— Да ты что! — сказала Валька и засмеялась. — Меня мама в такое время из дома не выпустит.

— А завтра? — с надеждой спросил Арсен. — Выпустит?

— Завтра выпустит.

Они замолчали.

— Есть предложения? — спросил Арсен. — Или пожелания?

— Может, сходим в цирк? — спросила Валька. А куда еще идти? В театр? Избито! В ресторан? Дорого! А тут — дешево и сердито. Но собеседник отрубил неожиданно категоричным тоном:

— В цирк не пойду!

— Почему? — изумилась Валька. — Не любишь?

— Ненавижу! — горячо ответил цыган.

Валька удивленно промолчала. Конечно, они не настолько близко знакомы, чтобы она была в курсе всех его пристрастий и антипатий, но так явно выраженная нелюбовь ее немного удивила.

— Понимаешь, — виновато объяснил Арсен, — мои родители всю жизнь проработали там.

— В цирке?!

— В цирке. У них был номер.

— Какой?

— Какой, какой… Что, и так не ясно? — раздраженно спросил цыган. Вздохнул и пояснил тоном ниже: — Конный, разумеется. Джигитовка пополам с дрессурой и цыганскими танцами.

Он замолчал.

— Значит, — спросила Валька, — ты — закулисный мальчик.

— Значит, так, — подтвердил Арсен.

— Слушай, а твои родители живы?

— Мать жива, — ответил цыган. — Отец умер год назад.

— А мой отец умер девять лет назад.

Они замолчали, объединенные чувством общей утраты.

— А почему ты не любишь цирк? — полюбопытствовала Валька. — Ведь это такое честное искусство… Можешь сделать двойное сальто под куполом, значит, сделаешь… А не можешь, так никакие связи, никакие деньги не помогут…

— Вот именно, — поддержал цыган горячо. — Это такой профессионализм, просто уму непостижимо! Знаешь, как люди номер готовят?! Знаешь, как они репетируют?! На износ! И ради чего это все? Ради чего они делают двойное сальто на высоте сорока метров без страховки? Ради того, чтобы жующая и чавкающая толпа в зале на одну минуту перестала жевать! Разве это цена человеческой жизни?

— Но разве их заставляют? — попробовала поспорить Валька. — Они ведь сами согласились на такую цену…

— Это меня и бесит! — со злостью оборвал цыган ее острожный подголосок. — Почему умные, сильные, бесстрашные люди так дешево оценивают свою жизнь?

Валька промолчала.

— Потому что сцена — это наркотик. Если подсел — все, не соскочишь. Знаешь, какой самый страшный момент для любого артиста?

— Не знаю, — тихо ответила Валька, хотя уже поняла, что он хочет сказать.

— Момент, когда он лишается номера. Момент, когда окружающие, отводя глаза, начинают интересоваться его здоровьем. Это сигнал, понимаешь? Время на исходе… Я один раз видел, как плакал один взрослый мужчина, которого отправили на пенсию. Не старый еще по обычным меркам… Если б ты только знала, как это страшно! Наверное, именно тогда я понял, что никогда не буду циркачом. Хотя это профессия наследственная.

— Я тебя понимаю, — поддержала Валька. — Честно говоря, меня в цирке привлекают только номера с животными…

— Какими? — прервал ее Арсен.

— Что «какими»?

— Какими животными? Домашними или хищными?

— Все равно, — беззаботно ответила Валька, но цыган злобно рассмеялся в ответ.

— Ничего себе, «все равно»!

— А в чем разница? — удивилась Валька. — Конечно, дрессировать тигров опасней, чем собачек…

— Да не в этом дело!

Цыган захлебнулся собственным негодованием, но справился с собой и продолжал тоном ниже:

— Не в этом дело… Понимаешь, домашние животные подчиняются человеку с радостью. Они готовы все сделать для того, чтобы доставить нам удовольствие. Но хищники — совсем другое дело. Их приходится ломать. Все время ломать: и на репетициях, и на представлении… Поэтому никто никогда не знает, чем номер кончится.

— Нужно большое мужество… — начала Валька.

— Да, конечно, — нетерпеливо оборвал Арсен. — Это само собой. Но ты подумай о другом. За что этим несчастным животным такая каторга? Одно дело, когда убийцу приговаривают к пожизненному заключению в тюрьме. Но животным-то это за что? Ведь для них существование в клетке — это хуже, в сто раз хуже, чем тюрьма для человека! А хищники в нее попадают еще в младенчестве, не успев нагрешить… И всю жизнь проводят на территории два метра на два метра. Ради чего? Можешь объяснить? Тебе доставляет удовольствие смотреть, как тигр, огрызаясь, прыгает с тумбы на тумбу? А?

— Не знаю, — растерялась Валька. — Не задумывалась…

— А ты задумайся! Зачем заставлять хищника действовать против его природы? Ради того, чтобы доказать, что человек сильнее? Это и так понятно! Ради того, чтобы на десять минут потешить толпу? Только ради этого. А стоит ли толпа таких усилий? Вот большой вопрос…

— Ладно, не хочешь в цирк — не надо, — перебила Валька, утомленная горячим негодованием собеседника.

