— Добрый, — отрывисто ответил тот, и Стася с удивлением увидела, что у рокового красавца печальные глаза и понуро опущенные плечи.

— Я хотела вас поблагодарить, — все так же робко пробормотала она. — Вы замечательно работаете!

Молодой человек бесшумно вздохнул, и обвел корабль неприязненным взглядом.

— Я рад, что тебе понравилось, — ответил он одновременно вежливо и безразлично.

— Вы не выпьете со мной кофе? — быстро спросила девушка, уловив короткий прощальный жест, сделанный Андреем кому-то на корабле.

Молодой человек снова вздохнул и вдруг улыбнулся девушке. Улыбка была хорошей, настоящей, словно вся сценическая наглость парня осталась в его гримерке.

— Как тебя зовут? — спросил он мягко.

— Стася…

— Стася? — удивился Андрей. Но тут же справился с удивлением.

— Видишь ли, детка, мне не хочется тебя обижать, но сегодня у меня нет времени. В другой раз, ладно?

Он снова улыбнулся девушке и пошел к машине, доставая из кармана ключи.

— Торопишься к больной бабушке? — насмешливо спросил за спиной голос, в котором не осталось и тени прежней робости.

Молодой человек застыл на месте. Стася ощутила, как напряглась его спина под черной кожаной курткой.

Наконец Андрей неторопливо, как на сцене, развернулся к ней. Стася увидела цинично прищуренные глаза и наглый раздевающий взгляд. Совсем другой человек. Очень неприятный.

— Как ты сказала, тебя зовут? — медленно переспросил он.

— Я сказала, что меня зовут Стася, — напомнила она, скрестив с его взглядом свой взгляд. Как шпагу.

Молодой человек, не отводя от нее глаз, понимающе кивнул головой. С лица его слетело прежнее выражение мягкости.

— Дурацкое имя для женщины, — заявил он нагло.

— А пять минут назад говорил, что не хочешь меня обижать — напомнила девушка, ничуть не смутившись.

— Это было пять минут назад. Как я понимаю, у нас одна бабушка на двоих?

— Не я создала эту ситуацию…

Молодой человек хмыкнул, не спуская с девушки бесцеремонного взгляда.

— Садись в машину, — велел он наконец и открыл свою дверь, не делая никаких попыток поухаживать за дамой. Та, не чинясь, подошла к переднему сидению, подергала ручку и узкой змей скользнула в салон. Негромко хлопнула пассажирская дверца, и машина, описав полукруг, растворилась в темноте ночного города.


— Нет, я этого не понимаю, — ответил Димка. — Идти извиняться перед совершенно незнакомым парнем! С какой стати?!

— Я очень некрасиво себя вела, — в третий раз принялась объяснять Валька. — Это было недостойно.

— Ну и что?! Может, ты его больше ни разу в жизни не увидишь! С какой стати унижаться?

«А ведь верно, — подумала вдруг Валька. — Может, и не увижу».

И почему-то эта мысль царапнула сердце.

— Дело не в нем, а во мне, — все так же терпеливо сказала девушка. — Мне неприятно, что я взяла и просто так обидела человека, который мне не сделал ничего плохого. Даже наоборот, сделал хорошее…

— Это что? — удивился Димка.

— Мышку подарил…

— О! Благодетель! Хочешь, я тебе тоже мышку подарю?

— Не нужно, у меня их уже две… Дим, зачем ты придуриваешься? Ведь отлично понимаешь, что я права… То есть была не права… То есть…

Валька споткнулась под насмешливым взглядом своего родственника и с шутливым негодованием стукнула его по плечу.

— Черт! Запутал!

— Ну, ладно, ты решила пойти покаяться, хотя, на мой взгляд, это совершенно ненужное баловство постороннего мужчины… Все-все, молчу! Я только не понимаю, при чем тут я?

Валька умостилась на край стола и просительно заглянула в глаза родственнику, сидевшему в кресле перед ней.

— Дим, пойдем со мной…

— Зачем?

— Господи, понятия не имею! — внезапно озлилась Валька и спрыгнула на пол. — Боюсь я одна идти, понял?

— Что, джентльмен прибить может? — заинтересовался Димка.

— Да не в этом дело… Ну, что, тебе трудно, что ли?

Димка обречено вздохнул.

— Валь, мне не трудно, — ответил он неожиданно серьезно. — Просто я не люблю глупо выглядеть… Ты будешь извиняться, а мне что делать прикажешь? Рядом стоять с глупой улыбкой?

— Можешь стоять без улыбки…

— Еще лучше! Витрина таксидермиста… А знаешь, что…

Димка вдруг оживился и задвигался в кресле.

— Давай я сам схожу извинюсь за тебя… А что? Очень благородно! Так и скажу: моя кузина, с которой вы пообедали в такой-то забегаловке, просит вам передать свои искренние сожаления. А? Как ты это находишь?

Но Вальку заинтересовала другая сторона вопроса.

— Почему кузина? Разве я тебе кузина?

Димка удивился не меньше. Оттопырил нижнюю губу и уставился на девушку озадаченным взглядом.

