— Jamil jiddaan wamathalia. albari'a. 'uetiat li. (прим — Такая красивая и совершенная. Невинная. Отданная мне) — до меня не сразу доходит, что он говорит на арабском. Так его голос звучит иначе, чувственнее.

И тут мне по-настоящему становится страшно.

Я понимаю, к чему он клонит, к чему это все идет.

Но выхода я не вижу. Побег спровоцирует его на агрессию, а может и на разрыв договоренности.

Да и куда бежать? Разве что в пасть к акулам.

— Ты обещал мне: ничего не будет. Или наследник Анмара не умеет держать свое слово? — смело бросаю очередной вызов.

— Хм. А разве что-то происходит? Расслабься, tatlim. Ты же хорошая и послушная девочка, Лиса? Не сомневаюсь, что ты всегда чувствовала на себе повышенное внимание со стороны мужчин, — сквозь зубы, замечает Амиран. — Поэтому твое целомудрие заслуживает моего восхищения, — знал бы он, что мое «целомудрие» осталось у берегов озера, названного в честь него.

— Это всего лишь стереотип о красивых девушках. Не так много мне оказывали внимания или я его не замечала в силу своего воспитания, — бесстыдно лгу, опустив ресницы.

— И все же…, — Амиран тянется к цветку, доставая его из декоративной вазы. Лавандовый пышный пион на коротком стебле. — Не мог не вспомнить об этом. Как я уже говорил: быть первым всегда приятно. Все равно, что первым насладиться едва распустившимся бутоном.

Прикосновение лепестков цветка к моим соскам действует на меня как удар под дых и рождает болезненную пульсацию внизу живота одновременно. Какого черта?

— Хватит. Меня. Трогать, — тут же протестую я.

— Фактически, я даже не прикасаюсь к тебе, tatlim, — усмехается Амиран, щекоча шелком лепестков мои соски, кожу, грудь.

Сукин сын не лжет, ничего не скажешь.

Мне хочется плакать от бессилия. От полной безвыходности, и фатальности его «не прикосновений».

Боль, стыд, агония, немой крик…в груди расцветает целый букет сорняков из негативных эмоций, а внутренние мышцы в противовес этому, пульсируют все сильнее и чаще. Мое тело ощущает неприятную пустоту, с губ срывается предательский стон.

— Со мной безопасно. Это будет не больно, tatlim.

Нервно сглатываю, напрягаюсь всем телом и сжимаю бедра, ощущая, как цветок скользит вниз по животу, останавливаясь на лобке.

— Кажется, ты готовилась к нашему свиданию? — подлавливает Амиран, фиксируя взгляд на моих бедрах, где он вряд ли найдет хотя бы один лишний волосок.

— Нет, — некрасиво фыркаю я. — Я ухаживаю за собой для себя. И прекрати…

— Для себя? А это уже интересно. Как часто ты получаешь удовольствие от своих нежных пальчиков, tatlim.

Я мгновенно краснею, мне хочется провалиться сквозь пол и уйти под воду.

— Я? — переспрашиваю, пытаясь выиграть время. — У нас так нельзя, неправильно…

— Это не ответ на вопрос. Лгунья, — проводит губами по воздуху у моего виска, словно читая мысли. — Я думаю, после нашего первого свидания ты очень сильно хотела сделать то, что нельзя. Один палец или, может быть, осмелилась бы на два? А на три, Лиса? Что тебя остановило?


Я не понимаю, он меня дразнит? Издевается?

Виски болезненно рвет, сдавливает ток крови. Я испытываю острый недостаток кислорода, и подводное давление здесь не причем.

— Ничего подобного я не хотела. Амиран, хватит. Ты обещал, — еще раз напоминаю я. И напомню еще сотню раз, если понадобится.

— И я выполняю свое обещание, — Амиран успевает пройтись бутоном цветка по преддверию лона, прежде чем я сильнее сжимаю бедра. Это ощущается слишком приятно и сладко, и я не могу не прикрыть глаза, проклиная себя за эту слабость.

С выдохом сбрасываю все наваждение.

— Не надо, Амиран. Сказала же. Ты добился чего хотел? Я ложусь спать голой, на этом закончим, — резко отступая, я просто ложусь на постель и устраиваюсь на другой ее стороне, прикрывая себя шелковой простыней до подбородка.

На Амирана не смотрю, поспешив отвернуться к акулам и другим подводным чудищам.

— Может, побудешь джентльменом и поспишь на полу? — самонадеянно предлагаю я.

— Нет. Привыкай ко мне, tatlim, — Амиран прижимается к моей спине и бедрам. Умудрившись развернуться, бросаю на него предостерегающий взгляд.

Лучше в таком положении не становится. Амиран в отличие от меня, не спешит скрыть свои мышцы под шелком простыни.

К счастью, он хотя бы закрывает свои гипнотизирующие глаза, прекращая меня смущать.

Сердце бьется с перебоями, меня мучает страшная бессонница. Стоит лишь закрыть глаза, как я вижу разочарованное лицо Нейтана и мысленно умоляю его о прощении. Успокаиваю себя лишь тем, что скоро этот кошмар закончится, и мы будем вместе…все это стоит того.

Я просто боюсь засыпать, ожидая от Амирана каких-то действий, неумолимого вторжения за мою стену. И даже его размеренное дыхание не уменьшает градус тревожности и беспокойства.

