И вдруг перед ее уже меркнущим взором предстал ангел. Или нет, не ангел – демон с холодными зелеными глазами.

А затем в ее гаснувшем сознании запечатлелись лишь несколько деталей. Блеск стального лезвия… Страшный хлюпающий звук, с каким нож входит в живую плоть… И другой звук, еще страшнее – бульканье перерезанного горла.

После чего стальная хватка на шее разжалась, и она начала падать. Но не упала.

С громким свистом воздух ворвался в ее истерзанное горло, наполняя легкие драгоценной жизнью. Гэвин же удерживал ее за плечи, не давая упасть. А позади них лежало на каменном полу тело Бойда.

Вот и все. Все кончено. И все живы.

На нежно-сиреневых обоях напротив – пятна крови Брэдли, а чуть ниже привалился к стене он сам, уставившись на нее невидящими глазами.

Что ж, живы все, кто должен жить.

На Бойда Саманта взглянуть не осмеливалась – знала, что увидит у него в горле кинжал Гэвина, вошедший по самую рукоять.

Только сейчас, вполне осознав, какой участи все они едва избежали, Саманта обмякла в руках у Гэвина и уткнулась лицом ему в грудь.

– Ты нас спас! – восклицала она. – Спас меня!

И лишь теперь Саманта поняла, как боялась, что, узнав правду, он от нее откажется. Что спокойно отпустит ее с Бойдом – в тот ад, который Бойд для нее уготовил. Непослушными пальцами вцепилась она в его рабочую рубаху и припала к могучей груди. От него пахло зимой, лошадьми, мужской силой и властью. Пахло Шотландией. Даже сейчас, когда земля уходила у нее из-под ног, Гэвин оставался непоколебимым и надежным как скала.

Как дом.

– Я не мог отдать в руки этому человеку твоего ребенка, – ответил он.

«Твоего ребенка!» О боже, он стряхнул ее с себя… как стряхивают прилипшую грязь.

– Я сказал, что живым он из замка не выйдет – и сдержал слово. Это не имеет к тебе отношения.

Саманта молчала. Все слова, все объяснения, рвавшиеся с ее губ, показались вдруг нелепыми и совершенно бессмысленными. Гэвин потерял наследника – ребенка, которого считал своим наследником. А она, Саманта, потеряла его.

Не было извинений, не было оправданий тому, что она совершила. Но, боже правый, как ей хотелось найти оправдания! Хотелось достучаться до него, заставить понять, что отчаяние может каждого превратить в чудовище.

И ее тоже.

– Теперь я обязан вызвать полицию, чтобы тебя арестовали, – проговорил он все тем же безжизненным голосом и шагнул к ней. – И депортировали в Америку. Тебя разыскивают за убийство.

– Подожди! – Она отбежала назад, теперь их разделяло тело Бойда. – Я все объясню…

– У тебя были мои письма к Элисон Росс. И все бумаги. Что ты сделала – украла их у настоящей Элисон? – Глаза его сверкнули гневом. – Ты ее похитила? И что дальше – пытала ее, чтобы получить бумаги? Может быть, убила?

– Нет! Я никогда никому не причиняла зла! Только по необходимости! Беннет меня вынудил! – Она вскинула руку, словно пытаясь защититься от его подозрений, от невыносимой жестокости его взгляда.

– А кто тебя вынудил причинить зло мне? Всем нам?

Этот вопрос ударил ее в грудь словно пушечное ядро.

– Выслушай меня! – взмолилась Саманта.

– Хватит. Я по горло сыт твоей ложью. Рожать будешь в тюремной камере.

И он двинулся к ней. Дальше Саманта действовала инстинктивно – из отчаяния. Нагнувшись, схватила револьвер Бойда и прицелилась в человека, которого любила.

– Я сказала, выслушай меня! – пронзительно закричала она.

Саманта понимала: в нем говорила не ненависть, а боль. И молилась о том, чтобы до него достучаться. Достучаться до них до всех.

– Сэм! – дрожащим голосом позвал Кэлибрид. – Не стоит, девочка. Положи пистолет.

Если до того Гэвин был в ярости, то теперь Саманта даже не могла бы подобрать слова, чтобы описать взгляд, которым он пожирал ее. Может быть, убийственный? Нет, хуже.

– Я была сиротой. Одной на свете, без угла, без крыши над головой. Чужие люди взяли меня к себе. Много лет я работала на ранчо в пустыне, а потом они сказали, что выдадут меня замуж за старого извращенца. И я бы стала его второй женой. – Гэвин даже не изменился в лице, но она, судорожно сглотнув, продолжала: – Беннет стал для меня спасением от этой участи. Я была молода, наивна – и в отчаянии. Не понимала, во что ввязываюсь, за кого выхожу замуж. Я не знала, что за люди братья Мастерсы, на что они способны. Элинор, вы же знаете… Вы помните, как это было с вами?

– Помню, – прошептала леди, и Имон отер слезы с ее незрячих глаз.

– Оставь в покое мою мать! – Гэвин повысил голос.

– Мы с Элисон познакомились в тот день в поезде. Разговорились. Она ехала к тебе – чтобы помешать тебе отнять у нее Эррадейл.

– Не смей, черт побери, меня выставлять злодеем!

– Нет-нет, ты не злодей. Злодеи здесь – они. – Она указала на братьев Мастерсов. – Они решили ограбить этот поезд. Похитить облигации правительства. Никого не собирались убивать. До того мы никого не убивали при ограблениях… Но что-то пошло не так, раздались выстрелы, а потом Беннет…

Саманта снова сглотнула, заставив себя сдерживать слезы. Нет, она не зарыдает перед ним – не унизит себя еще больше.

