– О! – Я улыбаюсь.

– Мне очень, очень жаль, Стефани…

– Ага, – отвечаю я, расправляя на ногах покрывало. – Жизнь – дрянная вещь, так?

– И вы теперь с Джейми? Верно? – спрашивает она.

– Да. Наконец. В конечном итоге я разобралась. Вся ваша терапия сработала, – говорю я.

Джейн прищуривается, склоняет голову набок.

– Что вы имеете в виду?

– Все те годы терапии наконец сделали свое. Я поняла, что нет ничего страшного в том, чтобы иметь чувства, которыми не можешь управлять. Такое с каждым рано или поздно случается.

Джейн улыбается особой улыбкой – как всегда, когда собиралась меня огорошить.

– О боже. Что? Я опять что-то не так поняла, да? – в панике спрашиваю я.

– Вовсе нет. Все, что вы говорили, верно. – Джейн улыбается. – Но вы упустили один существенный момент…

– И какой же? – спрашиваю я. В который уже раз я совершенно растерянна в разговорах с Джейн.

– Это не я была вашей терапией все эти годы… не я, а Джейми.

– Что?

– Он показал вам, что нестрашно в ком-то нуждаться, – говорит она. – Показал, что и вы тоже можете быть любимы и, что важнее, что вы заслуживаете этого. Не только один раз в год, но все время. После смерти вашей мамы вы долгие годы пренебрегали собой, Стефани, вы считали, что недостойны настоящей любви, и никого не впускали в душу… пока не появился Джейми.

Я слушаю ее слова, а снаружи ветки колышутся на легком ветру, и все, что она говорит, совершенно разумно. Мне хочется плакать от того, сколько лет я потратила впустую, но, наверное, такова жизнь. Жизнь ведь путешествие и путь.

– А ведь вы могли бы сказать мне это много лет назад, знаете ли. Избавили бы меня от уймы треволнений и трудов, – смеюсь я.

– А вот и нет, вы и сами понимаете, что должны были до этого дойти. Я видела, как вы преображались. Вы были моей пациенткой сколько? Десять лет? – спрашивает она.

– А кажется, что дольше, – невозмутимо говорю я.

Джейн бросает на меня один свой коронный пугающий взгляд.

– Не для протокола, но вы стали мне очень дороги, вот почему я здесь сегодня. Не как психотерапевт, а как друг, – говорит она, дотрагиваясь до моей руки.

– Это для меня многое значит. И надо полагать, – говорю я, накрывая ее руку своей, – это не будет стоить мне целое состояние?

– Нет, после десяти лет сеансов один получаете бесплатно, – смеется она.

Мы болтаем о наших отношениях за эти годы. Джейн теперь, вероятно, одна из самых близких моих подруг. Что положено говорить, когда знаешь, что видишься в последний раз? Джейн знает обо мне все. Абсолютно все. Мои надежды, мечты, грехи, сожаления, недостатки и проблемы. Она видела, как я смеюсь, плачу, улыбаюсь и тревожусь. И на протяжении разных кризисов она была константой в моей жизни. Она поддержала меня, выслушивая то, что я не могла сказать никому другому, никогда не судила меня, призывала к порядку, когда я вела себя неразумно, и, боже ты мой, время от времени выводила меня из себя… потому что всегда была права.

Во всем. Всякий раз.

Она – все, чем была бы моя мама, если бы еще была здесь.

– Как дети? – спрашивает она напрямик. Я люблю эту ее черту.

– Слишком малы, чтобы понять, что и благо, и проклятие разом, – отвечаю я. – Я прошу пускать их сюда как можно чаще. Обнимаю круглые сутки.

Джейн улыбается и кивает.

– Лучшее, что вы можете сделать. Они будут помнить вас, хранить воспоминания, которые вы им дали. Оставьте им предметы, на которые они смогут смотреть. Вы всегда будете с ними. Что с ними будет после вашей смерти?

Хорошо, что Эбони не слышит наш разговор, – с ней приступ бы случился. Ей не понять наших отношений с Джейн. Того, что нас связывает, нашей манеры общения. Мне нравится честность и жестокость наших «сеансов».

– Будут жить с Эбони. Мэтт, когда пожелает, может с ними общаться. Он вполне счастлив у себя в Дубаи, так что для них в его жизни там нет места. Они будут гораздо счастливее с Эбони, Уиллом и ребятами, папой… и Джейми.

– С Джейми?

– За последний год они очень к нему привязались, – улыбаюсь я. – Даже если… когда… ну, знаете… он встретит кого-то еще, мне все равно хотелось бы, чтобы он поддержал с ними контакт. Джейми был такой важной частью моей жизни.

– Да, он был, – соглашается Джейн. – Он вернул вас к жизни.

Мы улыбаемся друг другу, просто наслаждаясь моментом. Наша дружба была выкована за многие годы. Я, возможно, платила за отношения с ней, но в результате мы получили нечто совершенно бесценное.

– Ну, мне пора, – говорит она. – Я вижу, что вы без сил, и не хочу, чтобы явилась ваша сумасшедшая сестра и силой меня отсюда вытащила.

Я смеюсь, я и забыла, как хорошо она знает всех моих близких, пусть и не встречала их живьем раньше.

Джейн встает, набрасывает на правое плечо ремень бежевой сумочки от «Маллбери» и поправляет черный шерстяной шарф. Ее ярко-рыжие волосы, как всегда привлекающие взгляд, сегодня распущены, – резкий контраст в сравнении с тем, какой я видела ее раньше. Джейн сегодня не на работе.

