— Хорошо, госпожа. — она отложила рукоделие и вышла. Хотя спуститься вниз на ужин в столовую могла еще успеть, я… не хотела.

— Ари, — позвал малыш, когда я убирала на столе. Я вопросительно посмотрела на него, — покажи магию.

— Ен, не стоит. — я отрицательно покачала головой.

— Ари, я честно-честно никому не скажу. — начал просить он. Он уже понял, что мне трудно ему отказать.

— Хорошо. Только один раз. — я оставила уборку и села в кресло напротив него. Выставив руку вперед, вызвала небольшой сгусток золотого тумана и создала маленький светящийся шар.

— Ари-и… — прошептал он, а в глазах читался неподдельный восторг, такой бывает только у детей, — А как ты лечишь?

— С помощью него. — я кивнула на руку.

— Покажешь? — он не отрываясь смотрел на то, как туман переливается над моей ладонью.

— Нет. — непреклонно ответила я и постаралась сгладить резкость своих слов: — Прости, малыш, но я еще не восстановилась после вчерашнего лечения.

— Хорошо. А почему папу получилось вылечить быстрее? — с детской непосредственностью задал он очень сложный вопрос. Хотя вопрос, как раз, и не сложный, а вот ответ на него подобрать трудно.

— У твоего папы были не такие серьезные повреждения. А ты не вешай нос, скоро и у тебя и следа от них не останется. — я ободряюще улыбнулась ему, но малыш так и не повеселел.

— Нет. Все правильно, папа и не должен был болеть. — серьезно произнес он.

— Конечно, не должен, как и ты. — я не понимала настроения мальчика.

— Ты не понимаешь. Это я виноват в том, что папа заболел. — он и вправду верил в то, что говорил. Его голос подрагивал, а дальше вообще упал до сиплого шепота: — И в том, что мама умерла.

— Ен, не говори глупостей! — я сорвалась и слегка повысила голос. Мое сердце пропустило несколько ударов после слов мальчишки, а потом заработало с утроенной скоростью.

— Ты не понимаешь! — воскликнул он и из его глаз покатились слезы. Я не выдержала, пересела к Ену на кровать, помогла присесть и крепко обняла его. В этот момент меня не волновало ничего, кроме тихо рыдающего малыша, — Ты… ты ничего не…не знаешь. Это… это… я ее убил.

И только сейчас я поняла, что малышу не хватает мамы. Он не привык без нее. Ведь почти все время после пожара он провел во сне. Какая я… нет на себя нормального выражения, закрутилась тут со своими проблемами, а он один…

— Тшш… Ну, малыш, тут не может быть твоей вины, — начала убаюкивать его, слезы оставляли на моих щеках горячие следы. Ненавижу, когда не могу помочь. Лучше пережить жуткую физическую боль, чем не иметь возможности помочь морально.

— Это… это я принес-с… ту посылку… в их… комнату… и… и… в свою… то-тоже я. — немного заикаясь и продолжая рыдать, начал говорить мальчик, — Туда ни-никто войти не мог. А я… сам.

— Подожди, золотце. Ты, наверное, что-то не так понимаешь. Ты не мог причинить вред своим родителям. — я старалась говорить уверенно, чтобы успокоить его и себя.

— Мог. — Ен взял себя в руки, сейчас он не напоминал маленького мальчика, он стал предельно серьезным, — В наше крыло в старом замке никто чужой не мог зайти. Вот меня и попросил один человек, когда я гулял в саду, передать посылку папе. Он сказал, что она очень важная и отнести ее нужно было обязательно к нему в спальню, чтобы никто чужой не мог к ней прикоснуться. За то, что я согласился ему помочь, он подарил мне резную шкатулку. Я отнес в спальню родителей сверток, а шкатулку занес к себе. Мама с папой куда-то уехали и я забыл им рассказать. А ночью… — его голос дрогнул, но он удержался от слез, — Ночью что-то взорвалось и я проснулся, потом взорвалась и подаренная шкатулка. Из неё повалил огонь, от которого горели все вещи, даже за камни. Я так испугался, что даже с кровати встать не смог и с потолка упала деревянная балка. Ты понимаешь, что маму убил тот сверток? Если бы я не принес его к ним в комнату, то она была бы жива, и папа не болел бы.

