Но её видели. Почти не тронутая загаром кожа, ночью какзалась еще белее. От движений её рук на спине медленно двигались лопатки, а капельки воды, падая с волос, быстро стекали по позвоночнику, убегая в выемку ниже поясницы. Он мучался, но не мог не думать о тех местах, которых сейчас касается это полотенце

Он боялся отвести взгляд. Пошевелиться. Вздохнуть.

Если она обернется — всё пропало. Он здесь не нарочно, но она не простит.

Однако, не обернулась. Одинцову паказалось, что прошла вечность, но на самом деле, быстро промокнув себя полотенцем, Лена натянула ночную сорочку и принялсь навешивать мокрый сарафан на стульчик.

Переждав несколько секунд, начальник подал голос.

— Елена Владимировна, — это прозвучало, так неестественно хрипло, что Лена подскочила от испуга. Начальник прокашлялся.

Она смотрела на него и думала, ну почему он опять видит её в ночной одежде? Он смотрел, и молил все высшие силы ниспослать ему терпения.

— Елена Владимировна, — повторил Борис более мягко, приближаясь вплотную. Одну лодонь он приложил к её щеке, а другой наглым образом провел по её бедру — Быстро в теплый душь. Ты вся холодная.

Не сразу сообразив, Елена таки отмерла, и схватив сумку с вещями побежала внутрь дома.

Влетев в ванную, она закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Дотронулась до своей щеки. Она правда была холодной, настолько, что не успела впитать тепло его руки, но ощущение все таки осталось. Девушка поймала в отражении свою глупую и счастливую улыбку.

Глава 7

Если бы на маленьком приусадебном участке семейства Одинцовых этим утром снимали кино, то саунтреком к такому триллеру стала бы бессмертня мелодия из оперы "Кармен"

Там-там-та-рам. Та-рам там-та-рам…

Несмотря на открывшуюся взаимную симпатию, начальник и помошница по по какому-то обоюдному, молчаливому согласию сегодна друг на друга — обиделись!

Борис Олегович решительно распахнул калитку, ведущую с огорода. Его брови грозно хмурились, лицо было мрачным. Сегодня Одинцов надел брюки и рубашку, демонстрируя свой настрой на непосильный рабочий лад.

В свою очередь, дверь дома распахнулась.

Его, ледянящие душу неискушонного работника, глаза встретились с её гневным, полным праведного негодования взглядом. Он прищурился. Елена Владимировна гипнотизируя его, скривила губы в своей особенной, много-проблем-обещающей улыбке.

На незаменимом работнике была фривольная черная маечка и длинная цветастая юбка с разрезом, демонстрирующим её полное "пошел ты…" на его рабочий лад.

Постреляв глазами, они синхронно двинулись к летней кухне (дефис) временному офису.

Пока Елена с достоинством королевы спускалась по ступенькам, её юбку трепал нежный ветерок, точно обрисовывая изгибы ног. Пока Борис походкой хщника приближался к столу, под его рубашкой напряженно перекатывались мышцы.

Ноутбук открыт. Работа закипела.

***

— Кажется, будет гроза, — полушепотом сказал дед Василий, опираясь на калитку и поглядывая на небо.

— И у грозы будут жертвы, — тихо заметила Люда, нервно отпивая молочко прямо из банки, явно ощущая себя слабым звеном в этой излишне работоспособной цепочке.

***

Личное сообшение: " Леночка, вам в маечке не холодно?"

На шефа бросили недовольный взгляд из-за экрана.

"Леночка — это он специально…"- подумала помошница.

ЕВ: " Нет. А вам, Борис Олегович, не холодно? На вершине своих маральных принципов?"

Отбила она пальчиками по клавиатуре. А что? Не хочет напрямую разговаривать — не надо.

"Это нам отповедь припоминают…"- подумал Борис.

БО: "Какое огорчение! Ваш сарказм, как удар в моё сердце… По-ласковее надо быть с начальством…"

ЕВ: "Принимайте такой, какая есть… и успокоительное"

"Крапива Владимировна…"- думал Борис, украткой улыбаясь.

"Балбес Олегович…"- думала Лена, поджимая губы.

Они просидели "За работой" до самого обеда, играя в "у кого спина прямее" и "кто кого пересидит, то и работник месяца", пока Василиса Егоровна с угрозами не загнала их домой.

***

— "Люблю тебя не могу, но жить с тобой не хочу", — прокоментаровал Егор, сидя на лавочке у сарайчика.

— Как романтично, — прошептала Люда, глядя как после третьего "после вас, дорогой директор", Борис собственноручно запихивает Лену в дом.

Егор по доброму улыбнулся, погладив людмилину руку.

***

— Боренька, — Василиса Егоровна нежно погладила внука по макушке, — сыночек, надо в старый дом сходить, малину собрать.

— Сейчас иду, — ответил Боренька, сворачивая чистые полотенца.

— И Леночку с собой возьми, — с капелькой надежды в голосе попросила старушка, сверкая лучистыми глазами.

— Возьму, — уныло буркнул Борис.

***

Старый дом Одинцовых стоял на краю деревни, собственно кроме малинника и старого сруба, там больше ничего и не было. (Ну, может земельный участок, чисто юридически).

Всю дорогу Борис пытался разговорить свою Крапиву, и кажется, она даже немного оттаяла.

" Не дрейфь, Ленка! Сей час мы ему покажем… — суетились тараканы. — Ты только примани чуть-чуть!"

