Керриган Берн - Брачная ночь с горцем

– Я с самого начала знал, что Сэм – не Элисон Росс, – проговорил Каллум.

Молчание, воцарившееся в камере после этих слов, было подобно тишине между молнией и громом.

В следующее мгновение Гэвин вскочил и, сжав кулаки, рванулся к человеку, которого много десятилетий считал вернейшим своим другом.

Цепи, загромыхав, тащили его назад. Гэвин рвался из оков, ярость затопила его сердце библейским потопом.

– И ничего не сказал?! Почему же все это время ты молчал?! – Неужто на свете не осталось верности? Кому же теперь доверять? – Почему ты позволил мне жениться на ней? Почему позволил полю… – Нет, он не смог выговорить это слово. – Да-да, почему?!

– Потому что надеялся, что эта свадьба вернет сюда настоящую Элисон! – с горечью в голосе выкрикнул Каллум.

– Что?.. – Гэвин в изумлении уставился на приятеля.

– Ты помнишь, Элисон родилась незадолго до того, как мы с тобой поселились в Инверторне. Миссис Росс после родов так и не оправилась, и все свое детство Элисон бегала без присмотра по холмам и болотам. Чаще всего таскалась за мной, как щенок.

– Помню, – осторожно ответил Гэвин. – Ты говорил, что она тебе покоя не дает, и прятался от нее в Инверторне.

– Верно. Так и было.

– Но…

– Когда она уехала, ей было тринадцать. И в то время я прятался уже не только от нее, но еще – и от собственных нежных чувств… От чувств, которые не вправе испытывать взрослый мужчина к девочке на девять лет его моложе.

– О боже, Каллум!.. – воскликнул Гэвин, садясь на свое место. Многие сцены прошлого теперь представали перед ним в новом свете.

– И я отправился сколачивать состояние, – продолжал ирландец. – Много лет спустя, решив, что теперь имею право просить ее руки, отправился в Америку и начал ее разыскивать. – В голосе отшельника послышались мрачные нотки.

– И, видимо, нашел.

– Да, нашел.

– И что же?

– И с тех пор живу в пещере, – ответил Каллум. – Пытаюсь забыть…

– Забыть – что?

– Не важно.

Почему Каллум Монахан, знаменитый путешественник, человек, повидавший едва ли не весь мир, скрылся от всех в глуши, – это для Гэвина всегда оставалось загадкой. Несколько раз он задавал другу этот вопрос – и каждый раз получал один и тот же ответ: «Не важно».

Но Гэвину никогда бы не пришло в голову, что дело в женщине!

– Прости, что скрыл от тебя правду о Сэм, – повесив голову, продолжал Каллум. – Видишь ли… Когда я прочел письмо Элисон к ней, я…

Гэвин снова подался к другу.

– Письмо? Какое письмо?

– Ее почерк на конверте я узнал с первого взгляда. И не смог удержаться от искушения. Вскрыл конверт паром, а потом снова запечатал – просто хотел прочесть слова, написанные ее рукой.

За дверью камеры послышалось какое-то движение. Должно быть, шли за ними. Времени оставалось совсем немного.

– Каллум, что она писала?! – воскликнул Гэвин.

– Элисон прислала ей документы из Америки. И писала, что Сэм может оставаться в Эррадейле сколько пожелает и делать с поместьем все, что считает нужным. Благодарила за то, что Сэм спасла ей жизнь. Писала, что Эррадейл всегда останется ее убежищем, но на одном лишь условии: им не должны завладеть Маккензи.

Из груди Гэвина вырвался вздох, полный невыразимого сожаления.

Так она не солгала! По крайней мере в этом.

– Но она нарушила обещание, данное Элисон, и вышла за меня замуж! Почему же и тогда ты промолчал?

– Я считал, что Элисон имеет право на Эррадейл. – Каллум пошевелился в полутьме. – Как я и сказал… я надеялся, что это заставит Элисон вернуться. Что она будет бороться за свою землю, а не выйдет замуж за этого ублюдка Гранта. А потом, когда стало ясно, что она не вернется… я увидел, как счастлив ты с Сэм. А она с тобой. Вот я и подумал: пусть хоть одному из нас повезет в любви.

Гэвина захлестнул поток чувств, несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова.

– Не стой мы на пороге смерти, я не осмелился бы просить у тебя прощения, – добавил Каллум.

– Не стой мы на пороге смерти, я бы тебя так легко не простил!

И друзья – хоть и не видели лиц друг друга – обменялись улыбками.

– Ты, Торн, был мне как брат с тех пор, как…

Но в этот миг дверь распахнулась, и Гэвин замер в изумлении. Перед ним стоял Демон-горец собственной персоной – огромный и грозный, в килте и с кинжалом на боку, а за ним двое стражей вели закованным в цепи того, кого Гэвин менее всего ожидал здесь увидеть.

– Ах ты сукин сын! – заорал Гэвин и рванулся к Грачу, который каким-то непостижимым образом даже в цепях умудрялся выглядеть безмятежно-самодовольным.

– Осторожнее, Гэвин! – Лиам шагнул в камеру и подал стражникам знак освободить обоих узников. – Этот человек сдался, не оказывая сопротивления. Хотя признаю, выследить его оказалось очень нелегко!

– Те, кого разыскивают, умеют прятаться, – с невозмутимым видом заметил Грач.

