Керриган Берн - Брачная ночь с горцем

– Мне все больше кажется, что тебя, бонни, ничто на свете сломать не сможет! – заявил он.

И вдруг понял, что делать. Нашел выход – простой и ясный. Выход, который поможет ему удовлетворить оба свои желания разом.

– Ты уверена, что убийц за тобой послали эти мерзавцы, братья Мастерсы? – спросил Гэвин. От предвкушения того, что он собирался предложить, сердце его забилось быстрее.

– Точно они. Больше некому.

– Милая моя, тогда я могу тебе помочь. Могу защитить от врагов и тебя, и, что еще важнее, Эррадейл.

– Как? – прошептала она, затем спросила громче: – Почему? Зачем тебе это?

– Видишь ли, если мы поженимся, Эррадейл станет моим. Как и ты. А то, что мне принадлежит, я готов защищать ценою жизни.

– Замуж? За тебя? – с трудом выговорила Саманта.

Сердце ее подпрыгнуло – и словно встало комом в горле. Может быть, она все еще спала? Боже, пожалуйста, пусть это будет сон!

– С чего ты взял, что я вообще стану об этом думать? Мы же не выносим друг друга!

Лицо его озарилось все той же проклятой улыбкой – с глубокими ямочками на щеках.

– С этим не поспоришь, бонни. Но обещаю, носить меня тебе не придется, а вот я тебя донесу до любой кровати!

– Хватит издеваться! – прошипела Саманта. – Хуже быть не может!

– Милая моя, я ведь не прошу, чтобы ты прониклась ко мне симпатией. Прошу только одного – чтобы вышла за меня замуж.

– Это что, какая-то шутка? – пробурчала Саманта.

Граф скорчил гримасу.

– Неужели в тех краях, откуда ты приехала, не знают браков, заключенных ради выгоды или удобства?

– Удобства?.. – отозвалась она словно эхо. – Если бы ты считал брак удобным для себя, женился бы уже раз десять!

Он лишь рассмеялся в ответ – рассмеялся глубоким звучным смехом, от которого в животе у нее уже привычно забили крыльями сотни мотыльков.

– Знаешь, бонни, что мне в тебе нравится?

– Я уже просила не называть меня…

– Ты всегда говоришь то, что думаешь. Тебе не важно, что подумаю я. Кроме того, ты честна и не боишься собственной силы. А еще ты умнее большинства женщин, хотя… Стыдно признаться, но поначалу я этого не понял.

Саманта не смогла ответить. Пораженная внезапным и острым наслаждением от этого комплимента, она молчала. Честна? Господи, знал бы он, насколько заблуждается! Если бы Торн хоть отдаленно заподозрил, как ошибается в своих оценках… Нет, она не честна. Да и особенно разумной ее не назовешь. И о какой «силе» речь? Во всяком случае – теперь, когда нога ее вышла из строя…

И тут же, к собственному изумлению, Саманта сообразила: а ведь ей вовсе не безразлично, что он о ней думал… Но в этом она не признается ни одной живой душе. Особенно – ему самому!

– Чтобы сохранить Эррадейл, милая, ты должна остаться здесь, – продолжал Гэвин. – И думается мне, что возвращение в Америку, где ждут эти братья Мастерсы, для тебя не вариант.

– В Эррадейле, как видно, я тоже не в безопасности. – Она вздохнула.

– Но будешь в безопасности в Инверторне, – с уверенностью продолжал Торн. – Ты станешь моей женой, графиней Торн. А стены Инверторна выдержали немало осад и штурмов во время битв с англичанами. Нескольких мерзавцев из Америки они и подавно остановят!

Саманта промолчала. Она судорожно подыскивала причины для отказа. Разумеется, такие, о которых можно говорить.

Ах, а ведь она – вовсе не Элисон Росс. И Эррадейл ей не принадлежит. Элисон дала ей убежище, и она, Саманта, не вправе ее предать. А еще… Всего месяц назад она была женой Беннета Мастерса. И носит ребенка этого убийцы.

– Я не могу выйти за Маккензи, – не очень-то уверенно пробормотала она наконец. – Я дала клятву.

– Бонни, подумай вот о чем… Если ты выйдешь за меня, то вовсе не отдашь Эррадейл Маккензи – ведь я перестану быть Маккензи, и очень скоро! Я уже не раз тебе об этом говорил.

Верно, не раз говорил. Но впервые она всерьез об этом задумалась.

– А кроме того, если хочешь знать правду, вся эта кровная вражда слишком уж мелодраматична. Я не Монтекки, а ты не Капулетти. Оба мы – всего лишь жертвы обстоятельств своего появления на свет. Подумай об этом, милая. Неужели объединение наших семей не принесет больше добра, чем зла? Лучше прекратить эту вражду, а не передавать ее в наследство будущим поколениям.

«То, что мне принадлежит, я буду защищать ценою жизни». Это обещание эхом звучало у нее в ушах – звучало громче пронзительного крика орлана над пустынными равнинами Вайоминга.

Саманта машинально положила руку на живот, все еще плоский и мускулистый от многих лет тяжелой работы.

Пять недель назад – без малого шесть – она села на тот проклятый поезд. Пять недель назад в последний раз легла с мужем. И задержка – уже почти три недели.

А что если… если во всем признаться? Может, сказать ему, что она – не Элисон Росс, а Саманта Мастерс, которая, скорее всего, носит ребенка своего покойного мужа? А заодно добавить: мужа, мол, больше нет, потому что я всадила ему пулю промеж глаз и стала вдовой?

