— Хорошо, — захихикала Лера. — А меня научили дельфинировать! — важно добавила.

— Дефилировать, красотка, — я поправила Леру, и почти сразу за спиной снова стала громче слышна музыка, а следом опять тише. Я оглянулась, посмотреть, кто вышел и увидела перед собой Ангелину, неловко топчущуюся в трёх шагах от меня.

— Лер, — мой голос надломился. Ангелина снова вздрогнула, не отпуская меня с прицела глаз.

На горле точно удавка стянулась. Я поняла, что не смогу говорить с мамонтёнком при её матери.

— Созвонимся попозже, ладно? — выдавали на силу.

Лере там явно не было скучно и она без лишних вопросов отключилась, уже заливаясь смехом. А вот её родная мать — не смеялась. Смотрела на меня в упор, не решаясь начать разговор.


— Это… Лерка, — озвучила я очевидное, чтобы не слушать тишину. — Она… с мамой… моей… — тотчас показалось, что я закапываю себя всё глубже.

Ангелина молча кивнула, подошла к краю террасы и облокотилась о перила. Ветер заиграл с её волосами как и с моими. И теперь мы стояли рядом, точно две замершие статуи.

— У вас с Ромой всё так серьёзно? — наконец заговорила она.

— Н-не… — брякнула, сама не зная точного ответа.

— Не притворяйся, никому не скажу, — буркнула она.

— Не знаю, — секундами погодя призналась я. — А моя мама… — запнулась, раздумывая, как верно объяснить ситуацию, — просто в качестве няни, а не новой бабушки. — Прозвучало как-то до ужаса горько, и Ангелину от моего тона просто передёрнуло.

— Уверена, что так и есть! — усмехнулась она. Опять умолкли. Смотрели с террасы на прибрежную линию, закат…

— Твоя мама, с моей дочкой… — словно пробовала на вкус Ангелина. — Ты ей доверяешь? — косой взгляд на меня.

— Нет, — призналась как на духу. — Но и тебе я бы не доверяла, — пояснила мысль.

— Не доверила бы… — ещё тише шепнула Ангелина, опять глядя вперёд. — Чёрт! — Повернулась спиной к перилам и положила на них локти. — Я… Ты наверное такой сукой меня считаешь, — горько хмыкнула. — Представляю, что тебе Рома наговорил…

— Считаю, — совершенно искренне кивнула я. — Рома ничего не говорил, а Леру мне жаль, потому что я росла примерно в такой же ситуации. В смысле родители есть, но по сути меня никто не воспитывал. Мама… кукушка, иначе не скажешь. Вбила себе в голову, что главное, чтобы была еда на столе, а остальное — детали в жизненном механизме, — теперь и я усмехнулась с горечью. — Она капитально недоедала в детстве, вот и решила, что я так жить не буду, вот только времени, совмещать обеспечение и воспитание, не хватало и она решила… Меня в ясли — сама работать. Я болею — меня к соседке/подружке/бабушке. А папа хвостиком за мамой. И самое смешное, — я на миг умолкла, понимая, что наверное зря раскрываю свою душу и выставляю на обозрение незнакомому человеку своё сокровенное и детское, но поделиться хотела. — Самое смешное, что когда начинала плакать, они все говорили: “Ты — плохая девочка! Мама — старается, а ты ноешь!”, - дёрнула плечом, потому что было тяжело об этом вспоминать. — А я не понимала, чем киндер-сюрприз лучше мамы. — Мы опять умолкли. Я о своём думала, Ангелина о своём, но думали на тему… Поэтому я озвучила свои умозаключения:

— Знаешь, лет до семи всё было оправдано. Папу уволили из армии, как и у многих тогда денег не было… Он был в звании никаком. Пенсии никакой. Будущего никакого и крутиться было нужно! Но что потом? Мама не остановилась, даже когда всё было хорошо! Ларёк на рынке превратился в отдел. Отдел в шоу-рум, шоу-рум в сеть. Инста в сайт. Мама так и не вернулась ко мне, — опять повисла задумчивая пауза. — А теперь она играет с Леркой, будто знает что это такое! — смех через скупую слезу. Вот так я вылила всю боль и обиду за детство на чужого человека.

Руки Ангелины чуть дрожали, и она вся страшно напряглась. Тряслась и часто дышала, а потом ушла с террасы.