Сообразив, что совершить убийство в тюрьме – не лучший способ выбраться на свободу, Гэвин затих и, едва сдерживая нетерпение, позволил стражникам снять с себя цепи. Затем, повернувшись к Лиаму, проговорил:

– Я был уверен, что при следующей нашей встрече ты накинешь мне петлю на шею, а не станешь спасать меня от петли.

На лице Демона-горца отразилось весьма странное чувство, заставившее Гэвина отвести глаза. Не знай он брата лучше, сказал бы, что тому больно.

– Ты Маккензи, Гэвин. И мой брат. Я не мог допустить, чтобы тебя повесили, – тихо сказал Лиам.

– Когда герцог Тренвит повесил Хеймиша-младшего, родственные чувства тебя не остановили, – пробормотал Гэвин.

– Хеймиша уже нельзя было спасти. Ты сам это знаешь.

– Вся ваша семейка плавает в крови, – с легкой усмешкой заметил Грач. – А преступником называют меня!

Словно ощутив напряжение между Гэвином, Каллумом и Грачом, стражники поспешно вывели двоих освобожденных из камеры в коридор, а Грача тотчас же заперли, провернув массивный ключ в замке. Теперь он был виден сквозь решетку в двери, но добраться до него Гэвину бы не удалось.

– И все же не понимаю, – проговорил граф, растирая запястья, на которых остались следы оков. – Каким чудом мы оказались на свободе?

– Я почувствовал угрызения совести и во всем признался, – сообщил из-за решетки Грач.

Гэвин в недоумении воззрился на узника – самого знаменитого пирата со времен Черной Бороды и сэра Фрэнсиса Дрейка. Затем перевел прищуренный взгляд на брата – и снова на Грача.

– Угрызения совести? – переспросил он. – И что же ты им сказал?

– Только правду. – Лицо Грача, покрытое шрамами, в полутьме камеры казалось еще более пугающим. – Сказал, что спрятал товары и оружие на твоей земле без твоего ведома, рассчитывая, что если их найдут, то вина падет на верного слугу короны. Как видите, я готов сотрудничать со следствием. Быть может, королевский суд смилостивится надо мной? – Безмятежный голос пирата сочился насмешкой и ядом.

– Но… как же так?.. – пробормотал ошеломленный Гэвин.

– Будьте добры увести мистера Монахана, – обратился Лиам к стражникам. – А мы с магистратом перемолвимся несколькими словами с этим преступником.

– Слушаемся, лэрд! – хором ответили стражи и повели Каллума прочь, к свободе. Лицо ирландца выражало безмерное облегчение.

– У тебя очаровательная жена, – светским тоном заметил Грач. – А у жены – пара весьма убедительных револьверов.

Саманта? Она-то здесь при чем? Она здесь? На миг Гэвину почудилось, что сердце его вот-вот вырвется из груди.

– Ты шутишь! – выдохнул он.

– Отчасти – да. – Грач рассмеялся, и смех его отразился от стен темницы зловещим эхом. – Что ж, в любом случае я собирался в Лондон. Почему бы не проехаться за казенный счет?

Впервые в жизни Гэвину пришла в голову мысль о том, что можно умереть и от изумления. Он уставился на свои грязные руки, на когда-то белые манжеты, затем перевел взгляд на лицо брата с ненавистными чертами отца.

– Лиам, почему ты здесь? – прошептал он.

– Я же тебе сказал…

– А я сказал тебе – в день свадьбы, – что я больше не Маккензи! Ты мне не лэрд, и мои дела тебя больше не касаются!

Из груди Лиама вырвалось поистине демоническое рычание.

– Ты думаешь, Гэвин, что бумаги из английского суда решают, какая у нас кровь? Можешь изъять все упоминания о нашем клане из всех документов, начиная со времен Вильгельма Завоевателя и из всех исторических сочинений, – но ты все равно останешься моим братом!

В этот миг Гэвин – человек, который привык отворачиваться от собственных чувств, а не встречать их лицом к лицу, – вдруг ощутил, как что-то сжало ему горло. Ему пришлось откашляться, чтобы это странное ощущение исчезло.

Лиам внимательно посмотрел на него, и взгляд его смягчился.

– Знаешь, мы ведь с тобой похожи больше, чем кажется. И может быть, нам стоило бы… действительно стать друг другу братьями.

– Да, отец у нас один, но это еще не значит, что мы хоть в чем-то похожи, – проворчал Гэвин.

Он ожидал привычного взрыва ярости, но Лиам, усмехнувшись, ответил:

– Знаешь, Демоном-горцем прозвали меня, но и у тебя характер не мед. Характер Маккензи. Ты просто научился скрывать свои чувства под маской иронии и безразличия. Но я-то прекрасно понимаю, как злишься ты… ну, например, на свою жену. Злишься даже сейчас.

– Она мне не жена! – выкрикнул Гэвина. И в то же время он невольно задумался о том, как Саманта ухитрилась уговорить Грача сдаться.

– Она тебя любит.

– Она лгала мне, – процедил Гэвин сквозь зубы. – Такую ложь нельзя простить!

– Вот и еще одно сходство между нами. Или ты забыл, что Мена приехала в Шотландию под видом безобидной старой девы-гувернантки, а оказалась беглой виконтессой?

– Но Саманта… – Это имя, казалось, отдавало горечью. – Она была замужем.

Лиам пожал плечами.

– Как и Мена. Если помнишь, она была все еще замужем, когда я раскрыл ее обман. А Саманта… хотя бы действительно вдова.