Как только молодые люди добрались до малинника, маленькие нарушители женского мозгового спокойствия приступили к делу.

" И та-а-ак! — орал какой-то самопровозглашенный таракан в треуголке как у Наполеона (кажется его когда-то звали Азарт) — Операция начинается!"

"Давай, Ленка! — орали остальные — Давай собирай малину, одну ягодку в ведро, другую в рот… Да зачем ты ладошкой запихиваешь?! Пальчиком, чтоб губы было видно!… Теперь ещё раз! Прям, чтоб сок потек!"

"Ребята, — нерешительно взмолился маленький тараканчик (вроде Совесть) — может не надо…"

"Надо!!! — рявкнули на него всем тараканьим скопом. — Давай, Ленка! Сейчас мы ему отомстим за нашу головомойку!"

"И за море!" — пропищали нервы

"За море! За отпуск! — орал таракан-Наполеон — Вон какой разрез на юбке — пользуйся! А ты присядь, внизу тоже ягоды растут!"

Под конец сбора малинового урожая Борис Олегович сам был похож на малину, причем на ту, что в самом дне ведерка. Красную и помятую.

Слизнув с пальчиков остатки ягодного сока, Лена спросила

— Ну что, идем?

— Да, одну минутку, Леночка — ответил Борис, глядя на помошницу нечитаемым взглядом.

Он медленно приблизился. Она попыталась отступить, но позади был колючий кустарник. Начальник проподнял её подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза и замереть. Глядя в это пульсирующий темный омут, её сердце сорвалось с поводка и пустилось вскач.

— У вас… на лице, — прошептал он в её губы. И поцеловал.

"Офигеть…"- дружно выдохнули тараканы.

"За что боролись, на то и…" — прокоментировала полудохлая Совесть, но её задавили дружным "тсссс".

Руки девушки непроизвольно обняли его плечи, запутались в волосах. Горячие губы отвечали на поцелуй со всей страстью. Он гладил руками её спину, заставляя трепетать. Когда он, настойчиво целуя шею, спустился к груди, она сладко всхлипнула, требуя продолжения.

Небо резко полоснула молния, так, что они вздрогнули. Все ёще обнимая её плечи Борис чувствовал, как по его спине забили холодные дождевые капли. Оглушающе громко прогремели в небе грозовые тучи. Он посмотрел в затуманенные глаза своей помошницы, в последний раз чмокнул её в приоткрытые губы. И схватив ведерки с малиной, быстрым шагом повел девушку домой, под пролевным дождем.

***

Теплый летний вечер нежно ласкал чистые после дождя травы и листочки. В почти просохших лужах играли солнечные блики.

Борис Одинцов сидел на крыльце, обхватив голову руками. У его ног стояли ведерки полные спелых ягоды. Малина намокла от дождя и по всему двору растекся сладкий аромат лета.

— Боренька, — позвола Василиса Егоровна — вы уже вернулись? А мы у тети Гали сидели. Ой, ягод сколько, сей час чаёк поставлю.

По склоненной голове и безразличному лицу, Василиса Егоровна сразу поняла, что что-то случилось. И, многозначительно поглядев на мужа, оставила мужчин одних.

— Что внучок? — дед Василий внимтельно посмотрел на парня.

Борис опустил руки и поднял на деда почти красные глаза.

С крыши падали одинокие капли дождевой воды.

— Она уехала, — произнес он безжизненным голосом. — Кажется, навсегда.

Глава 8

Дед с внуком присели на скамейку. Борис держал голову, опираясь на колени, дед Василий потирая колени, облокотился на свою тросточку…

— Уехала, — проговорил Одинцов в землю.

— Даа… бабка твоя от меня тоже уезжала.

Борис удивленно поднял глаза.

— Быть не может.

— Не может, а было, — дедушка прислонился спиной к стенке сараюшки — Она тогда все в учителя готовилась. Вот видать в книжках своих и начиталась. Девчата вечно в книжках начитаются, а нам потом страдать, — старик хрипло рассмеялся — Говорит мне: ты, говорит, Василий, человек хороший, честный, правильный. Я это, говорит, в людях ценю. Я спрашиваю "Ну так, что ж?". А она: А то, что ты на поступок не способен. "На какой, говорю, поступок?". Ну, на ПОСТУПОК, чтоб он в тебе все тело и душу сотряс, и чтоб ты понял потом — вот после этого, жизнь моя не напрасна. Ну, это она, конечно, про родину говорила или про гуманизм.

Дед вздохнул.

— И что? — спросил Боря.

— И уехала. В город, в общежитие. Педагогический заканчивать. И понял я, что сама не вернется.

— А как же…

— А так, я через день купил билет на поезд и поехал за ней. Нашел общежитие. Там пред ним клумба была, так я из нее все цветы вырвал, в рубашку запихал, и полез по трубе, потому что, кто ж меня в женское бщежитие пустит? До третьего этажа долез, я ведь и комнаты её не знал. Думал почувствую, ага… кроме коленок трясущихся ничего не чувствовал. Повезло, она у подружки сидела. Как увидела меня в окне, чуть в обморок не упала. Мне тут же раму открыли, а я и на подоконник влезть не могу. Ноги ватные. Колотушка все тело бъет. Я ведь высоты до смерти боялся… Она говорит мне что-то, а я не слышу, цветы из рубахи вынимаю и дарю. И все бы ответить что-то, да не могу. Смотрю как она чуть-чуть губами улыбается и сам, как ребенок, радуюсь…. Она меня потом из милиции встречала.