Это предложила мой врач-психотерапевт доктор Джейн Корин. Я сидела у нее в кабинете (как делала это раз в две недели на протяжении трех месяцев), а она вдруг предложила, чтобы я восстановила свою связь с тем, что мне когда-то нравилось. Лето как раз заканчивалось, солнечные лучи лезли в прорези жалюзи на окнах ее кабинета. Особого комфорта я в этом помещении никогда не испытывала. Диван у нее из жестких, какие обычно стоят в приемных у дантистов, неудобный и непривлекательный. Он светло-серый с черными стежками, возле каждого подлокотника – по аккуратной белой подушке. Не такого ведь ожидаешь, да? И когда психоаналитик говорит: «Проходите, ложитесь на диван и расскажите о вашей матери», то хотя бы надеешься на удобный, черт возьми, диван.

Я знаю, почему должна к ней ходить, но, в сущности, не вижу от этого пользы. Доктор только и делает, что задает мне вопросы, на которые я не знаю ответов, а на те ответы, которые я умудряюсь найти, сыпет все новыми вопросами. Уверена, в «реальной жизни» она прекрасный человек, но как врач иногда меня раздражает. В остальном мой психотерапевт интересная, эксцентричная женщина, сухощавая, под сорок, с ярко-рыжими волосами, которые закалывает на макушке одной и той же черной заколкой-бабочкой. В первые три сеанса я вообще ничего не говорила. Просто сидела у нее в полном молчании. Ее это вполне устраивало, что меня раздражало. Просто улыбалась всякий раз, когда я смотрела на нее. Странная, наверное, работа – сидеть напротив людей… больных, изломанных, и целый день их оценивать.

Я испытываю облегчение, увидев, как справа появляется указатель на Хитвуд-Холл. Мы поворачиваем. Впереди на шоссе ложатся лучи заходящего октябрьского солнца, а само шоссе обступили старые дубы в сполохах красных, оранжевых и желтых листьев.

Пока машина ползет по подъездной дорожке, я снимаю очки, чтобы всмотреться в сам Хитвуд-Холл, который понемногу нам открывается. Это отдельно стоящий помещичий дом девятнадцатого века. Парадный фасад двухэтажного здания выходит на перекатывающиеся холмы. Главное его украшение – величественная терраса с огромным трехуровневым каменным фонтаном.

Когда мы останавливаемся, у меня уходит добрых несколько минут, чтобы выйти из машины, потому что Мэтт читает мне «вдохновляющую лекцию» о том, как мне «надо всю себя вложить в этот уик-энд». Без толку пытаться прервать его или что-то ответить, поэтому я просто улыбаюсь и киваю, а про себя думаю, будет ли из моего окна красивый вид. Я берусь за ручку двери, чтобы подчеркнуть, что мне нужно идти, но до Мэтта это не доходит.

Поцеловав его, пообещав позвонить позже и сказать, что люблю его, я наконец получаю возможность сбежать. После часа, проведенного в машине, я с благодарностью вдыхаю свежий сельский воздух. Я достаю из багажника Мэтта мою красную кожаную сумку, пару раз машу ему, и он отъезжает.

Я могу вздохнуть свободней.

Всего-то четверть пятого, а уже темнеет: сумерки оттенка индиго спускаются – надо признать – на поразительно красивый Хитвуд-Холл. Потуже затянув узел на поясе нового черного осеннего пальто до колен, я направляюсь к террасе. Воздух пропитан знакомым запахом горящего дерева. Меня пронизывает воспоминание. К такому привыкаешь, если вырос за городом: запахи, свежий воздух, возможность выглянуть ночью в окно и увидеть звезды. Думаю, я просто все это забыла. В сущности, на какое-то время я многое вычеркнула из памяти.

Хитвуд-Холл освещен десятком ярких уличных фонарей. Весь фасад здания заплел ярко-красный плющ. На первом этаже из окон со свинцовыми переплетами с массивными каменными украшениями льется тусклый свет.

Перед тем как войти, я с минуту медлю. Напоминаю себе, что делаю это ради моей семьи и что надо сделать над собой усилие, потому что это важно. Но от неприятной тяжести внутри желудка это не избавляет.

Я осторожно поднимаюсь по каменным ступеням, поворачиваю латунную ручку и открываю тяжелую дверь. Кажется, я опоздала. Нет, я знаю, что опоздала, потому что регистрация закончилась в четыре. Я быстро оглядываю стойку ресепшен в поисках кого-нибудь, кто бы мне помог.

И тогда я вижу его.

Глава 2

Пятница, 13 октября 2006 года

Стефани

В холле пусто и тихо, только из бара слева от меня доносится негромкая болтовня. Передо мной огромный зажженный камин. Кто-то явно недавно подбросил в него дров, поскольку пламя трещит и пляшет с ярой силой. Перед камином стоит мужчина и рассматривает деревянную полку, на которой примостились целый ряд крупных свечей, побрякушек и срезанных веток по сезону: ягоды, вроде бы листья и веточки остролиста (я так и не научилась разбираться в растениях).

Мои каблуки стучат по черным и терракотовым ромбам-плитам пола, когда я подхожу к стойке регистрации.

За стойкой никого, и нет звонка, чтобы кого-то вызвать.

