Александр механически ответствовал в том же стиле, в каком только что ворковал с карпом:

— Мы очень любим кекс с изюмом. Мы его будем клевать пъямо из ючек хозяйки… Вы кто?

Ларин горько помахал букетом в воздухе.

— Так, никто. Жалкий работодатель одной вероломной девицы. Не обращайте внимания… Егор. Идите, клюйте кекс прямо из ручек хозяйки!

Александр серьезно кивнул.

— Хоёшо. Егор пъяголодался. До свидания.

И закрыл дверь, костлявое чучело.

Женя медленно спустился по ступеням. Сейчас перед его мысленным взором проносились все романтические герои мировой литературы. В детстве легкомысленный Женя не понимал, с чего это они так убиваются из-за этих Лорелей и Аделаид.

Сейчас он понимал все.

Зеленоглазое чудовище — Ревность — взмахивало над его головой черными крыльями, и было у чудовища лицо Полины Зимы.


Первой его мыслью было заблокировать карточку, но Женя взял себя в руки. Он же не для себя Полину собрался превратить в человека, ему просто нужна секретарша, а не пугало огородное. А то, что это пугало живет вместе с еще одним пугалом — это их, пугальские, проблемы. Если же в понедельник он не увидит результат… Вылетит Полина с работы, ясно?! Без выходного пособия!

Мрачный, как туча, он вошел в свой новый кабинет и рухнул в кресло, задрав ноги на стол. Эта привычка осталась, вроде бы, в прошлом, но последствия стресса разбудили генетическую память, не иначе.

На надрывающийся телефон он смотрел очень долго, пока не сообразил, что одной силой мысли звонки не остановить. Протянул руку и взял трубку. Собственный голос прозвучал в ушах похоронным звоном.


— Алло. Добрый. Говорите, что хотите, мне все равно, я автоответчик.

Из далекого треска и гула вылущился жизнерадостный голос человека, которого Ларин никак не ожидал услышать. Степан Громов, собственной персоной! Лесоторговец, миллионер, сквернослов и пьяница, деревенщина, не снимающий свои сапоги даже во время посещения Оперы. Муж знаменитой наездницы и заводчицы лошадей, Элеоноры Белинской. Друг и ученик Старого Змея Ларина. Наконец, человек, который двадцать два года назад научил маленького тщедушного Женю драться «по-уличному», чтобы не обижали старшие мальчики в закрытой элитной школе.

— Эй, балбесик, как твои дела?!

— Дядя Степа, я ужасно рад тебя слышать! Нормально мои дела. Терпимо. Могли быть лучше. Не очень…

— Так и скажи — хреново! Что с тобой? Устал копить денежки?

— Ага. До смерти.

— Понимаю, малыш. При твоей любви к работе… Шучу, наслышаны о твоих успехах. Жена постоянно читает бюллетени компании. Не женился?

— Нет!!! И не женюсь никогда.

— Дело твое, хотя многим нравится. Слушай, такое дело. У моей на следующей неделе юбилей, она хочет собрать близких друзей, и тебя — по неизвестной мне причине — включила в их число. Не хочешь отряхнуть городскую пыль с ног своих и приехать на недельку к нам?

Евгений мрачно скосил глаза на экран компьютера. Обед с «Петролеум»… Совещание в Москве… Презентация в Питере…

А ну их всех!

— С удовольствием. Спасибо за приглашение. Подскажи, что подарить Эле?

— Новое седло, как всегда, сделает ее счастливой. Не знаю, спроси у подружки.

— Нет у меня подружки…

— Да ладно! Не может быть! Ну и черт с ней, приезжай один, найдем из местных. Наши девчонки вашим не чета. Короче, со среды ждем.

Женя повесил трубку и мстительно свернул окно на экране. Все такие умные… вот пусть тут и крутятся, как хотят!


Вечером Полина сидела в кабинете доктора Приходько и взахлеб рассказывала о своих ощущениях от посещения салона и бутика. Доктор ласково кивал и что-то помечал в таблицах, лежавших перед ним, а потом неожиданно поинтересовался:

— Скажите, а этот Александр… он не ухаживал за вами?

Полина немедленно сбилась и покраснела.

— Ой, что вы! Потом, он же абсолютно помешан на своих рыбках, это же видно.

— То есть его вычеркиваем…

— Откуда?

— Из списка ваших потенциальных жертв.

— Как… ких жертв?

Доктор подался вперед и проникновенно уставился в глаза розовой и хорошенькой Полине.

— Хотите навсегда избавиться от своих проблем? Так слушайтесь меня! Вы за четыре дня совершили гигантский скачок. Передо мной сидит симпатичная девица, с фигуркой, с личиком, с ножками…

— Доктор, я…

— Но мои планы простираются дальше. Эту девицу все еще легко смутить, сбить с толку, невольно обидеть — и тогда прежняя закомплексованная старая дева вернется обратно. Хотите, чтоб она вернулась?!

— Нет!!!

