Помоги ей боже! Кажется, она влюбилась в Гэвина Сент-Джеймса! Как легионы женщин до нее. И без сомнения, их будет еще очень много.

Вот об этом ей придется постоянно помнить! Помнить, что она не вправе спрашивать, например, где он провел ночь – верность не входила в условия сделки. Даже после свадьбы он обещал быть лишь «иногда верным». Что же говорить о ночи до свадьбы?

Но какая ей разница? Никакой. Ей наплевать.

Она думает только об одном – о безопасности. Своей и ребенка, растущего в ее чреве.

Вокруг графа суетились несколько безупречно одетых лакеев. Затем из западного холла появился дворецкий. Он обменялся взглядом со своим господином, а затем исчез из поля зрения.

Забыв обо всем на свете, Саманта любовалась Гэвином – непоколебимым утесом посреди бушующего моря вокруг. Сейчас, в костюме, на фоне рыцарских доспехов на стене, он казался особенно серьезным, пожалуй, даже мрачным. В широких, гордо развернутых плечах, в напряженной шее угадывалось предчувствие чего-то зловещего. Он словно готовился к битве.

Лицо на первый взгляд было спокойным, но челюсти – стиснуты. И пульсировала жилка на виске. И казалось, что он с трудом сдерживал какие-то гневные слова, так и рвавшиеся с его губ.

И тут Саманте вдруг почудилось, будто какая-то часть ее существа, почти незнакомая, властно призывает ее окликнуть Гэвина, подойти к нему, коснуться ладонью его щеки и разгладить эту хмурость ласковыми прикосновениями. Хотелось сказать: что бы ни заставляло его так хмурить брови – это не страшно, все будет хорошо.

Ох, что же она за дура! И вовсе не потому, что испытала такое желание, а потому, что едва ему не поддалась. Остановило ее лишь одно соображение, причем довольно неожиданное – его имя.

Как к нему теперь обращаться? Лорд Торн? Ну нет, она скорее умрет, чем еще раз назовет его «лордом»! Гэвин? Но достаточно ли они близки, чтобы звать друг друга по имени?

Впрочем, они станут близки очень скоро. Сегодня ночью.

От почти неминуемого обморока при мысли о скорой близости с Торном Саманту отвлек громкий звук – грохот отодвигаемого старинного засова.

Словно зачарованная, следила Саманта, как суровый и непреклонный шотландец, за которым она подглядывала, на глазах у нее начал меняться. Сначала появилась улыбка, а затем вся его фигура как бы расслабилась. Несколько раз он повел плечами, потом тряхнул руками в белых перчатках. И только тут Саманта поняла, что до этого Гэвин сжимал кулаки.

Словно актер перед выходом на сцену, он готовился играть свою роль. В каждом движении чувствовалась целеустремленность и многолетняя практика, каждый поворот головы, каждое сокращение мускулов было продумано и вытвержено наизусть.

На какую-то кошмарную долю секунды Саманта задалась вопросом: за кого она выходит замуж? За того грозного человека, который едва не сломал ей руку, когда она коснулась его спины? За того, кто недавно смотрел на дверь взглядом варварского вождя, готового бросить в бой свое дикое войско? Или за того обаятельного гедониста, каким он притворялся на людях?

– Кого я вижу! – громко воскликнул Гэвин. Порочная усмешка его стала прямо-таки дьявольской. – Англичане наступают!

Англичане? О чем это он? Саманта сделала неуверенный шаг вперед.

– Дорогой мой Торн! – так же тепло приветствовал его грудной женский голос. – Как я рада тебя видеть! Знаю, что это просто формальность, но я не могла пропустить твою свадьбу!

Этот чувственный голос с безукоризненным английским выговором Саманта узнала за долю секунды до того, как в поле ее зрения шагнула сама Мена Маккензи в винно-красном вечернем платье. С радостной улыбкой она протягивала руки навстречу столь же радостному лорду Торну.

Гэвин прижал маркизу к себе – гораздо теснее, чем следовало бы – и склонил голову, чтобы запечатлеть поцелуй на ее пухлых губах.

С губ же Саманты сорвался протестующий вскрик, но он был заглушен звуком, донесшимся с порога, и звук этот очень походил на рычание.

К чести леди Рейвенкрофт, она вовремя повернула голову, и губы Гэвина мазнули ее по щеке. При этом маркиза увидела Саманту – и, вырвавшись из объятий Гэвина, шагнула к ней.

– О, мисс Росс! Рада снова вас видеть! – проговорила она, быстрым машинальным жестом утирая щеку. Вид у нее был смущенный, пожалуй, даже виноватый.

– Добрый вечер, леди Рейвенкрофт. – Холод в голосе Саманты удивил всех, не исключая и ее самой. Однако этот поцелуй совершенно неожиданно возбудил в ней подозрение и ревность.

Гэвин же резко повернул голову почти на сто восемьдесят градусов. И взгляд его, обращенный на Саманту, был настолько красноречив, что она, судорожно сглотнув, невольно отступила на шаг.

– Что ты здесь делаешь? – проговорил граф сквозь зубы, все напускное очарование разом покинуло его.

Саманте оставалось лишь притвориться, что это его очевидное недовольство нимало ее не задевает.

Тут с порога раздался глубокий низкий голос, полный ядовитого сарказма:

– Если это образчик твоего прославленного обаяния, Торн, то радуйся, что хотя бы внешней красотой Бог тебя не обделил!