Захочет ли он и тогда ее защищать? Ох, вряд ли.

А очередные наемники Бойда и Брэдли – пощадят ли они ее, узнав, что она, возможно, беременна племянником или племянницей Мастерсов?

Точно нет.

– Брак по расчету определенно выгоднее земельных контрактов на десятки и сотни лет, – рассудительно продолжал граф Торн. Чересчур рассудительно для человека, который бесстыдно валялся с ней рядом во всей своей ослепительной наготе! – Подумай об этом, милая. Я ведь все равно не отступлю. Сдайся сейчас – и сэкономишь много времени и сил нам обоим. Право, не вижу для тебя иного выбора. Особенно сейчас, когда дом твой сожжен дотла, скот разбежался, по поместью бродят твои враги, а впереди – заседание судейской коллегии…

Здесь он умолк, но продолжение Саманте и не требовалось. Она мысленно докончила сама. Все документы, подтверждавшие права Элисон Росс на Эррадейл, превратились в пепел вместе с домом. А еще – раненая нога, из-за которой придется не меньше месяца провести в постели… И ребенок, которому нужна забота и защита.

Господи боже! Неужели она всерьез обдумывает это наглое, нелепое, немыслимое предложение? Не слишком ли много ей дали опиума?

– Клянусь тебе, милая, – добавил граф со все той же обворожительной улыбкой, – я буду очень добрым и иногда даже верным мужем.

– Иногда? – словно эхо, повторила она.

– Ты ведь уже знаешь, что я не святой. Да и ты, по собственному твоему признанию, тоже не святая. Так что не вижу причин для твоего отказа.

– Ты хочешь сказать, что… не ждешь от меня верности? – осторожно спросила Саманта.

– Совершенно верно, – спокойно ответил Гэвин. И тут же добавил: – Хотя, пожалуй, с любовниками тебе стоит подождать, пока мы не исполним семейный долг. Роду Сент-Джеймс нужен наследник, иначе и Инверторн, и Эррадейл после моей кончины отойдут моему племяннику Эндрю, сыну Лиама – то есть достанутся лэрду Маккензи, чего мы с тобой оба хотим избежать.

«Может быть, такой брак – не самое страшное», – думала Саманта, машинально сжав в кулак лежавшую на животе руку.

– Так что скажешь, милая? Может, нам отложить разногласия и переписать конец «Ромео и Джульетты»?

– Ты – определенно не Ромео, сгорающий от любви и обещающий мне луну с неба, – пробормотала Саманта.

– Да, верно. А ты – не невинная дева Джульетта, – парировал граф. – Да и в луне нашей дыр больше, чем в швейцарском сыре – не иначе, она служила тебе мишенью!

Саманта невольно улыбнулась.

– Я просто… просто не могу представить себя графиней! – хихикнув, призналась она.

– Я тоже, бонни. Но тем веселее!

Глаза его блестели весельем, губы изогнулись – вот-вот снова на щеках появятся ямочки! Сейчас он выглядел совсем молодым и невозможно красивым.

Это же просто нечестно! Как мыслить здраво, когда рядом такой мужчина?

– А что… что вообще делают графини? – вырвалось у нее.

– Все, что пожелают. Единственная их обязанность – давать жизнь новому поколению графов, – с улыбкой ответил Торн.

Саманта невольно нахмурилась.

– Такого быть не может, – пробормотала она. – Разве жена не принадлежит мужу? Разве не обязана повиноваться ему? И откуда ей брать деньги, чтобы делать все, что она пожелает, если все состояние у мужа? Вряд ли в Англии это устроено иначе, чем в Америке.

– Ну… Да, пожалуй, – признал Гэвин. – Но в благородных семействах принято, что жена пользуется определенной свободой, в том числе – свободно распоряжается своим приданым.

– Но… у меня нет приданого.

– Верно, но ведь я не нищий. И рассчитываю весьма увеличить свое состояние с помощью Эррадейла, который принесет мне наш брак. Это и будет твое приданое, бонни – ежегодный доход от Эррадейла. Кроме того, есть обычай: после того как жена подарит мужу наследника, следует дарить ей в полную собственность значительную сумму. Так что ты сможешь делать все, что захочешь. Путешествовать по свету, покупать все, что тебе приглянется. Если тебе не понравится Инверторн, сможешь снять себе дом и жить там. – Лицо его вдруг сделалось очень серьезным. – Как только исполнишь свой долг, милая, станешь совершенно свободной. И будешь под моей защитой с той самой минуты, как мы обменяемся брачными клятвами. И до конца жизни!

Тяжело дыша, словно пробежала целую милю, Саманта зажмурилась – не хотела, чтобы неправдоподобная красота графа Торна влияла на ее решение. Но, очевидно, слишком долго она смотрела на него широко раскрытыми глазами, поэтому сейчас, даже когда она зажмурилась, видела его лицо.

Да что это с ней? Неужели она всерьез обдумывает это… это безумие, горячечный бред?

И не просто обдумывает. В сущности, видит лишь одно препятствие. То есть Элисон. Настоящую Элисон Росс. Но та ведь написала в своем письме, что она, Саманта, может оставаться в Эррадейле столько, сколько пожелает. И может делать с поместьем все, что захочет. Сама же Элисон никогда сюда не вернется. Более того, она готова была даже продать Саманте Эррадейл, как только он начнет приносить доход.