— Ответ правильный. Вот вам окончательный рецепт вашего выздоровления: с завтрашнего дня мы с вами будем по телефону говорить обо всем, самом для вас немыслимом и стыдном. Об отношениях между женщиной и мужчиной. О вашем первом сексуальном опыте. О ваших бойфрендах. Об измене и разочаровании.

— Но я не…

— Молчите. Я не позвоню вам больше. Вы позвоните мне сами, завтра. Если действительно хотите, чтобы все кончилось.

— Я хочу, но…

— А в понедельник на работу придет холодная и властная покорительница чужих сердец. Ее будут звать Полина, просто Полина, без всяких фамилий. И задание у нее будет только одно: свести с ума мужчину, который раньше не обращал на нее ровным счетом никакого внимания. Если это удастся — значит, я хороший специалист, и вы полностью здоровы. Если нет… говорят, неудачный опыт тоже не бывает бесполезным. До завтра!


Ночь она, разумеется, не спала. Ворочалась без сна, пиная кулаками подушку. В голове проносились странные, чужие, совсем новые для нее мысли и воспоминания… нет, воспоминания как раз были очень даже ее. Даже чересчур ее. Если вы понимаете…

Для викторианской эпохи она была вполне пригодна. Скажем, в роли бонны или приживалки. Учитывая изменения во внешнем облике — даже в роли подружки романтической героини, бедной, честной и до ужаса неинтересной потенциальной старой девы.

В эпоху великих королей и европейских революций амплуа у нее было бы, пожалуй, то же самое, а вот по сути… Тогда девственность и целомудрие практически вообще нигде не встречались, даже в монастырях. Что же… ну да, пуританские женщины славились строгостью нравов, но ведь и к институту брака подходили столь же сурово: если ты не готова стать женой и матерью, то зачем ты нужна на этой земле?


Начало двадцать первого столетия, на которое пришлась юность девушки, вообще не относилось к этой проблеме, как к проблеме. Самой собой подразумевалось, что на выпускном балу в школе соотношение девиц и не-девиц колеблется в пределах «один к пяти — один к четырем», да и то благодаря такой уловке человечества, как петтинг. СОВСЕМ уж ничего не знающих о сексе девушек не бывает — так, по крайней мере, утверждает статистика, а статистика знает все.

Однако согласно той же статистике, на каждое самое незыблемое правило находится хоть одно исключение, и Полина приняла эту неблагодарную роль на себя.

В школе за ней никто не ухаживал, тут и вспоминать нечего. Обо всех физиологических тонкостях собственного развития она узнала из книги, которую выкрала из маминого книжного шкафа. Читала она исключительно в туалете, поздней ночью, смущаясь и краснея отчаянным багрянцем праведницы, сознательно совершающей грехопадение.

Интересно, что Галя, несколькими годами позже достигшая того же состояния, нимало не смущалась и осмеливалась обсуждать — О УЖАС! — собственную физиологию с мамой за завтраком. И книга Гале не пригодилась, она и так все откуда-то знала. Вероятно, и про секс тоже.

Да, так вот. Секс. Теоретические познания у Полины имелись, куда ж без них в наше-то время, да при уровне развития наружной рекламы! Фильмы, опять же. Только вот девушка единственная из всей семьи, как дура, бочком выходила из комнаты, когда начинались сцены с «обнаженкой». Таким образом, секс для нее долгое время ассоциировался с пыхтением, сопением и невнятными фразами типа «О да! Нет! Да! Не останавливайся! Я хочу быть твоей (твоим) в эту ночь!».

С точки зрения логики, это было не вполне нормально, так как несколько суживало сферу духовного общения при означенном процессе, а это неверно, так как всем известно, что любовь — это прежде всего духовное единение двух человек. Неужели Байрон и Пушкин тоже ограничивались междометиями? И что в таком случае сподвигло их на создание бессмертных строк о любви?

Маму спросить было стыдно, папу — немыслимо, брат — сами понимаете, а сестра — о, к Гале Полина не обратилась бы даже под пыткой. При нулевом интеллекте та обладала воистину звериным инстинктом на возможность уязвить и унизить любое существо женского пола, особенно старшую сестру. Полину она считала позором рода человеческого, относясь с презрительным пренебрежением. Нет, Галина здесь никак не годилась.

К двадцати одному году, в сексуальном плане Полина оставалась чиста и невинна, как дитя, причем дитя, выросшее не в городе, а в деревне, да еще и полной сиротой. В училище она — к удивлению однокурсников и однокурсниц — действительно училась, потом были курсы, на которых было тем более не до романов. Придя же в компанию, Полина и захотела бы — не смогла заинтересоваться подобным бесстыдством. Зверь по имени «Профессиональная Этика» был, правда, в значительной степени укрощен самим Нагоричным, женившимся на собственной сотруднице, но ведь и они предварительно уволились, а потом уже… того-этого… Нет, ну, наверное, того-этого еще до того, как уволились, но… В общем, ясно. Никому не позволено крутить шашни на работе.

И тут это дикое задание доктора Приходько! Заинтересовать того, кто не обращал на нее никакого внимания. Разбить ему сердце. Стать холодной и бессердечной красавицей, равнодушно переступающей через корчащиеся тела страдающих мужчин. Смешно!