– Лиам, ты обещал вести себя как следует! – бросила Мена через плечо человеку, который для Саманты оставался невидимым. Затем она поспешила к Саманте, на ходу стягивая черные лайковые перчатки. – Гэвин, конечно же, имел в виду, что жених не должен видеть невесту до свадьбы. Это не только не совсем прилично, но и предвещает несчастье.

– Неприлично? – переспросил Гэвин. – На ней ночная сорочка моей матушки, и, бог свидетель, никаких неприличных мыслей она не вызывает. – Гэвин небрежно пожал плечами и, возвращая на место фальшивую улыбку, продолжал: – Да и потом, то, ради чего мы собрались здесь сегодня, – это не имеет ни малейшего отношения к счастью. И чем быстрее мы с этим делом разделаемся, тем лучше.

«Чем быстрее разделаемся, тем лучше», – мысленно повторила Саманта. Эти слова могли бы всерьез ее задеть, не чувствуй она то же самое.

Однако ее смущал его взгляд. Страстный взгляд лорда Торна – в полном противоречии с его словами – не отрывался от ее груди, где распахнулась шаль, и от расстегнутых верхних пуговок сорочки. На миг сквозь его внешний лоск проступило – в выражении лица, по крайней мере, – какое-то искреннее чувство… похожее на голод.

– Да будет тебе известно, я спустилась, чтобы найти себе что-нибудь еще кроме ночной сорочки твоей матушки! – в запальчивости ответила Саманта. – Все мои вещи сгорели на пожаре, а если ты рассчитываешь, что я соглашусь выходить замуж в таком виде, когда сам ты разодет, как французский денди, то… ой!

Она не ожидала, что он подхватит ее на руки. Это случилось совершенно неожиданно. Только что стояла на твердом полу – а в следующий миг вознеслась в воздух. Гэвин подхватил ее своими могучими руками, словно мешок с песком, и понес по винтовой лестнице наверх.

– Отпусти меня! – задыхаясь, потребовала Сэм.

– Ну уж нет! – процедил он сквозь зубы.

Женщина поумнее, пожалуй, на ее месте испугалась бы. Но…

– Хватит с меня твоих «нет», черт бы тебя побрал! – заорала она. – И, кстати, где мои револьверы?

– Женщина, помолчи!

– А невеста у тебя с характером! – послышался сзади голос лэрда, а затем – его же смешок. И это явно не улучшило мрачного настроения Гэвина.

– Настоящее свадебное платье тебе не требуется, – заговорил он тоном родителя, которого вывел из терпения капризный ребенок. Как граф умудрялся дышать ровно и говорить спокойно, взбираясь наверх по крутой лестнице, – этого Саманта никак не могла понять. – Я приказал Элис подобрать для тебя что-нибудь из нарядов матушки и подогнать по размеру, – добавил он вполголоса.

– Видимо, она этого не сделала! – закричала в ответ Саманта. – Со вчерашнего дня я не видела ни одной живой души. Кроме Имона… Тебя, кстати, тоже не видела! – добавила она, остро сознавая, что говорит как ревнивая жена. – С самого пожара я даже не мылась, только обтиралась губкой. В волосах у меня наверняка копоть и сажа, хотя запаха не чувствую – все перебивает вонь Имонова чудотворного бальзама. И я не прошу свадебного платья или чего-то этакого, но вот пара чистых кальсон была бы очень кстати. Потому что сейчас, к твоему сведению, панталон на мне вообще нет!

Тут граф споткнулся, остановился и смерил ее взглядом, способным расплавить камень.

– О черт… – пробормотал он вполголоса. А затем разразился потоком слов, которых Сэм не поняла, но безошибочно определила их общее значение.

Именно в этот момент Саманта решила выучить гэльский. Как видно, этот язык был богат ругательствами, ибо Торн не умолкал, пока не донес ее до дверей спальни.

– А со второй леди Рейвенкрофт у тебя тоже роман? – спросила Саманта.

Об этих словах, как и о многих других, она пожалела, едва их произнесла. Пожалела не только потому, что Гэвин чуть ее не уронил.

– С Меной?! – На лице его отразилось искреннее удивление – и, как ни странно, Саманте сразу полегчало. – Вообще-то это не твое дело, но… С чего, черт возьми, ты взяла?.. Только потому, что она – жена моего брата?

– Потому что видела, как ты ее обнимал и как пытался поцеловать. Мне показалось, что твои чувства далеки от родственной привязанности.

– Необязательно, – ухмыльнулся Гэвин. – Это небольшое представление было предназначено для брата.

– Хочешь сказать… ты просто его дразнил?

– И вовсе не думал, что это увидишь ты.

Что ж, не извинение, конечно… но довольно близко. Впрочем, извинений Саманта и не ждала – мужчины никогда не просили у нее прощения.

«И потом, – сурово напомнила она себе, – он вовсе не обязан передо мной извиняться. Он вообще ничем мне не обязан».

– Кажется, я ему не слишком понравилась, – заметила Саманта. Гэвин усмехнулся в ответ, а она добавила: – А на тебя он прямо-таки зарычал!

Остановившись посреди просторной спальни, Торн склонил голову и глянул ей в лицо. В сардонической усмешке его появилось что-то теплое, искреннее… Саманта не сомневалась: сейчас она его порадовала – это было понятно по ямочке, появившейся на левой щеке.