С минуту я медлю, оглядываясь по сторонам. Мужчина у огня не двинулся с места. Даже не повернулся. Я вижу его только со спины: у него довольно длинные темные волосы, он одет в джинсы и черное пальто. У его ног чемодан и зеленая холщовая дорожная сумка.

По холлу внезапно проносится ледяной сквозняк, меня пробирает холодок. Подойдя к огню ради толики тепла, я встаю рядом с мужчиной (но не слишком близко), который все еще рассматривает что-то над каминной полкой.

– Вы с этим согласны? – спрашивает он.

У кого, собственно? У меня?

– Прошу прощения? – отвечаю я с небольшой заминкой и поворачиваюсь к нему.

Мужчина тоже поворачивается – впервые с тех пор, как я вошла.

– Вы с этим согласны? – повторяет он, кивком указывая на деревянную табличку над камином. Я поднимаю глаза посмотреть, о чем он говорит. На табличке выгравировано:

«Судьбу свою встретишь на дороге, которой пойдешь, чтобы ее избежать».

Я улыбаюсь.

– Нет. А вы?

– Конечно. Так вы не верите в судьбу? – откликается он, прищурившись.

– Не-а. В общем нет, – отрезаю я. – Ну, наверное, раньше верила, но теперь баста.

– Смахивает на печальную историю.

Знаю, прозвучит нелепо. Но такого красивого мужчины, как этот, в жизни не видела, а я подобными словами не бросаюсь. Я встречалась с самыми разными мужчинами, и у меня нет, что называется, своего «типа». Но этот парень! Сомневаюсь, что я когда-нибудь встречала кого-то с таким искренним взглядом, у меня такое чувство, что в его глазах можно утонуть. И эти светлые, льдистые голубые глаза резко контрастируют с темными волосами, а когда он с тобой заговаривает, его глаза в тебя просто впиваются.

– Ну, боюсь, я от природы цинична. – Я пожимаю плечами.

– Вам не кажется, что события случаются не без причины? Значит, вы скорее поверите в совпадения? – спрашивает он с акцентом, который я не могу распознать, только определяю, что он «с севера».

Я еще несколько секунд смотрю на табличку, обдумывая ответ, и до меня слишком поздно доходит, что я взаправду состроила «задумчивую мину».

– Честно говоря, я ни во что особо не верю, – отвечаю я наконец.

Мужчина кивает, подняв брови.

– Надеюсь, появится кто-нибудь, кто заставит вас изменить это мнение, – говорит он с улыбкой.

Пламя шипит и трещит, и это единственный звук, который я слышу, пока мы молчим ту бесконечную минуту. Я улыбаюсь ему в ответ, и тут тишину нарушает голос:

– Вы вместе? – спрашивает женщина из-за стойки.

Мы с незнакомцем переглядываемся.

– Нет. Он приехал первым, – говорю я, отступая на шаг, словно подчеркивая слова, пусть даже холл огромный, просторный и никого, кроме нас, тут нет.

Прежде чем пойти зарегистрироваться, парень оборачивается ко мне:

– Приятно было поболтать. Хорошего вам отдыха.

– Вам тоже. – Я улыбаюсь.

Выясняется, что Мэтт заказал мне лучший номер в Хитвуд-Холле – номер «Звездный свет». Это означает, что у меня кровать с балдахином, гостиная и все такое. Очаровательно, но пустая трата денег, если приехать одной. Мне было бы так же удобно и в номере поменьше.

Центральное место отведено огромной дубовой кровати в окружении мебели поизящнее и еще более неудобных стульев. Похоже, мне суждено проводить мои дни на жестких стульях. Едва войдя в номер, я отдергиваю тяжелые, малинового цвета шторы. Снаружи – тьма кромешная. Когда зажжены лампы, обои в бледно-желтую и белую полоску придают комнате уютное свечение. Тут есть даже камин, но не могу себе представить, что мне выпадет случай зажечь его на этот уик-энд.

В шесть в баре подадут напитки для участников и преподавателей курса. Я, наверное, успею принять душ и ненадолго прилечь.

По всей очевидности, на курс в этот уик-энд записалось двадцать человек. Занятия будут каждый день: мастер-классы по фотографии (единственное, что меня по-настоящему интересует), живописи, скульптуре и современному искусству. Платишь целое состояние, чтобы различные учителя приехали и показали тебе, как это делать хорошо, и, собственно, всё.

В надежде расслабиться я бросаюсь в душ. Я надеюсь, что у меня хватит храбрости пойти на обязательную – «давайте все познакомимся» – сессию, которая сводится к сперва дармовой, а после платной выпивке в баре, а за ней последует обед. Это входит в оплаченную программу, но, честно говоря, не знаю, справлюсь ли я. Не знаю, сколько раз смогу повторять одни и те же светские фразы, поспешно затушевывая «всякое разное», то есть причину, как и почему тут оказалась. Ведь все тут по какой-то причине и непременно будут спрашивать о моей.

Внезапно меня охватывает тревога. Я не смогу. В последние несколько месяцев панические атаки участились, и доктор Джейн учила меня методикам, как с ними справляться, но они постоянно возвращаются. Как же мучительно они развиваются, как раз это мне труднее всего вынести. Медленно-медленно паника подбирается к горлу – как дым в грязных барах былых времен, и как только его проглотишь, назад пути нет. Любая попытка нормально дышать тщетна, потому что только еще больше себя накручиваешь.