Ксюша Иванова - Брачное агентство «Влюблённые сердца»

    Куда смотреть и как это делать я понять не успеваю - он находит мою руку и тянет её к себе. Какова конечная цель становится понятно, когда мои пальцы ложатся на все такой же твердый, словно и не кончивший только что, член!

    - Мне мало... Ещё хочу. Сейчас...

    Денис нащупывает что-то на тумбочке. Мне слышно, как шелестит пакетик фольги, а потом он снова оказывается надо мной. Мужская плоть, упакованная в резиновую защиту, скользит по моей - изнывающей, ждущей... Задевает самое чувствительное место, заставляя каждый раз невольно дергаться под ним. Он словно ждет чего-то. И я долго терплю. Но потом, не выдержав, тянусь рукой, чтобы направить его туда, куда нужно. И даже довольный смешок не останавливает - я уверена, что это в последний раз, а значит, мне можно...

     ... Потом я засыпаю. Но ненадолго. Просыпаюсь от того, что он снова настойчиво ласкает, снова целует, только теперь устроившись за моей спиной...

    ...Я знаю, что он тоже не спит. И сама заснуть не могу. Только о чем говорить нам, людям, у которых нет общего будущего? Людям, у которых есть только эта ночь? Нет смысла делиться переживаниями. Нет смысла строить планы.

    Просто обнимать его, слушать ритмичный стук сердца... Просто поглаживать колючий подбородок... И наслаждаться ответными легкими касаниями его пальцев к своему плечу. До самого утра. И думать, как бы я была счастлива, если бы такое безумие повторялось со мной каждую ночь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Я не знаю, с кем мне больнее расставаться - с Денисом, отводящим взгляд и злящимся на детей за то, что не дают мне уйти или с ними - с чужими мальчишками, которые, оказывается, дико боятся летать!

    Весь полёт мы попеременно уговаривали, объясняли, ругали, угрожали, обещали невозможное, только чтобы они прекратили вопеть и спокойно посидели, глядя в телевизор!

    А сейчас, в аэропорту, когда я разглядела призывно машущую Сашу и мою Настю, стоящих у стойки администратора в центре здания, когда я уже почти ушла, бросив мальчишкам короткое и неправильное: "Пока!" Сейчас Вовка и Ванька вдруг одновременно бросились ко мне, обхватили за ноги, уткнулись в бока и снова заревели в один голос.

    Денис ругался, клятвенно обещая выпороть обоих. Я едва сдерживалась, чтобы на зарыдать тоже. И не знала, что сказать им! Не могла подобрать слов...

   - Наташа! - с трудом выговорил Вовка. - Ты обещала... Желание...

   - И..  мне, - вмиг успокоился Ванька.

    - Тебе нет! - двумя словами первый снова вызвал море слез у второго.

    - Ну, пожалуйста!

   И я сказала то, чего ни за что не имела права говорить! Изначально соврала, зная об этом, чувствуя горечь в душе от необходимости обманывать их, и все равно дала несбыточную надежду!

   - Говорите свои желания! - все-таки улыбнулась, проглатывая неприятный комок в горле и наклоняя голову к ним.

     Вовка ткнулся в левое мое ухо, а Ванька - в правое. И шепотом с двух сторон прозвучало:

    - Я хочу маму...

    Боже, дай мне сил! До крови прикусила изнутри щеку, стараясь не разрыдаться и отыграть свою роль до конца. Присела на корточки, понимая, что больше улыбнуться просто не смогу - сейчас это выше моих сил, и сказала, стараясь, чтобы голос звучал как можно более убедительно:

     - Она обязательно вас найдет. Может быть не сразу. Может быть, вам придется подождать немного. Я обещаю...

    Потом поцеловала каждого по очереди в щечку, встала и решительно, не посмотрев в сторону молчавшего все это время Дениса, быстро зашагала к Саше и Насте, чувствуя, как слезы все-таки закипают на глазах, яростно смахивая их и до скрипа сжимая зубы. Наташка, очнись! Всё! Все закончилось! Ты же так этого ждала! Вон твоя доченька! Все снова будет, как прежде! Ты же так хорошо, спокойно жила! И будешь жить, как раньше!

    А буду ли? А смогу ли теперь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Старая, как мир, истина о том, что при всех проблемах не решить, а изменить угол зрения на них, помогает водка, оказалась неправильной. Оставив пацанов на попечение матери, временно с загипсованной Лидой поселившейся в моей квартире, уехал в их жилье. Мне хотелось побыть одному.

    Свою ошибку понял уже в процессе - нужен был собеседник, нельзя было пить в одиночестве. Точнее собутыльник. Чтобы не позвонить Шевцовой, зачем-то сломал симку. Просто оттянул неизбежное - её номер все равно был на работе в базе данных. Но для меня важно было не позвонить именно сегодня.

    И с каждым глотком водки без закуски - нарезанные огурцы и колбаса из маминого холодильника не лезли в глотку, - мне становилось всё хуже и хуже. Что, сука, происходит? Как у неё это получилось? Как получилось без всяких уловок и хитростей, без признаний и обещаний влезть в мою голову, в мою жизнь, в мою семью?

