Я прочла столько литературы, я помню высказывание выдающихся личностей, я многое знаю о физике тела и понимаю суть химических процессов. Но я ничего не знаю о любви.

Химия, это действительно химия, прав Воробышек. И если она настоящая, она захватывает полностью, проникает сквозь кожу, заставляет сердце гореть, а душу жить мечтами и надеждами. Отзываться радостью… или плавиться болью от чувства вины.

Он сказал, что хочет меня. Такие простые, в чем-то примитивные слова. И в тоже время честные. Сколько людей говорят их, и сколькие отвечают? Да, я тоже хочу его. Хочу чувствовать, смотреть на него, быть рядом… Хочу. Это слово определенно глубже четырех букв и правдивее многих слов. Возможно, еще вчера, услышь я его между чужими людьми, подумала бы о примитивном желании. А сегодня я не чувствую в этом признании пошлости. Не тогда, когда это говорит Иван. Я стала довольно смелой и даже не заметила, как эта смелость проросла во мне. Ведь только недавно познала свой первый поцелуй, а сегодня уже смело целовала сама. Брала, потому что тоже хотела.

Не хочу думать о том, что будет завтра. Не хочу, не хочу!

И это тоже правда.

Пожалуйста, если существует высшая сила, пусть она избавит меня от этих мыслей хоть на день. Хотя бы на ночь! Они и так разъедают душу, когда я смотрю в глаза Ваньке и вспоминаю его слова:

«Я не прощу. Есть вещи, которые простить нельзя»

Вспоминаю свои слова, оброненные так опрометчиво:

«…Два месяца и любой парень из университета сам по своему желанию поцелует меня на ваших глазах. Как свою девушку.

— Тебя? Скучную ботаншу?

— Да, просто назовите имя.

— Иван Воробышек, знаешь такого? Вот и посмотрим, как твоя наука поможет его завоевать!

— Два месяца, запомни, Уфимцева, и ни днем больше! Или мы превратим твою жизнь в университете в настоящий ад!

— Будет вам Воробышек! С перышками на блюдечке!..»

Будет. И ведь у меня получилось. Все получись, вот только от собственной победы тошно и страшно потерять то свежее и настоящее, что пришло в мою жизнь с появлением в ней Вани.

Пожалуйста, я наберусь смелости и все расскажу ему, но только пусть это будет позже. Не сегодня. Не сегодня!

Мы выходим из леса к знакомому внедорожнику и забираемся внутрь. Я слышу, как с пол-оборота заводится двигатель автомобиля, и прижимаю руки к груди, не в силах сдержать озноб. Вода в бочажке, в который я так неожиданно провалилась, оказалась родниковой, очень холодной, и в первую секунду из-за страха я едва ли это почувствовала, но зато ощущаю сейчас — дрожь от тишины леса, от шорохов, от крика девчонок и своего голоса, успокаивающего их.

— Не замерзла? — спрашивает Воробышек, заметив мое движение.

— Я? — удивляюсь, потому что в последние четверть часа, пока мы выбирались по тонкой тропке, это не меня хлестали ветки и ели комары.

В Ванькиной кофте удобно и она приятно пахнет парнем. Очень необычно. Штаны на мне смешно висят — подвернутые и затянутые на талии шнурком, волосы наверняка в жутком виде, лицо испачкано, да и без очков я вижу так себе. Но все это ерунда. На самом деле мне не нужна первоклассная оптика, чтобы услышать нотки переживания в голосе Воробышка и «увидеть» беспокойство в его глазах.

— Ты, Катя! На тебе все еще мокрая обувь! Снимай давай, и носки тоже. Я включу обогрев салона! Черт, — сетует Ванька, открывая бардачок и оглядываясь на заднее сидение, — этот внедорожник, как стерильная операционная — ни одной полезной вещи! Ну, ничего, сейчас согреешься.

— Вань, да ты же сам раздет, а переживаешь за меня! — прыскаю нервным смешком — не иначе, как отголоском пережитого напряжения. — Вот это отдохнули!

— Да уж, запомнится приключеньице, — соглашается со мной Воробышек. — Я не раздет, Умка, — серьезно замечает. — На мне носки и кроссовки, и даже есть работа. Спроси у любого мужчину, он тебе разъяснит, что голыми нас делает не отсутствие одежды, а пустой кошелек. Хотя нет, — он тут же себе возражает, — лучше не спрашивай. Боюсь, мне это не понравится.

Ночью трасса свободна, внедорожник послушен водителю, и мы мчимся к городу сквозь ночь довольно быстро, вместо музыки слушая шелест шин и шум дороги. Продолжая в тишине чувствовать друг друга. Это не объяснить словами и не передать знаками. Просто что-то тонкое висит между нами в воздухе, словно ждет, когда мы позволим ему ожить в звуках.

Когда появляются первые высотки окраины, я говорю:

— Наверное, мне стоит позвонить домой.

— Зачем?

— Предупредить родителей, чтобы не испугались и вынесли мне одежду. Ты же не можешь в таком виде уехать к себе.

— Почему это не могу?

— Вань, мне несложно попросить у папы что-нибудь для тебя. Правда. Я все объясню ему, и он не откажет. В жизни ведь всякое случается. Ты не виноват, что девчонки ушли в лес и заблудились.

Ванька сидит, молчит и смотрит перед собой на дорогу. Очень серьезно смотрит, я бы даже сказала хмуро.

— Вань? — осторожно окликаю.