Я уже думала, что всё, довела человека душевными терзаниями, но Ангелина вернулась с двумя бокалами вина. Неприлично полными — до самых краёв.

Глава 27

Кристина


— Чтобы дважды не ходить, — буркнула она. Вручила мне один и кивнула на лавку близ ограждения, с видом на море.

— Мама сильно болеет, — только мы сели, чуть помолчали, пригубили вино, как Ангелина вытерла щеку тыльной стороной ладони и заговорила. — Сильно и долго. И она… замечательная. Не такая как твоя… — косой взгляд на меня.

— Ирония какая, — я перевела дух и сделала большой глоток.

— Ага… — едва заметно кивнула Ангелина и тоже отпила. — Мама добрая и умная… А я выросла тупицей. Ничего не умею. На самой простецкой работе… — запнулась, и видимо не найдя подходящих слов, мотнула головой:

— Словом никогда ничего не могла. В школе ещё поняла, что глупая, как пробка. С тройки на двойку. Подружки мои такие же были, только им могли позволить оплатить песни-пляски, а я только смотрела на них. В итоге даже в стриптизерши не возьмут… смешно, — горько усмехнулась и глотнула алкоголя. — А подружка-Ленка отходила в образцовый танцевальный коллектив эстрадного танца и третий год крутит жопой. Тачку купила, даже не давала никому! — опять на меня глянула, будто эта фраза была очень значимой и показательной. Как-то так вышло, что я приняла этот взгляд за сарказм и тихонько засмеялась. Ангелина тоже. Так и сидели хихикали, пока я не кивнула, призывая продолжать. — Гордиться нечем, но это лучше чем то, что делаю и делала я… В общем, — короткая пауза, — мама болела. Всегда. А ещё были долги… Господи, это я ещё мягко их называю! — посмеялась так, что стало ясно — чтобы не разреветься. — Мы брали кредит за кредитом в надежде, что вот-вот всё закончится!.. В итоге — долговая яма! Банкротство! Рецидив…

Всё же подбородок Ангелины задрожал.

Я очень сильно захотела, чтобы она замолчала. Слишком плохо её история звучала. Слишком безысходно.

— А мне восемнадцать, — отпила вина, явно чтобы заглушить крик души. — Тогда к нам и приехала «помогать» тётка. Сука! — с чувством. — Короче, эта сука, сказала моим родителям, мол, устроит меня в городе на работу. Относительно нашего городка — в большом городе, и зарплата будет хорошая, хоть работка и пыльная. В цех… «Программы-Рекламы». Родители всегда хотели, чтобы я начала жить своей жизнью и уехала из нашей дыры, а я даже в вуз не поступила. Меня радостно провожали. А уже в поезде… тётка рассказала свой идиотский план. Подложить меня под гендиректора всеми правдами и неправдами, и разыграть, как она сказала, классическую женскую штучку. Знаешь такое? — беглый взгляд на меня и желчная улыбка. — Я беременна, а после свадьбы: Ой! Рассосалось! — в блондинке пропадала актриса. — Я отказалась, — удивила признанием Ангелина. — Тогда тётка трое суток в поезде день и ночь твердила, что я бесталанное, бесполезное существо! Безмозглая дура, и что всё равно в большом городе стану проституткой. А тут предложение чистое! Можно и согласиться…

— Значит, согласилась, — догадалась я. В восемнадцать, несчастная девчонка, наверное даже не понимала, что происходит толком.

— Согласилась, — кивнула безрадостно Ангелина и почти осушила бокал. — Только с уговором, что это ненадолго и только ради денег на лечение. Никаких денег на другие нужды. А тётка заявила, вот увидишь, тебе понравится! — опять повисла пауза. Я не знала, нужно ли что-то сказать или нет, будет ли продолжение, но и спугнуть мысль не хотела. Разговор принял тот оборот, когда жизненно важно услышать всё до конца.