— Ен. — я вздохнула, чтобы привести чувства в порядок, — Ты не виноват. Слышишь? Ты ни в чем не виноват. Ты не хотел погубить свою семью. Тебе не за что себя винить. Пойми, те люди, которые хотели навредить вам, они все равно нашли бы способ. Самое главное, ты и папа смогли выжить.

— Нет. Нам повезло. Когда родители вернулись, мама пошла спать, а папа вышел в сад. Вот оттуда он и увидел взрыв. Он прибежал и первым помог мне. Я помню, как он с трудом отодвинул ту балку и вынес меня. А когда он вернулся за мамой… — он замолчал, сильно сжал кулачки и уткнулся мне в грудь лицом, — Он должен был сначала спасти маму.

— Ен, твой папа поступил правильно. Все родители всегда в первую очередь спасают своих детей. Я уверена, что твоя мама любили тебя не меньше, чем папа, и она поступила бы так же на месте твоего отца. — твердо произнесла я, потому что верила в каждое сказанное слово.

Мы замолчали ненадолго, каждый думая о своем.

— Золотце? А откуда тебе известны такие подробности? — я искренне не понимала, откуда малыш мог узнать о поведении графа. Если это ему рассказал граф… На месть, хотя это и низко, я не поскуплюсь.

— Когда приехал лекарь, он дал мне то противное лекарство, от которого всё путается в голове и я уснул до утра. Когда проснулся, мне было еще не очень больно, я услышал, как папа с кем-то обсуждал произошедшее. Мы лежали на соседних кроватях, он говорил тихо, но я все равно услышал.

— Так. Ен все будет хорошо. — я немного отстранила его от себя и посмотрела в зеленые глаза мальчика, сейчас они сверкали, как изумруды, из-за слез, — Помни об этом. И ты ни в чем не виноват.

— Ари, не рассказывай папе о том, что я знаю. — он взглянул на меня так, что отказать я не смогла и кивнула ему, хотя очень хотелось высказать графу о том, что нужно больше внимания уделять ребенку.

— Все хватит хандрить. У меня есть хорошая новость для тебя. — он заинтересовано посмотрел на меня, — После завтрашнего лечения, ты сможешь сам садиться и сидеть столько-сколько захочешь.

Наш разговор прервала няня, она зашла с подносом в руках, но на нем были приборы только для одного человека.

— Госпожа, лорд Халенгвот просил вас спустится к ужину. — она опустила поднос на стол.

— Джой, а когда граф говорил тебе это, он был один? — я подложила, под спину Ена еще одну подушку, чтобы ему было удобнее, и встала.

— Нет, госпожа. Он был в обществе Его Величества и еще пары гостей. — у нее на лице было такое раскаяние, что казалось она виновата в том, что мне придется уйти.

А спуститься придется. Если бы Ридвиг был один, я бы могла позволить себе ослушаться, а так нельзя. Иначе вся наша игра пойдет под откос.

— Ен, извини, мне нужно будет уйти. — я слегка грустно улыбнулась ему, мне очень не хотелось оставлять малыша в таком душевном состоянии. В порыве чувств, наклонилась, поцеловала его в лоб и погладила по изувеченной щеке.

— Я понимаю. — тихо ответил он и прижался сильнее к моей руке.

Уходила я с тяжелым сердцем. Закрыв за собой дверь, прижалась лбом к ней, как же тяжело. Теперь было понятно, почему Ена лишили голоса, но… непонятно, почему таким способом, а не убили. Не дай боги, чтобы это у кого-то получилось! Но если откинуть чувства, то вернее было бы так. Ненавижу их всех. Использовать ребенка в своих интригах, это не просто низко, это… чудовищно.

