Ей показалось, что у окруживших ее бедных женщин вот-вот закапает слюна с подбородка.

— И? — не выдержала Гейл.

— И… ничего. Я взяла «Туинки», это что-то вроде сладкой булочки, посмотрела на нее, а потом… положила на место. Дело не в том, что мне не хотелось ее съесть. Просто я не могла себя заставить сделать это. Я не была ни голодна, ни сыта, просто не могла сосредоточиться на еде. Еда казалась неуместной. То есть в ней не было необходимости.

И повезло же тебе, с возмущением подумали ее слушательницы, которые так и не поняли, в чем проблема.

— Моя проблема, — сказала Марина, — в том, что все мои проблемы остаются прежними, а у меня больше нет сил справляться с ними. Вот в чем моя проблема.

ГЛАВА 11

Весь июнь приемная «Перрико» являла собою красочное зрелище. Взвешивание внушало скорее оптимизм, нежели страх, и женщины впервые в жизни радовались приходу лета. Жара более не угнетала их. Теперь они могли носить одежду с короткими рукавами, не страшась полностью обнажить руки. Теперь они носили юбки без колготок, а при ходьбе ноги не терлись одна о другую, что раньше вызывало появление ноющих, незаживающих ран.

Выбор ткани был выражением их новой свободы. Теперь они предпочитали вертикальные полосы и набивную ткань с крупными рисунками, останавливали свой выбор (подумать только!) на лайкре и джинсовой ткани, а цвета полюбили белые и пастельные.

Они без умолку чирикали о своей новой жизни, новых ощущениях и, что неизбежно, о новых друзьях, которые вытеснили старых. Не одна старинная дружба расстроилась по причине того, что чаша весов неожиданно склонилась в ту или иную сторону. Старые друзья не знали, как разговаривать с этими новыми людьми, — они чувствовали себя неловко. Для них это было открытием.

Но одна тема в приемной была запретной. Никто не говорил о побочных эффектах, ставших проклятием их жизни с начала эксперимента. Большинство страдали повторяющимися время от времени головными болями, острыми желудочными болями, головокружением, тошнотой, полным набором физических недугов, которые служили предупредительными сигналами, указывавшими, что что-то не так. Каждая из них в утешение изобрела довод, будто проблемы связаны, вероятно, со снижением веса, а не с приемом лекарства. В конце концов, и лекарство могло быть мнимое, и тогда глупо было бы жаловаться на побочные эффекты.

Но никто и не собирался жаловаться на препарат. Иначе его больше не дадут.


Почти все женщины, собравшиеся в этой комнате, сбросили лишний вес, и, глядя на них, Дэвид Сэндхерст приходил в отчаяние, почти не поддававшееся утешению. Все дело в том, что только половине этих женщин дали оксиметабулин. Другой половине дали «пустышку», и не было абсолютно никаких причин, чтобы они сбросили хотя бы унцию.


— Ну что ж, вы похудели на полстоуна.

— Что еще? Сообщите мне хорошие новости.

Врач тщательно просмотрел данные.

— Все зависит от того, что вы называете хорошими новостями. Для некоторых любой диагноз, пусть даже самый ужасный, лучше, чем никакого. Если вы знаете, что с вами что-то не так, то можете хотя бы попробовать бороться с этим.

— Другими словами, со мной все так.

Рик откинулся назад, почувствовав и облегчение, и разочарование одновременно. Врач прав. Рик уже собирался было приписать свои безудержные, безответственные полеты фантазии опухоли головного мозга или какой-нибудь другой страшной болезни, которая растормошила его гормоны. Но все обстояло не так.

Головные боли почти наверняка были вызваны стрессом, так же как и потеря веса, и все другие симптомы. Рик коротко, неловко рассказал о своих разочарованиях в жизни. Врач с сочувствием рассмеялся.

— Мистер Гиффорд, да если бы была таблетка, которую я мог прописать против кризиса среднего возраста, то я бы прописал ее себе. В том, как вы себя сейчас чувствуете, нет ничего нового. Придумайте какое-нибудь новое развлечение. Отправьтесь с женой в романтическое путешествие. Играйте в гольф. Я именно так и делаю. Это пройдет.

Рик не сказал врачу, что чувствует он себя так уже давно. Раньше он контролировал свои чувства и держал их при себе, потому что такой он человек. Порядочный, разумный. У него жена и дети. Ответственность. Но с каждым прошедшим годом чувство долга все больше теряет в силе. Каждый день по дороге в офис он проезжает перекресток на трассе М4. И каждый день ему приходится крепче удерживать руль, чтобы рука плавно не повернула машину к западным графствам, к новой жизни.

Он пытался найти себе новое занятие. Ездил в романтические путешествия с женой. Но больше у него не было ни желания что-либо делать, ни решимости.


— Так сообщите мне хорошие новости.

Эмма сошла с весов, чуть не прыгая от эйфории. Ей не нужно говорить Дэвиду, насколько она похудела. С начала эксперимента она взвешивалась по меньшей мере три раза в день и знала точный вес и в фунтах, и в килограммах.