— Слушай, а я как-то не задумывался, кем мы друг другу приходимся. Кузены и кузины, насколько я помню из русской литературы, это двоюродные, троюродные и сколько угодно «юродные» братья и сестры. А мы…

— Смотри!

Валька подскочила к столу, схватила листок бумаги с карандашом и принялась чертить схему.

— У бабушки было две сестры. Так?

— Так. Как в пьесе.

— Дядя Женя и дядя Сережа их дети. То есть племянники бабушки. Так?

— Так.

— Получается, что друг другу они приходятся двоюродными братьями, то есть кузенами.

— Ага! — внес Димка свежую струю.

— А Федька и Стаська твои троюродные брат и сестра.

— Гешвистер, — вспомнил Димка школьный курс немецкого языка.

— Троюродные гешвистер, — уточнила Валька. — То есть троюродные кузены.

— Это я понял, — сказал Димка. — Я не понял, с какого бока ты к нам припека.

— Так…

Валька почесала голову кончиком карандаша и продолжила построение генеалогического древа.

— У бабушки помимо двух родных сестер был один двоюродный брат. Мой отец — его сын. Бабушке мой отец приходился двоюродным племянником. То есть троюродным братом твоему отцу и дяде Жене, а мы с тобой…

Валька сделала паузу и наморщила лоб.

— Получается, что мы с тобой четверо-юродные, — почти по складам выговорила Валька и брякнула карандаш на стол. — Ух!

— Ничего себе! — поразился Димка. — А наши дети будут пятиюродные…

— Ладно, остановись, — приказала Валька. — Ну, что, пойдешь со мной, четвероюродный кузен?

Димка засмеялся и поднялся с кресла.

Валька с удовольствием разглядывала родственника. Конечно, Димка не то чтобы красив, но, как было сказано в одном хорошем фильме, чертовски обаятелен. Унаследовав от матери с отцом внешнее благообразие, он, к счастью, оказался совершенно незаряженным семейным вирусом: холодным себялюбием. С четвероюродным кузеном Валька могла трепаться о чем угодно, не опасаясь, что ее поймут неправильно, или, не дай бог, что их междусобойчик вдруг сделается родительским достоянием. Хотя у Вальки с родителями отношения складывались не в пример лучше, чем у брата, все же существовало множество вещей, обсуждать которые было удобней с Димкой. Особенно тогда, когда у обоих появилось какое-то подобие личной жизни.

Димка пользовался стабильным успехом у девчонок. Правда, он почти не умел драться, не особенно дружил со спортом и читал множество заумных книжек, на которые любил ссылаться в разговоре, к неудовольствию дам, но вместе с перечисленными недостатками имел и некоторые достоинства. Во-первых, он считался мальчиком из хорошей семьи, о чем выросшим девушкам не уставали напоминать их родители. Так сказать, sotto voce. (Вполголоса).

Во-вторых, Димка не был снобом. Узкокастовые отношения, построенные по принципу «какой у тебя компьютер», «какая у твоего отца машина» и «какие у тебя шмотки», оказались в их школьные времена весьма обычными и распространенными. Но Димка на такое социальное сито плевать хотел и общался только с теми, кто был ему интересен.

Екатерина Дмитриевна вместе с мужем потратили немало сил и такта, пытаясь объяснить сыну, когда он достаточно подрос, почему на одних людей нужно тратить меньше времени, даже если с ними интересно общаться, чем на других. Димка никогда не возражал, но все делал по-своему, сводя родительские усилия к нулю. Дружбу с Валькой Димкины родители не то чтобы одобряли, но терпели, признавая, что пускай уж лучше в дом ходит родственница, чем девочка с улицы. Впрочем, несколько лет назад Екатерина Дмитриевна вдруг начала встречать Вальку с распростертыми объятиями, отчего та очень робела, пока Димка наконец не объяснил ей причину такого родственного экстаза.

— Мать планирует нас поженить, — сообщил он так безмятежно, словно речь шла о совместном культпоходе в театр.

— Зачем? — не сообразила Валька.

— Тебя бабка любит, — объяснил Димка. — Родители считают, что она может тебе все оставить…

Более того. Екатерина Дмитриевна даже обсудила этот проект с Валькиной матерью. Неизвестно, как протекал разговор, но результат был налицо: теперь тетя Катя здоровалась с Валькой очень сухо, а встреч с ее матерью вообще старалась избегать. Насколько это было возможно.

Впрочем, попыток выгодно женить сына она не оставляла, пока не случился в прошлом году страшнейший, незабываемый конфуз.

— Представляешь, — каялся Димка, — решила меня мать познакомить с какой-то высокопоставленной дочкой.

Валька прыснула в кулак.

— Зря смеешься! Скорей всего, у отца будут крупные неприятности по службе.

— Почему?

— Потому что ее папаша непосредственный начальник моего… Так вот, прихожу в гости, все чин-чином… Стол накрытый, разговор необременительный… А я целый день по городу промотался, голодный — как волк. К тому же холодно было, минус пятнадцать, замерз, как цуцик…

Димка замолчал.

— Ну-ну, — поторопила Валька.