— Ну и хорошо, — одобрила домработница, — а то таскай посуду туда-сюда…

Повернулась и пошла на кухню, шаркая задниками тапочек.

Валька вспыхнула и негодующе посмотрела на бабушку. До каких пор она будет спускать это хамство? Но Евдокия Михайловна сидела, как каменная, не поднимая глаз с яркого пятна коврового орнамента под ногами.

И Валька поняла, что она просто ничего не слышала.


— Ты все запомнил? — спросила Стася брата во второй раз.

— Все, все, — подтвердил тот нетерпеливо. — Гони задаток.

— Шиш тебе, а не задаток, — осадила его сестра. — Получишь все сразу, и только в том случае, если я останусь довольна…

— Можно подумать, ты когда-нибудь бываешь довольна, — уныло протянул брат.

— А ты постарайся… Удиви меня.

Стася вышла из комнаты и направилась в коридор. Федька потопал за ней и остановился, прислонившись к стене. Сестра снимала с вешалки свое пальто.

— Чего стоишь? — накинулась она на Федьку. — Собирайся!

Тот неуклюже опустился на низенькую банкетку и запыхтел, натягивая обувь. Стаська минуту наблюдала за ним с презрительной гримасой на лице.

— Господи, тебя скоро кондрашка хватит, — заметила брюзгливо. — Хотя бы из себялюбия сбрось кило восемь…

— Не твое дело! — огрызнулся Федька.

— Не мое, так не мое… Иди вперед и сядь в машину. А то потом такси не догонишь…

На звук их голосов из кухни вышла Альбина Яковлевна.

— Уходите?

— Уходим. Слушай, что там за шум был на кухне? — спросила Стася, натягивая на лоб вязаную шапочку.

— Я чашку разбила, — ответила мать безо всяких эмоций.

— А-а-а… Ну ладно, пока.

И Стаська посторонилась, пропуская брата вперед. Тот запыхтел и двинулся в дверь. Сестра дала ему хорошего леща пониже спины.

— Иди быстрей, застрянешь!

Федька беспомощно огрызнулся через плечо. Альбина Яковлевна молча постояла в коридоре, наблюдая за уходящими детьми, потом вернулась на кухню, где сидел, вжавшись в стену, ее муж.

— Стася пошла на охоту, — проинформировала она его бесстрастно. — Все будет хорошо, Женя.

— Ты думаешь? — почти прошептал он в ответ.

— Я не думаю, я знаю… У Стаськи теперь есть мощный стимул.

И она обвела горьким взглядом высокий потолок, просторную кухню, огромное окно с эркером… Все, что они заработали с мужем, уместилось на территории ста пятнадцати квадратных метров общей площади… Раньше ей казалось, что это немного. Теперь она понимает, что сюда вложены две жизни.

— А с нами что теперь будет? — спросил Евгений Павлович.

— Не знаю, — равнодушно ответила жена. — Переедем в Стасину квартиру, наверное…

— Втроем, в две смежные комнаты…

Евгений Павлович опустил локоть на стол и взялся рукой за голову.

— Женя, это лучше, чем ничего, — сказала Альбина Яковлевна. — Стаська права.

— А ты уверена, что ей удастся сохранить обе квартиры и… рассчитаться с долгом? — робко спросил муж.

— Я уверена.

— Каким образом? — вдруг выкрикнул Евгений Павлович. Поймал пустой стеклянный взгляд жены и сразу вжался в стену.

— Прости меня, Аля, — сказал он тихо.

— Женя, нам лучше ничего об этом не знать. Я пойду прилягу. Не трогай меня, ладно?

Она повернулась и вышла из кухни. Добрела до спальни и упала на кровать. Пружина, намертво засевшая в груди, наконец добралась до сердца. Оно стучало с таким трудом, словно ему было тесно в железной клетке. Альбина Яковлевна легла на спину и попыталась вздохнуть полной грудью. Сильно укололо где-то внутри левой груди, и вздохнуть не получилось.

Она присела на кровати и снова сделала попытку вздоха. Сердце ответило резкой жгучей болью. В глазах потемнело. Она начала задыхаться.

— Женя! — слабо позвала Альбина Яковлевна, но муж ее не услышал.

Из последних сил женщина поднялась на ватные ноги и, держась за стену, добралась до коридора. Здесь она сделала попытку снова позвать мужа, но воздуха не хватило даже для самого тихого шепота. Руки скользнули вниз, ноги перестали держать тело, и Альбина Яковлевна тяжелым кулем повалилась на пол. Последнее, что она помнила, были ноги мужа в старых домашних тапочках. «Их давно пора выбросить», — успела подумать Альбина Яковлевна, и ее накрыло блаженное долгожданное беспамятство.

Федька с трудом разместился в удобном кресле «Фольксвагена-Пассат». Да, у Стаськи губа не дура. Хорошая машинка. Не часто сестра выдавала ему ключи от машины, да еще и на весь день. Планы, один радужней другого, засверкали в разгоряченном воображении.

Поехать к Светке? Покрасоваться немного? Пусть знает, стерва, что не такой он голяк, как она думала… Хотя нет, к ней лучше не ездить. Этот ее новый придурок из крутых, кажется. Нет уж, спокойствие дороже…

Значит, остается Ленка.

Федька оттопырил губу с некоторым пренебрежением.