За три месяца она сбросила почти четыре стоуна и теперь весила меньше десяти стоунов — хороший вес для ее роста в пять футов десять дюймов, но выглядела она ужасно. Было очевидно, что огромное напряжение обезобразило ее тело. Сидевшее перед Дэвидом существо, похожее на сову, вызывало у него отвращение. Понятно, она сбросила лишний вес, но какой ценой? Она похудела так быстро, что кожа повисла на ее начавшей обретать очертания фигуре, точно сережки у индюка. Карманы застарелого жира как кулаки пристали к бедрам. Ее лицо осунулось настолько, что сделалось неприятным. Под глазами появились синие мешки, глаза налились кровью, хотя и сверкали.

Дэвид ненавидел эту женщину. Он понимал, что весь эксперимент вылетит в трубу, если она и дальше так же будет гробить себя. Скоро она вступит в царство болезненно худых, и тогда страшные слухи об «отсутствии аппетита» станут связывать с этим проектом.

— Эмма, вы нормально питаетесь?

Вопрос он задал утомленным тоном, зная, что она скажет неправду, ибо очевидно было, что она голодает.

— О, замечательно! То есть я помню, как вы говорили, что важно, чтобы мы продолжали жить той же жизнью, что и раньше. Замечательно!

Ее истерический энтузиазм был ответом потенциальной угрозе остаться без таблеток. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что ее могут вывести из эксперимента, если уличат в нарушении протокола.

— Знаю, я сбросила много лишнего веса, но, думаю, произошло это просто из-за моего естественного обмена веществ. То есть я предрасположена к тому, чтобы быть худой, и вашему оксиметабулину просто удалось нормализовать мой обмен веществ, изменив неестественный режим, в каком он работал, и теперь я стала тем человеком, которого создала природа. Вот вам и объяснение, почему все происходит так быстро, так ведь?

Дэвид не сразу нашел нужные слова.

— Меня немного беспокоит темп, с которым вы теряете вес, да и давление у вас довольно высокое. Эмма, должен сказать, что вы не очень-то хорошо выглядите, и если это из-за таблеток, то у меня действительно нет другого выбора, кроме как…

— Вы не можете отнять у меня таблетки! Не можете! Погодите еще немного. Клянусь, в следующем месяце у меня все войдет в норму, вот увидите. Я буду питаться нормально, и вы увидите, что все это естественно, что со мной так и должно все происходить. Да вы потом только обо мне и будете говорить.

Природная хитрость и инстинктивное ощущение того, что доктор Сэндхерст неискренен, заставили ее высказать еще одну мысль.

— Вы только подумайте, что произойдет, когда благодаря мне эта история распространится по Соединенным Штатам и Британии. У меня, как вы знаете, есть связи. Хотя бы один издатель попросит меня сделать из этого сенсацию, иначе и быть и не может. А именно я специалист по рассказам о похудении. А когда в СМИ узнают, что я и была подопытным кроликом… Вот это будет история! Да я буду востребована всеми дневными ток-шоу Запада с моими фото «до и после»!

Она посмотрела на него как на соратника и продолжила без намека на угрозу:

— Вы ведь хотите, чтобы я была на вашей стороне, так ведь?

Дэвид уловил решимость родственной души. Он знал, что она ни перед чем не остановится, лишь бы продолжать участвовать в эксперименте. Она твердо вознамерилась принимать таблетки, невзирая на то, какое действие они оказывали на ее здоровье.

Была, впрочем, одна лазейка, которая давала ему возможность отстраниться от вины за то, что он позволил ей продолжать и дальше губить себя. Если бы он точно знал, что Эмма принимает мнимое лекарство, что ее чрезмерное снижение веса можно приписать невротической вере в магию «пустышек», тогда бы он не отвечал за последствия. Репутация оксиметабулина и эффективность лекарства остались бы незапятнанными.

Но как ему узнать, что она принимает, когда секреты участников эксперимента столь тщательно защищены компьютерной программой, к которой у него нет доступа? Все данные были введены таким образом, что ни один человек не мог сопоставить имя участника эксперимента с видом выданного ему лекарства. Только по окончании эксперимента пароль активизирует список имен и перечень лекарств. По крайней мере, так было в теории. Дэвид знал компьютеры достаточно хорошо, чтобы понимать, что не бывает системы, в которую нельзя проникнуть, и если и есть человек, достаточно хитроумный для того, чтобы перехитрить машину, то это он. Он тихо рассмеялся.

— Что смешного? — спросила Эмма, сложив на груди руки в ожидании плохих новостей.

Дэвид брезгливо посмотрел на нее.

— Да так, кое-что вспомнил, к вам это не относится.

Он откашлялся и сделал вид, будто читает свои записи, прежде чем принять решение.

— Ну что ж, полагаю, попробуем еще месяц, а там посмотрим, как пойдут дела.

Эмма едва в обморок не упала от облегчения, когда он протянул ей белую упаковку с таблетками.