Ангелина улыбнулась:

— Ромка был молодой, впечатлительный творец… Когда я пришла в цех, такая вся юная и воздушная, он почти сразу влюбился. Хотя как понимаю, никогда не был ветреным и быстрым. Полагаю, на него подействовало моё не городское поведение и то, что тогда я… скромнее что ли была. Проще… В моде “деревенский стиль”, - так однажды пошутил один из его “дружков”, за спиной Ромки он и пытался ко мне под юбку залезть, полагая, что деревенские не отказывают! Отказала, вот он и пустил хохму. Ну и плевать! Главное у меня с Ромкой получилось. А потом, как по сценарию: “Ой, я беременна!” Он не отнекивался, не предлагал сделать аборт. Как честный парень сделал предложение. Ура, свадьба!.. — безрадостно порадовалась Ангелина. — И карма, сука. Две полоски, — прижала руку щеке и ненадолго замолчала. — Я не хотела ребёнка, — убила признанием. — Никогда! — очередной выстрел. — Для меня, выросшей в бедности и нужде — ребёнок был главным страхом. Долги родителей — лучшая контрацепция, я до Ромы ни с кем и никогда, просто чтобы не залететь. Потому он и не усомнился… Я с юности вдолбила в голову, что ребёнок — плохо. А Рома-то считал, что я его одного-единственного ждала, я же — была максимум влюблена. Секса боялась… Всего вообще боялась. С самого начала жалела, что ночью не сошла с поезда в какой-нибудь глуши. В общем, тогда я пришла к Роме, рассказала о маме — что болеет, что я боюсь рожать… Он тут же оплатил лечение и долги. Бл*, вот такой грёбаный герой! — сглотнула яд. — Отдавал всё, что было, а тогда ещё денег было меньше. И сказал, что даже если я ребёнка не хочу, он — хочет. И воспитает. И всё будет хорошо! И он поможет.


Я и не думала, что Кирсанов ещё лучше, чем о нём думала. Он не герой… Чёрт! У меня даже нет подходящего эпитета, чтобы найти ему точное описание.

ЧЕЛОВЕК!

МУЖЧИНА!

Да, наверное, именно так, в моём представлении и выглядел идеальный Мужчина и Человек!

Моё восхищение им перевалило за границу нормального. Я уже его боготворила…

— И я рожаю, — продолжила Ангелина. — И сразу, блин, послеродовая депрессия! — последним глотком осушила бокал. — Те, кто в неё не верит, не знают, ЧТО ЭТО ТАКОЕ! Я на руки Лерку взять не могла… — не без отвращения и, как поминала, к себе и своим поступкам. — И я так боялась… Я сама была ребёнком в теле женщины… Тётка притащила какие-то таблетки «из под полы». Я стала принимать. В итоге стала рассеянной, подавленной, вспыльчивой, истеричной. Когда разбила очередную тарелку, сказала Роме, что устаю. — Опять пауза. — Не поверишь, он нанял помощницу, Екатерину Сергеевну, — дёрнула неопределенно плечами. — Знаешь, какого это жить с человеком, которого не заслуживаешь? — и посмотрела на меня в ожидании. Я бы кивнула, но ответа бывшей Кирсанова не требовалась. Она его знала. — Во-о-о-от, — цыкнула расстроенно. — Становилось только хуже. Тётка давила на мозги: “Бери больше, а то он тебя, воблу, скоро вообще бросит! Кому ты такая жалкая нужна?” Я стала себя ненавидеть! Его! Лерку. Тётку… А вместо лечения получала непонятные таблетки. А потом случилось то, чего стоило ожидать — Рома устроил скандал. Он каким-то образом догадался, что я на чём-то сижу. Я не призналась, — виновато мотнула головой, смотря на половую плитку террасы. — Мне было стыдно! Черт, да у нас вообще в стране не принято болеть головой. Стыдно это! Не говорят о таком! Особенно в девятнадцать… Сейчас — пошла бы к врачу без проблем, а тогда… собрала вещи и ушла от Ромы. Он отыскал, сказал, что если уйду — это навсегда будет. Я неадекватная была, обрадовалась. Мы договорились: он меня отпускает — я о себе не напоминаю. И мне казалось, что смогу!!! Это идеальное решение! Казалось, Лерке так лучше, ведь я её не люблю. Вернулась домой. К маме. Перестала пить тёткины таблетки. Пережила ломку, и депрессия прошла. Вот тогда стало ясно всё. Чёрт… рвануть обратно — нельзя. Во-первых, стыдно. Во-вторых, мама опять заболела. В-третьих, да тупо нет сраных десяти касарей на билет… С новыми силами начала собирать бабки. Вскрылись долги о которых родители постеснялись сказать Роме. И тётка тут как тут: “Ну теперь только на панель!”