— Прости, я тебя загрузил, — спохватился Арсен.

— Ничуть. Мне с тобой интересно.

— Правда? — спросил цыган с надеждой.

— Правда.

Они снова замолчали.

— У меня альтернативное предложение, — сказала Валька.

— Принято, — поспешно ответил цыган.

— Ты же еще не знаешь…

— Все равно принято. Прости, что я так на тебя набросился. Просто я все детство провел за кулисами, а это малоприятное место, уверяю тебя. Никакого праздника…

— Поехали к моей бабушке, — предложила Валька.

— Поехали, — согласился цыган. — А в каком городе она живет?

— Она живет в Барвихе.

— А!

И цыган умолк.

— Она очень хочет с тобой познакомится, — добавила соблазна Валька.

— Правда?

— Правда.

— Тогда, тем более, поехали.

Помолчали еще немного.

— Можно я тебе попозже позвоню? — робко спросил Арсен. — Часов в одиннадцать?

— Когда приятеля проводишь? — догадалась Валька. — Можно.

— Тогда не прощаюсь.

— И я.

Снова пауза.

— Ну, давай клади трубку, — потребовала Валька.

— Ты первая.

— Ладно.

И она нехотя опустила трубку на рычаг.

Да, их отношения прогрессировали на удивление быстро. Не успели они примириться, как тут же начался второй тур их сближения, включающий в себя долгие телефонные переговоры ни о чем, внезапные приезды Арсена к ее подъезду и незапланированные встречи в салоне его джипа неопределенной национальности. Впрочем, вполне целомудренные, даже смешные для их возраста встречи. Почему-то цыган страшно стеснялся сделать первый шаг к сближению, а Валька, хотя и досадовала на него за затяжную робость, тем не менее, наслаждалась этой фазой их отношений, как наслаждаются последними днями весны перед наступлением жаркого испепеляющего лета.

Бабушка действительно жаждала взглянуть на нового Валькиного знакомого столь экзотической национальности.

— Дашкенти? — переспросила она фамилию Арсена, которую Валька успела подглядеть на правах. — Дашкенти, Дашкенти, — повторила она нараспев. — Красиво. Если будешь умненькой и не проговоришься, что он цыган, можно выдать фамилию за итальянскую. Дашкенти, Висконти… Чувствуешь? Есть некая общность. Не зря все-таки тебя мать назвала Валентиной.

И бабушка медленно проговорила, словно пробуя на вкус:

— Валентина Дашкенти…

— Ба, — смеясь, запротестовала Валька, — я пока за него замуж не собираюсь.

— Ну и правильно, — поддержала бабушка. — Кто ж собирается замуж через три недели после знакомства? Вот через месяц — другое дело…

Валька отставила в сторону телефонный аппарат, дошла до своего диванчика и, не переодеваясь, упала на него. Мысли кружили в голове сладкие, обволакивающие… Завтра они поедут к бабушке. Арсен заедет за ней, Валька привычно заберется на высокое сиденье радом с ним и всю дорогу будет вздрагивать от случайного прикосновения горячих пальцев к ее ноге. Она специально подвигала ногу близко-близко к рычагу переключателя скоростей, и время от времени пальцы цыгана легко задевали ее бедро. Дальше этих случайных прикосновений их близость пока не продвинулась, но у Вальки сладко замирало сердце от таких пустяков.

В дверь негромко постучали, и Валька невольно вздрогнула.

— Мамуля, я еще не проголодалась! — крикнула она.

Дверь отворилась, и на пороге возник темный силуэт.

— Можно к тебе?

— Конечно!

Валька поднялась и села на диване, втайне досадуя на вторжение. Ей хотелось помечтать в темноте до того, как раздастся второй звонок Арсена. Вообще-то, он ничего такого ей по телефону не скажет, просто пожелает спокойной ночи…

— Детка, у тебя все хорошо? — спросила мама.

— Все нормально, мамочка, — бодро сказала Валька. — А почему ты спрашиваешь?

— Я в последнее время так редко тебя вижу…

Валька покраснела, благословляя темноту комнаты. Мать протянула руку и провела теплыми пальцами по ее лицу. Валька поймала щекой ласковую ладонь и благодарно поцеловала ее.

— Мамуля, я очень тебя люблю, — сказала она. — Ты прости меня, я закрутилась в последнее время…

— Валюша, ты не закрутилась, а влюбилась в последнее время, — поправила ее мать. Глупо было думать, что она ничего не заметит.

— Наверное, ты права, — призналась Валька. — Но я пока не хочу об этом говорить. Я ни в чем не уверена. Понимаешь?

— Понимаю, — серьезно ответила мама и оперлась согнутым локтем на спинку дивана.

— Расскажи мне о нем, — попросила она Вальку. — Какой он?

— Мам, я понятия не имею. И знаешь что самое странное?

— Знаю, — ответила мама без малейшей паузы. — Тебе неважно, какой он. Тебя просто тянет к нему. Так?

— Так, — призналась Валька. — Это очень плохо, да?

— Да нет, — ответила мама после короткой паузы. — Это вполне естественно. А вот хорошо это или плохо, зависит от того, что он за человек. Впрочем, это выяснится позднее.