Я делаю глубокий вдох, зная, что вот-вот заплачу. Это – одно из первых прощаний, которые мне предстоят, и я не могу справиться с ним. Мне это так чуждо. Лучше бы я умерла во сне.

– Джейн?

– Да, милая?

– Вы придете на похороны, правда?

– Ни за что не пропущу, – подмигивает она.

– Позаботься, чтобы они прошли хорошо, ладно? Не допустите, чтобы вышло жалко, ладно? – Я негромко смеюсь.

– Будут самые лучшие, – улыбается она.

Джейн садится на кровать и заключает меня в объятия, крепкие-прекрепкие, окружая меня любовью. Они длятся по меньшей мере минуту. Запах ее духов – один и тот же на протяжении всех этих лет – утешает меня настолько, что я не могла бы даже объяснить. Она сжимает меня так крепко, что моему хрупкому телу почти больно, но мне наплевать.

– Я никем не гордилась так, как вами, – шепчет она мне на ухо. – И ваша мама тоже вами гордилась бы.

Мое лицо расплывается в широкой улыбке, а глаза наполняются слезами.

– Спасибо, Джейн. За все.

Она смотрит на меня с улыбкой, в глазах у нее блестят слезы. Быстро собрав свои вещи, она уходит. Обернувшись в последний раз на пороге, она посылает мне воздушный поцелуй, и я улыбаюсь. Я хочу, чтобы она запомнила меня счастливой.

Глава 30

Настоящее время

Стефани

– Да нет, не так все было! – возмущенно восклицаю я.

Ну, настолько возмущенно, насколько у меня хватает сил в моем нынешнем состоянии. Дыхание у меня – со свистом и прерывистое. Руки и ноги так ослабли, что я едва могу ими пошевелить. Каждое срывающееся с губ слово кажется таким тяжелым, словно оно из стали. Если раньше я счастливо убивала часы, болтая с Эбони или какой-то подругой, отчаянно жестикулировала, тараторила и сплетничала обо всем на свете, теперь приходится обдумывать каждое слово, столько усилий требуется только на то, чтобы дышать.

Опираясь в кровати на подушки, я скорее полулежу, чем сижу. Изо всех сил цепляюсь за жизнь. Но, не поймите меня превратно, конец уже совсем близок, и я к нему готова. Я так устала, так бесконечно устала. Мое тело проиграло это сражение. У меня уже нет сил сердиться.

– Зачем же вы лжете, мисс Карпентер? Вы же доподлинно знаете, что первой начали строить мне глазки! – говорит Джейми, который нежно держит меня за руку, лежа рядом со мной на кровати. Наклонившись, он ее целует, не замечая бесчисленные пластыри, следы от капельниц и вообще увядший вид, какой приобрела в последние несколько недель моя кожа.

Наверное, мне следует быть благодарной за отпущенное нам время. Мы действительно получили год истинного, не омраченного чувством вины счастья. Это большее, на что мы могли бы надеяться. Каждый день я переживаю за дочерей и за то, как они справятся, когда меня не станет. Они будут расти без матери, а я знаю, как это тяжело. Я написала им письма, записала для них видео, остается надеяться, что они будут помнить меня. Я надеюсь, что они будут смотреть на фотографии и вспоминать меня как свою маму, а не случайно очутившуюся с ними на снимке женщину.

Конец уже так близок, что может наступить с минуты на минуту, поэтому я просто все время их обнимаю. С детьми четырех и шести лет не поговоришь о том, что «мама скоро умрет». Я несколько раз пыталась завести подобный разговор, но уже через несколько минут все заканчивалось слезами. Поэтому я могу только говорить им, что очень их люблю, и все вокруг тоже их очень любят. Такое ощущение, что я умру от разбитого сердца, что бросаю их еще прежде, чем меня доконает чертова болезнь.

Джейми был невероятен. После победы в конкурсе и получения премии и интернатуры он должен был много времени проводить в Лондоне. Естественно, он не хотел и заявил, мол, откажется от интернатуры, но я рассердилась от одного такого предположения и заставила его поехать. Как и ожидалось, его карьера на взлете, и я вне себя от радости за него. Последние месяцы его измотали: учитывая необходимость видеться с сыном, ледяные отношения с Хелен, уход за мной, его новую работу и вообще попытки со всем совладать. Но за все это время он ни разу не пожаловался – ни единожды. Он все еще улыбается мне той самой улыбкой. Его глаза все еще светятся энтузиазмом. Сердце у меня переворачивается всякий раз, когда я на него смотрю. Поверить не могу, что он мой. Наконец-то – ненадолго – но все равно мой.

– Джейми… – начинаю я устало.

– Да, детка?

– Ты никогда не думал о том, что было бы, если бы у нас хватило храбрости сойтись в те первые годы? – столько сил требуется, чтобы произнести эти слова.

Джейми приподнимается на локте и смотрит на меня.

– Непрерывно, – отвечает он. – Но тогда у меня не было бы Себа, а у тебя – Аделаиды и Эви, и сами бы мы не были теми, кто мы есть сейчас.

Я улыбаюсь. Конечно, он прав.

– Но, боже мой, как бы мне хотелось провести с тобой еще десять лет. Я убила бы за это. Нам столько всего еще надо сделать. Мы же только-только по-настоящему обрели друг друга. – Я чувствую, что на глаза мне снова наворачиваются слезы, а это плохо, ведь они отнимают много сил. – Джейми, я просто хочу, чтобы ты знал… – Я делаю паузу, чтобы удостовериться, что он это услышит, действительно услышит, ведь мне нужно, чтобы он это знал. – Моя жизнь стала лучше благодаря тебе.