     Опрокинув очередную стопку, обхватил ладонями лицо, сжал его и потряс головой, желая вот таким нехитрым способом избавиться от мыслей о Наташе. Но перед глазами все также было её лицо такое, каким видел его там, в аэропорту, - расстроенное, со вселенским горем в глазах. Мальчишек моих пожалела...

    И где-то в глубине души теплилась обида на сыновей - чего, спрашивается, не хватает им? Чего? Я же, стараюсь! Я же для них все делаю! А вот на тебе! Маму все равно хотят...

   Хотя, блядь, ну понятно же! У всех друзей в детском саду мама есть, а мои своей матери и не помнят, наверное, совсем! Опять же, мама для них, наверное, это что-то нереально доброе, сказочно-волшебное... Как Шевцова?

    Ладно! Разобраться нужно. Просто разобраться в себе. Ну, я ж психолог! Мне это как два пальца... Запросто!

    Послезавтра, в понедельник, она все равно явится ко мне! Ей же нужно будет проверку агентства довести до конца? Во-от! И что?

    В голове вертелась неуместная мысль о том, что можно ей предложить... встречаться там. Спать вместе. Это и ей нужно. Я точно знал, что нужно - в постели нам  было хорошо.

    Мысли путались. Я зациклился на той, которая о постели. О Шевцовой в моей постели. О том, как нам было там с нею хорошо...

     Сука, где мой телефон? А-а-а...

    - Не согласится. ЭТА точно не согласится, - уверенно кивая себе самому, проговорил пьяным голосом. - Или я совсем квалификацию потерял! Да и зачем она мне? Подпишет договор и все дела... А подпишет ли? Договорчик-то не в мою пользу теперь. Подпишет. Или я не психолог.

     ... До обеда, как пацан на первом свидании, ждал, невидяще листая анкеты новых клиентов, появившихся за те дни, что меня не было в агентстве.

    Когда помощник нашего бухгалтера Марианна, временно, в отсутствие Алены, назначенная на должность моей секретарши, доложила, что ко мне пришли из министерства, не сдержался и рванул к двери, чтобы лично впустить её в свой кабинет.

    В приемной, расставив ноги на ширину плеч, как борец перед боем, стояла упитанная тетка с очками-биноклями и кожаным кейсом в руках. Я от неожиданности потерял дар речи.

    - Добрый день, Денис Миронович, - как мне показалось, с каким-то подтекстом, улыбнулась она. - Людмила Станиславовна Бреннер, инспектор Министерства по культуре и туризму. Проверка вашего агентства завершена. Я готова ознакомить вас с её результатами...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Второй день сидел над документами. Собственно, изучать здесь было особо нечего, разве что подписи Шевцовой под положительными результатами проверки...

    Пытался понять. Расспрашивал о ней у Бреннер еще в тот, первый день, когда она привезла мне документы. Понять не получалось. А получалось следующее: Наталья Ивановна уволилась по собственному желанию.

    Понимая, что навредить еще больше я ей уже не смогу, осмелился задать ее бывшей коллеге вопрос о том, что было причиной её ухода. И Людмила Станиславовна поведала мне историю о трудном семейном положении Шевцовой - о старенькой, страдающей маразмом, бабушке,  маленькой дочке, а ещё о том, что якобы ситуация в семье стала настолько серьезной, что тяжелая работа с вечными задержками, с отсутствием выходных, не позволяла больше Наталье Ивановне справляться с жизненными обстоятельствами. Вроде бы, она нашла что-то более подходящее, более близкое к дому...

    Что-то не клеилось совсем. Шевцова так переживала из-за работы, так волновалась, что своим договором я могу ей навредить. И, естественно, зарплата в Министерстве была немаленькая. Девочка у неё уже школьница... Подруга какая хорошая - явно ведь есть кому помочь...

    Неужели начальство как-то прознало о нашей поездке? Неужели её заподозрили в предвзятом отношении к моему агентству? Но тогда как допустили сам факт подписания ею документов? Не логичнее было бы просто другому инспектору дело передать? Или, выгнав Наталью, не позволить принять положительное решение, раз уж они думают там, что оно принято нечестно...

    И ведь не позвонила мне! Помощи не попросила! Не обвинила ни в чем! Должна была! Обязательно должна была позвонить!

    Идиот! Вдруг у неё там с кем-то из семьи беда? Вдруг с ребенком что-то? А ты, психолог хренов, даже не знаешь, где отец этого ребенка, принимает ли он участие в жизни дочери и её матери! Ты вообще ничего о ней не знаешь, кроме того, что изложено в досье!

    Да, видел, что уже было поздно. Понимал, что у меня было четыре дня до этого, и я вполне мог уже приехать к ней! И сейчас, решившись, схватил ключи со стола, сунул в карман куртки банковскую карту и, мельком взглянув на часы, висевшие на стене над рабочим столом, рванул прочь из опустевшего офиса.