— Катя, я не отпущу тебя домой. Не смогу.

— Почему?

— Пожалей родителей, им и так вчера хватило сюрприза. Какого они будут обо мне мнения, если я верну им любимую дочь в таком виде. В три часа ночи, подняв всю семью на уши.

— В каком таком? Но…

Я собираюсь сказать что-то обоснованное и вполне логичное — мы ведь живем в современном обществе и родители мои, конечно же, все поймут, но Ванька вдруг поворачивает голову и улыбается.

— Не спорь. В мужском спортивном костюме, в потной майке и без лифчика. Кать? — он вскидывает бровь. — Ну, правда, не стоит.

Почему-то не в палатке, не сидя на Ванькиных коленях, а именно сейчас под внимательным синим взглядом я смущаюсь больше всего. Вздохнув, отворачиваюсь к боковому стеклу и затихаю.

— Да, ты прав.

Невольно вздрагиваю, когда он протягивает руку, чтобы коснуться под волосами моей шеи.

— Я знаю, Умка.

Он не говорит, но я и сама догадываюсь, куда мы едем. Воробышек оставляет машину у подъезда, выбирается из внедорожника и запросто предлагает, распахнув мою дверь.

— Давай, запрыгивай на спину, мартышка! Хватит дуться! Все равно я тебе мокрую обувь надеть не дам. Сейчас отнесу тебя домой и спущусь за одеждой — вопрос пары минут. Пошли!

— Удобно? — смеется, когда мы топаем смешным тандемом к подъезду — я сидя верхом на Ваньке. — Скажи, что да! И, кстати, я бы на твоем месте, Умка, нагло воспользовался ситуацией.

Я отвечаю ему таким же смехом, держась за крепкую шею — пусть даже вокруг ночь и люди спят.

— Очень! Вань, покатай!

— Запросто, — соглашается парень, — за поцелуй!

— Ладно, — я тут же склоняю голову и целую его в щеку. Хохочу, когда он легко взбегает по ступеням на третий этаж, открывает дверь и наконец-то спускает меня на мягкий ворс ковра.

— Приехали, леди! Эх, жаль что цербер Семеновна спит! Вот был бы человеку праздник! Ну, проходи, Кать, я сейчас вернусь!

— Извини, у меня не прибрано, — говорит, уже возвратившись. — Я с уборкой не в ладу. Зато есть горячий душ, стиральная машина, сушилка для белья, кофе и кровать. Да и много чего от Женьки с Ильей досталось. После всего, нам с тобой точно не помешает хорошенько отогреться и выспаться.

Ну вот, смех мгновенно пропал, и мы снова смотрим по сторонам. Или это я смотрю?

Здесь, в прихожей квартиры Воробышка, не ночной лес, здесь горит свет, и внезапно грудь Ваньки оказывается очень близко — теплая и крепкая. Даже для меня близорукой.

— Кать, если хочешь, я могу лечь на полу.

— Нет, не хочу, — мотаю головой, но тут же спохватываюсь. — То есть, я не это хотела сказать. Я только подумала…

— Да я понял, Кать, — успокаивает Ванька. — Лучше беги в душ. Тебе совершенно не идет мой грязный костюм. Не уверен, что пойдет чистая футболка, но зато у меня есть спортивные шорты.

— Я в них утону.

— Ну-у, э-э, можно и без них.

Ох, мы сейчас договоримся! Я быстренько беру предложенную футболку, шорты и ныряю в ванную комнату — подальше от Ванькиных глаз. Чуть не влетаю лбом в коробку двери, но Воробышек вовремя удерживает меня за плечи.

— Осторожно, только этого не хватало! Может, тебе помочь? Вдруг ты с душем не справишься. Кать, я серьезно.

Что?! И ведь действительно серьезно!

— Ну, нет уж! Я не слепая, сориентируюсь! Уй!

— Осторожнее! Ну вот, теперь синяк останется. Дай посмотрю…

Все-таки горячая вода — настоящее благо цивилизации. После комариного писка, цепких осиновых ветвей и мокрой травы — возвращение сталкера в реальный мир. Я бы и дольше нежилась под обжигающим душем, но помню, что я не одна и Ваньке тоже не мешает ощутить это самое благо.

В футболке и шортах Воробышка я наверняка выгляжу, как аист в полковой шинели — не то комично, а не то драматично, и в зеркало не смотрись. Вот я и не смотрюсь — все равно толком ничего не увижу. Отыскав фен и с большим трудом розетку, наклоняю голову и наспех сушу волосы. Они у меня густые и после мытья без косы и расчески — неуправляемые. Я знаю, что похожа на ведьму, но надо выходить.

— Ого! — чуть присвистывает Ванька, когда я появляюсь в комнате и вздыхаю. Он надел штаны, но грудь все равно притягивает взгляд наготой.

— Ага, — соглашаюсь. — У тебя метлы случайно нет? Я бы полетала. Хотя, может, и веник подойдем. Буду домовитым домовым. Что, пугаю? — пытаюсь пригладить волосы, пряча за шуткой смущение, но где уж там.

— Нет, — хмыкает Воробышек. — Привлекаешь. Никогда еще не рассматривал свою одежду так пристально.

— Э-м… — ну и что тут скажешь? И как ему удается всякий раз вроде бы обычными словами вогнать меня в краску?

Я топчусь на месте, раздумывая, чего бы ему такого остроумного ответить, как вдруг улавливаю в комнате знакомый аромат и распахиваю глаза.