместе сели за стол. Пили чай с мелиссой и ели хлеб с мёдом. У кошки Пушинки летом родились котята, троих удалось пристроить, а двое так и жили дома. Один из них, а точнее, одна (это была кошечка) упорно мешала Михаилу Сергеевичу — тёрлась, ластилась и бодалась головой, мурчала и путалась под ногами, когда тот готовил теплицу к окуриванию серным дымом. Трёхцветную непоседу то и дело приходилось выдворять оттуда, но она лезла снова и снова.

— Да что ты будешь делать с этим шилопопиком! — рассмеялась Марина, подхватывая хвостатую малышку под пушистое тёплое пузико и прижимая к груди.

Маленькая забавная егоза обожала всех людей без разбору. Она и к Алике ластилась, тёрлась головой о её руки, увлечённо «охотилась» на верёвочку с привязанным к ней пёрышком. Ещё она очаровательно перекатывалась с боку на бок на травке, доверчиво открывая меховой животик, и любила карабкаться вверх по ногам, цепляясь коготками за брюки.

— Да ты ж такое чудо маленькое! — не удержалась Алика от смеха. — Кошарик — в попе шарик!

Ей вдруг пришла в голову одна мысль, но она не спешила её высказывать — просто с улыбкой обдумывала, выгуливала среди яблоневых крон.

*

На столе лежал учебник, ноутбук с подключенными колонками проигрывал грустновато-мягкую инструментальную композицию, а Таша шуршала упаковкой шоколадки, разворачивая фольгу. Рядом испускала ароматные пары кружка чая с мелиссой. Отломив и бросив в рот шоколадный квадратик, Таша запила его глотком чая, одновременно делая в тетради выписки из учебника. Выделяла важное маркером, подчёркивала, обводила кружочками цифры: первое, второе, третье. Конспект получался аккуратный, логичный, чётко структурированный — любо-дорого. Так материал усваивался лучше.

Она хотела отломить ещё одну дольку шоколада, но не успела, звонок в дверь заставил её вздрогнуть. У Алики были ключи — значит, кто-то чужой...

— Кто там? — спросила Таша, приникнув к глазку.

Как всегда, в сумраке лестничной площадки не было видно ни зги.

— Девушка, здравствуйте! А Алика дома? Могу я с ней поговорить? — послышался звучный и сильный, бархатисто-низкий женский голос.

Этот незнакомый голос вызывал странный озноб и вдребезги разбивал шоколадно-чайный домашний уют с пёстрыми от пометок маркером страницами конспекта.

— Её нет дома, — ответила Таша в темноту за глазком. — А кто её спрашивает?

— Вы меня, скорее всего, не знаете, — ответил голос из-за двери.  — Меня зовут Регина, я... как бы это сказать? Старая знакомая Алики.

«Старая знакомая». Утренний телефонный звонок, после которого у Алики пропал аппетит... Таша насторожилась и подобралась, ёжась от недобрых мурашек.

— Это вы ей звонили сегодня утром?

— Да, я. Разговор очень важный, он касается её лечения. Могу я войти?

Слово «лечение» щёлкнуло в душе Таши, как ключик в замочной скважине. Не было ничего на свете важнее, чем жизнь и здоровье Алики. Таша звала её просто по имени — так между ними было принято. Аля не очень любила слово «тётя», оно её «старило».

— Я... Я не знаю, — пролепетала Таша.

— Девушка, не бойтесь, — послышался смешок. — Я не маньяк и не грабитель.

На пороге стояла высокая, ухоженная, стройная брюнетка с короткой стрижкой и в сером брючном костюме. Судя по её подтянутой фигуре, она не пренебрегала занятиями в фитнес-клубе. Возраст? Выглядела она дорого, элегантно и моложаво, но Таше показалось, что она могла быть на несколько лет старше Алики. Окинув Ташу прохладно-насмешливым взглядом сквозь прищур ресниц, она проговорила:

— Ох, Алика, Алика... Меня-то упрекала, а саму — поглядите-ка! — тоже на молоденьких потянуло. Это называется — двойные стандарты.

С этими словами гостья, держа руки в карманах брюк, переступила порог и вошла в квартиру. Оглядевшись, она снова перевела усмехающийся взгляд на Ташу.

— А ты ничего, симпатичная. Вот только схуднуть не помешало бы... килограммов на сорок, а лучше — на сорок пять. И будешь просто куколкой.

Комплимент прозвучал сомнительно. То ли похвала, то ли подковырка, а точнее, «два в одном». Мурашки, сливаясь, превращались в холодный панцирь на сердце у Таши. Она сказала глухо:

— Вы неправильно поняли. Я не девушка Алики, я её племянница. А Алика сейчас у Марины. Это она — её девушка, а не я.

— Племянница? — вскинула брови гостья, по-прежнему не вынимая рук из карманов. — Ну что ж... С тобой мне тоже не помешает парой слов перемолвиться. — И Регина, фамильярно-ласково подцепив пальцем подбородок девушки, спросила: — Тебя как зовут, ребёнок?

Таша возмущённо отвернула голову, высвобождая подбородок.

— Меня зовут Таша. И попрошу без развязности, пожалуйста. Мы с вами в первый раз друг друга видим.

— Надеюсь, что не в последний, — рассмеялась гостья. — Таша — это сокращение от «Наташа»?

Девушка кивнула. С каждой секундой ей всё меньше нравилась эта хорошо одетая и холеная дама.

— Позволь полюбопытствовать, а ты у... хм... тётушки на постоянной основе обитаешь? — спросила гостья, окидывая взглядом комнату и подмечая детали: Ташины вещи, книги, тапочки возле стола с раскрытым конспектом...

— Да, постоянно, — сухо выдавила Таша. И пояснила не без усилия: — Мои родители... умерли недавно.

— Ясно, — проронила Регина, стерев с лица усмешку. — Извини, что задела тяжёлую тему.

Она вынула из кармана три картонных коробочки, на которых было схематичное символическое изображение лёгких, а рядом с этим рисунком крупными буквами красовалась надпись: «TAGRISSO». Чуть ниже, шрифтом помельче — «Osimertinib».

— Это для Алики, — пояснила Регина. — Это то, что ей нужно.

— Я знаю, что это, — быстро сказала Таша, сердце которой трепыхнулось, не уверенное, то ли ему радоваться, то ли... — Но я знаю и цену. Скажите честно, в чём тут подвох?

— Никакого подвоха. — Регина смотрела на Ташу вроде бы серьёзно, но не без своих насмешливо-стальных искорок в мрачной глубине глаз.

— У нас сейчас нет таких денег. Нам не расплатиться, — проговорила Таша, поджимая губы.

Нарисованные лёгкие обещали спасение, здоровье, свободное дыхание, жизнь. Чистый, гладкий, новенький, не примятый картон упаковок. Помимо воли Таши её горло сжалось, а в глазах поплыла солёная дымка. Регина сверлила её пристальным, проницательным взглядом... И вдруг, шагнув вперёд, взяла её руки в свои и ласково сжала.