Лимита, конечно. Все надеется, дура, за москвича замуж выйти. А у самой ноги кривые. Но ему выбирать не из чего. Пока. Вот, когда он разбогатеет, они будут за ним бегать стаями, как собачонки. Вот тогда он и отыграется… Гадины корыстные, только в карман и смотрят. Виноват он, что родители запихали его на этот вонючий истфак?

Тут он прервал течение своих мыслей и насторожился. Сестра остановила машину и наклонилась к открытому окошку. Быстро улыбнулась водителю, что-то сказала, кивнула и прыгнула в машину.

Стрекоза. Доска гладильная. И что в ней мужики находят?

Федька тронулся следом за красной девяткой, в которую села сестра. Конечно, он знает, где назначена встреча, но Стаська велела ехать за ней и не выпускать ее из виду. Она, видите ли, не знает, где припаркует машину альфонс, и сильно сомневается в способности братца ее отыскать. Нарочно издевается над ним, крыса. А ведь и правда, в детстве Стаська была похожа на крысу. Узкая мордочка с вытянутым вперед носом, огрызок хвоста на макушке… Но уже тогда она была Стаськой: отнимала у него игрушки и конфеты, а если он пытался сопротивляться кидалась на него и беспощадно царапала щеки. Ему быстро надоело ходить располосованным на самом видном месте, и он, как щенок, разжимал пасть и покорно отдавал хозяйке все, что там лежит. После первого же окрика.

Впрочем, один козырь у него все же был. И чувство тайного превосходства, которым он упивался в мечтах, было связано с родительской квартирой.

Стаську прописали в Звенигороде, в той самой квартире, которую ей завещала бабка. Вот прикол, у сестры до последнего месяца даже прописки московской не было, умора! А значит, и прав на родительскую квартиру у этой крысы никаких. И останется она в своей смежной двушке, а Федька, когда родители умрут…

Умрут же они когда-нибудь!

И тогда Федька станет полноправным хозяином в роскошной четырехкомнатной хате. Ее можно будет сдать за пару тысяч в месяц… А самому придется пожить где-нибудь у черта на рогах. Или нет! Лучше найти себе какую-нибудь дуру и кормить ее обещаниями. (А взамен дура будет кормить его чем-нибудь более насущным.)

Потом, когда он соберет энную сумму (тысяч двадцать выходит только за первый год!), он вложит ее в дело. Или вступит в строительный кооператив и купит еще одну квартиру. И ее тоже сдаст. Да, так будет правильно. Это и будет его работой. Не пахать же в институте археологии за единый проездной в месяц!

Красная «девятка» остановилась у края тротуара. Сестра выскочила из машины, протянула водителю деньги и захлопнула дверцу. Медленно пошла вперед, оглядываясь по сторонам. Альфонса ищет.

Налетевший порыв ветра подхватил длинные волосы Стаськи, и они заструились за сестрой как победоносный золотой флаг. Она поплотнее надвинула на лоб вязаную шапочку и подняла воротник пальто. Остановилась, мельком оглянулась. Федька сделал приветственный незаметный жест: тут я, тут, успокойся.

Сестра сразу же отвела взгляд. Приподнялась на цыпочки и высоко задрала правую руку, привлекая чье-то внимание. Федька вытянул шею, оглядывая прохожих. И увидел ответную, высоко задранную мужскую руку.

Он.

Альфонса в лицо Федька не знал, поэтому наблюдал за его появлением с любопытством. Вот мальчик с хваткой: нашел себе беспроблемный кусок хлеба с икоркой. И как он его отыскал? За счет мозгов? Как бы не так! Мозгами там, наверное, и не пахнет! Сподобила природа красивеньким родиться… Вопрос: чем этот кретин лучше любой проститутки? Уж не сравнивая его с Федькой, которого все-таки родители кормят, а не какая-то посторонняя старая баба в обмен на постель… Господи, неужели его бабке это все еще нужно? Потеха!

Альфонс перебежал через дорогу и оказался в пределах видимости. Федька угрюмо разглядывал рокового красавца.

Да… Вот, значит, каким нужно уродиться, чтобы горя в жизни не знать… Высоким, под метр девяносто. Широкоплечим. Со светлыми волосами. С медальным, четко вырезанным профилем. С роскошным поджарым телом. Везунчик.

Альфонс, не спеша, подошел к сестре. Та приподнялась на носочках (даром, что сама высокая) и потянулась к мужской щеке. Но тот сделал едва уловимое движение, и Стаська поцеловала пустоту.

Федька даже засмеялся от удовольствия, глядя на растерянное лицо сестры. Не часто, ох как нечасто, бывало у нее на лице такое выражение! Альфонс, насмешливо глядя на Стаську сверху вниз, бросил несколько слов, и сестра пожала плечами. Затем он развернулся и двинулся вверх по тротуару. Стаська засеменила следом.

Федька осторожно тронул машину с места. Альфонс начинал ему нравиться. Нравилось то, что уклонился от поцелуя Стаськи с некоторой брезгливостью, словно от змеиного укуса. Нравилось то, что сестра почти бежала за ним следом, не поспевала на каблуках за широкой размашистой походкой, а тому было наплевать. И понравилось то, что, дойдя до машины, альфонс сразу же уселся на водительское место, не делая никаких попыток распахнуть дверь перед дамой.