В мучительном ожидании проходит часа два, но Амиран аль-Мактум, кажется, действительно спит и не собирается проверять наличие моего… «целомудрия».

Последнее, что я помню, становится образ огромной акулы. Клацнув острыми зубами у стекла, она ударяет по нему плоским носу, рождая в моей душе новый приступ паники.

Невольно я прижимаюсь к груди Амирана, ощущая, как что-то во мне неумолимо меняется.

Я действительно схожу с ума и, закрывая глаза каждый раз, вижу смутное воспоминание: моя маленькая ножка пинает башенку замка из песка, который для меня воздвиг Нейтан.

Глава 14

Амиран


Я открываю глаза через пять часов, абсолютно проснувшимся и полным сил. Не смотрю на электронный браслет. Это лишнее. Пять часов в сутки — необходимый минимум, чтобы плодотворно и энергично провести грядущий день, и мой встроенный временной радар работает вне зависимости от окружающего пространства, несмотря на то, что время в доме под водой течёт иначе. Точнее останавливается, замирает в синей неподвижной глубине.

Движения волн ощутимы только на поверхности, а тут внизу полный штиль.

Лучи солнца никогда не доберутся до дна.

Бирюзовая непостижимая мгла, спокойная и умиротворяющая, теплая тишина, нарушаемая ровным дыханием спящей в моих объятиях девушки.

Если бы Алисия знала, каких нечеловеческих усилий стоила мне вчерашняя сдержанность.

Если бы заглянула в мои сны…, то не жалась так доверчиво обнаженным беззащитным телом.

Доверие.

Горько ухмыляюсь.

Моя лгунья.

Но, кажется, мы оба облажались.

Касаюсь губами ее белокурой макушки, глубоко вдыхая сладко-цитрусовый аромат, запускающий мне под кожу знакомый жар.

В голубоватом освещении красивые черты лица моей строптивой избранницы кажутся уязвимыми, хрупкими. Сердце ускоряется, наполняя вены вожделением. Воздух мгновенно раскаляется. Ни миллиметра ткани между нами, ее упругая грудь опрометчиво прижата к моему торсу.

Я обещал тебе рассвет, tatlim. До него осталась пара часов... ты их не заметишь, и может быть,никогда не забудешь.

Я — точно нет. Мне долго пришлось ждать тебя, моя дикая девочка, но оно того стоило. Никогда в моей постели не было девушки прекраснее и желаннее.

Как простить и принять, что ты не ждала меня, tatlim?

Заставь меня забыть, убеди, что я не ошибся.

Касаюсь ее спины ладонью, невесомо спускаясь пальцами по выступающим позвонкам к голым ягодицам.

Позволяю себе насладиться невинными тактильными ощущениями, рисуя в воображенииоткровенно-бесстыдные сценарии на ближайшие два часа. Сложно остановиться на каком-то одном.

Хочу все сразу.

— Ты выдержишь, tatlim? — мое дыхание путается в длинных ресницах безмятежно и крепко спящей девушки. Реакции ее тела недвусмысленно рассказали, что она отчаянно нуждается в качественном и раскрепощенном сексе. Внешняя сексуальность часто бывает лишь приманкой, но не в этом случае.

Алиса Саадат источает чувственность и желание — оголённое, терпкое, грешное. И чем сильнее она пытается сдерживать себя, тем острее потребность и выше мои шансы дать ей желаемое.

Немного сдвигаюсь назад, увеличивая себе пространство для манёвра.

Хочу смотреть.

Пристально, жадно, алчно, не упуская ни миллиметра, ни секунды. Ни одного вздоха мимо, ни одного удара сердца, ни одной мысли.

Она ещё не знает...

Все мое.

Протянув руку, касаюсь беззащитно выступающих ключиц. Кожа на ощупь, как шелк. Нежнее, чем простыни под нами. Я рисую невидимые узоры на плечах, спускаюсь пальцами к ровно вздымающимся полушариям. Дотрагиваюсь до маленьких сосков, дразню, играю, превращая в твердые комочки.

Первый неровный вздох, трепетание ресниц.

Стискиваю зубы, задерживая дыхание. Кровь горячим потоком устремляется к возбужденному члену. Соблазнение дается сложнее, чем я предполагал. Настоящая пытка. Все внутри клокочет от потребности взять то, что и так мое. Никогда не тратил столько времени на прелюдию. Прелюдией обычно являются короткие четкие приказы, которые я отдаю девушке относительно позы, в которой собираюсь ее трахать.

Я не нежный, внимательный любовник. Нет. Ни разу.

Для меня это в первый раз. Я так хочу. Особенная ночь, особенная женщина.

С титаническим терпением медленно поглаживаю камешки сосков, обводя по кругу, несильно пощипывая, наблюдая за пробуждающимися реакциями. Приоткрытые губы, участившееся дыхание, крошечные мурашки, рассыпающиеся волнами от прикосновений моих горячих рук.

Отзывчивая девочка, страстная. Ее телу определено нравятся мои руки. Просто смотреть и прикасаться становится невыносимо. От напряжения меня бросает в пот, сердце молотом отбивает ребра. Я придвигаюсь ближе, активнее лаская девушку. Алиса прогибается в спине, подставляя грудь моим ладоням, сжимает бёдра.