– Я говорю тебе правду. Беннет ворвался в вагон и убил одного пассажира. А потом наставил револьвер на Элисон. Хотел и ее убить. Сказал, она слишком много видела. Отговорить его не получилось, и я… Я его застрелила.

Из груди Саманты вырвались сдавленные рыдания. Краем глаза она заметила, что Гэвин подходит к ней все ближе. Если разоружит ее – все пропало.

– Это Элисон придумала отправить меня в Эррадейл! – продолжала она.

Гэвин недоверчиво фыркнул – и снова Саманта ощутила, как к горлу подступают истерические рыдания.

– Она отдала мне бумаги. Твое письмо. Дала мне свое имя и благословение. Даже написала потом, что я могу оставить Эррадейл за собой. Могу купить его у нее, если захочу. Все, что от меня требовалось, – позаботиться о том, чтобы этой землей не завладел никто из потомков лэрда Маккензи.

– Чушь! – рявкнул Гэвин.

– Она сказала, что обязана мне жизнью. Потому что я спасла ее. Она назвала это… назвала… – Саманта подавила стон, отчаянно отыскивая в памяти нужное слово на чужом языке. – Comraich! Вот как она это назвала: comraich! «Убежище»!

Имон шумно выдохнул.

– Она знает священное слово, парень. Немногим оно известно. Может быть, что-то и есть в ее истории.

– Наверняка где-нибудь подслушала! Она лгунья, мошенница. С какой стати ей верить?

– Письмо, – подсказал Кэлибрид. – Можешь показать письмо от Элисон?

Саманта ощутила, что пол уходит из-под ног.

– Письма нет. Сгорело вместе с Эррадейлом.

– Мы можем запереть ее здесь, в замке, – предложил Имон. – И связаться с Элисон Росс. Посмотрим, подтвердит ли она этот рассказ.

– Да-да, конечно! – с надеждой в голосе подхватила Саманта. – Хотя не знаю, найдете ли вы ее. Она писала, что выходит замуж, а потом уедет на медовый месяц и… Я не знаю, куда именно.

– Чертовски удобно, правда?! – прорычал Гэвин. От звуков ее голоса вся грудь Саманты наполнилась немыслимой, невыразимой болью. – И с чего я должен делать тебе одолжение – особенно сейчас, когда ты опять держишь меня на мушке?

– Я ничего этого не планировала! Хотела только одного – жить своей жизнью, а от тебя держаться подальше!

– Это правда, – в задумчивости подтвердил Кэлибрид. – Она очень старалась тебя ненавидеть.

– Когда мы поженились, мы… мы друг другу даже не нравились! Я думала…

– Думала, что сможешь выдать ребенка своего умершего мужа за моего.

Вот он, величайший ее грех! Самая страшная ложь! То, чего он не простит никогда!

Слезы уже текли по ее щекам, но Саманта их не замечала. Она переводила молящий взор с одного слушателя на другого, взывая к их милосердию. И читала на лицах: «Пожалуй, можно было бы ее понять… и даже простить, однако…» Этого они не могли. Слишком велики были ее прегрешения.

– Я хотела все тебе рассказать! Я собиралась…

– У тебя было очень много возможностей, – заявил Гэвин. – Например, прошедшей ночью!

Саманта тихо застонала. Острие вины пронзило насквозь ее сжавшееся сердце.

– Ты обманула меня, – продолжал граф. – Обманула всех нас. Подвергла опасности мою мать, весь дом, всех, кто мне служит! Зачем? Зачем, если у тебя были добрые намерения и если ты – честная, достойная женщина, не по своей вине попавшая в беду?

Что ж, вопрос справедливый. В этот миг Саманта поклялась себе, что никогда больше не солжет этому человеку.

– Я хотела… хотела, чтобы у моего ребенка был хороший отец. Хотела, чтобы отцом ребенка стал ты. Ты предложил мне защиту, и я боялась, что ты откажешься, если узнаешь, что я беременна. Тысячу раз я хотела во всем тебе признаться! Очень хотела. Но боялась. Боялась, что ты выгонишь меня, когда узнаешь правду, а я… я… полюбила тебя. И твою семью. Хотела, чтобы она стала и моей семьей. Мне больше не нужно было прошлое – только будущее. С тобой. Со всеми вами.

Элинор тихо всхлипнула, а Имон вполголоса выругался. Но Саманта не отрывала взгляд от Гэвина, словно боялась, что в любую секунду он может исчезнуть. Или броситься на нее.

О чем он сейчас думал? Что творилось за этим прекрасным и бесстрастным лицом? Он ее прощает? Осуждает? Хотя бы верит ей?

– Потрясающая сцена из семейной мелодрамы! – раздался вдруг незнакомый мужской голос. Голос глубокий и звучный, в котором, однако, чувствовалось нечто змеиное.

Саманта вздрогнула и, ни секунды не раздумывая, направила револьвер на новую цель.

Человек, стоявший в дверном проеме, вполне мог бы быть злодеем из приключенческого романа. С полночно-черными волосами, весь в черном с головы до ног, он словно не замечал ни двух тел на полу, ни нацеленного на него оружия. Сеть странных шрамов, словно паутина, поднималась из-под поднятого воротника его плаща и змеилась по волевому подбородку и по щеке.