— Леди? Вам плохо? — за мной раздался голос Джоси, давно же я ее не видела.

— Нет. — я оторвалась от двери и повернулась к ней, — Немного устала.

— Госпожа, милорд просил вас поторопиться. — девушка придирчиво рассматривала мое платье, я проследила за ее взглядом и увидела несколько пятен от трав. Тяжело вздохнула, понимая, что мне нужно переодеться.

— Поможешь? — не уточняя спросила я. Думаю, она и так поймет.

— Конечно, госпожа. — она направилась вперед меня.

В комнате мы общими усилиями подобрали мне платье, предварительно просмотрев три сундука. Опаздывала я уже катастрофически, но даже понимание этого не заставило меня начать собираться быстрей. Ловкие руки Джоси двигались быстро и примерно через сорок минут я была приведена в достойный вид. На мне было одето лиловое платье с тугим корсетом и открытыми плечами, белые выточки придавали ему воздушности. Девушка умело собрала волосы в свободный пучок и накрыла их белой сеточкой, откопанной из завалов в моей комнате. Я отпустила ее, попросив передать графу, что скоро спущусь и магией разгладила немного мятую юбку. Ну да, тянула время как могла. Кстати, это платье я тоже не помню. Наверное, еще одна мамина вещь. Я всегда думала, что не похожа на нее, но теперь понятно, что фигуры у нас одинаковые. Мне удалось лишь один раз увидеть ее портрет, находившийся на чердаке в одном из темных углов и не сразу бросившийся в глаза. Просто когда в доме появилась моя мачеха, она заставила убрать все, что напоминало ей о бывшей хозяйке. Так вот, мама на портрете была светловолосой и голубоглазой. Мне казалось, что у меня только ее глаза. Еще раз осмотрев себя, направилась на ужин. Да… Опаздываю я знатно. Вообще, если граф желал увидеть меня там, мог и раньше предупредить. Можно подумать, он не знал, чем я была занята.

В столовую я шла медленно, величественно, с гордо поднятой головой, словно королева. Ни в коем случае! Открестилась я от последнего сравнения, выданного моим мозгом. Удивительно, но перед дверью не было лакея. Может судьба улыбнулась мне и ужин уже закончился? Я даже не расстроюсь из-за того, что пришлось просто так переодеваться. Но, увы, в этом замке видно придется мне забыть о благосклонности этой затейницы. В столовой слышались приглушенные голоса. Затаив дыхание, открыла дверь и

вошла. Столовая встретила меня полумраком и… мое сердце замерло от восторга


Весь пол был устлан белыми лепестками цветов. Сегодня люстры были потушены и стол освещался только свечами в подсвечниках. Хотя… Не стол, а много небольших столиков, каждый всего на четыре персоны. Они были расставлены в шахматном порядке, а в центре стоял всего один, к которому вела отдельная, освещаемая мягким полумраком свечей тропинка. Когда я зашла повисла тишина. Что-то я начинаю привыкать к такой реакции людей на мое появление. Я сделала первый шаг, наступив на 'дорожку' и моя туфелька погрузилась в неё. После второго шага сверху посыпались еще лепестки, которые словно снежинки в метель закружились вокруг меня, а потом осели на пол. Покая шла к столу, не переставал идти 'цветочный' дождь. В конце тропинки меня ждал Ридвиг, одетый в безупречный черный камзол и, как всегда, спрятанный за такого же цвета маской. Когда я подошла, он взял меня за руку и повернул к себе. Падающие лепестки сменили свой цвет, теперь они стали красными, казавшись в полумраке почти черными. Они кружили и танцевали вокруг нас, унося в диком вихре все плохие эмоции, оставляя только легкость. Я не обращала внимания на тишину, продолжавшую стоять в зале. Сейчас я не видела никого кроме графа, будто лепестки отрезали нас от всего мира.