— Что «хотя»?

— Катя мне сказала… Смотри, это секрет! Катя сказала, что разговаривала с лечащим врачом…

Мама немного поколебалась, но договорила:

— Он сомневается в выздоровлении.

Валька без слов отложила недоеденный бутерброд и уставилась на мать испуганными глазами.

Не может быть!

Не может умереть тетя Аля, которая настолько жизнелюбива, что обожает мужской стриптиз! Не может умереть женщина, родившая дочь Стаську! (Вот уж кто точно бессмертен!). Не может умереть мать сыночка, по имени Фиделио, до сих пор не пристроенного в этом мире!

— Какой ужас, — проговорила Валька, едва шевеля неповинующимися губами. — Не может быть!

— На этом свете все может быть, — горько ответила мама.

Встала и сказала, сознательно меняя тему:

— Со стола убери…

Вышла из кухни и прикрыла дверь, оставляя дочь наедине с ее мыслями. Валька откинулась на спинку жесткого кухонного дивана и отодвинула подальше недопитую чашку и недожеванный бутерброд. Есть после того, как она узнала, что при смерти тетя Аля, ей казалось кощунством.

«Будем честны, — призвала Валька сама себя. — Тетку я недолюбливаю. Недолюбливаю вообще всех родственников, кроме бабушки и Димки. Но от этого новость не становится менее драматичной».

Неужели тетя Аля умрет?

Стаська эту потерю перенесет достаточно легко. Ей вообще на всех наплевать, кроме самой себя, конечно… Федька, наверное, больше расстроится. Уж не говоря о том, что Альбина Яковлевна единственный человек на свете, который любит его без памяти, со смертью матери он потеряет единственный источник беспроблемного существования. И что с ним будет дальше? А Евгений Павлович? Что будет с ним?

Стоп!

Валька нахмурилась. Свинство какое, тетка-то еще жива, а она уже акценты расставляет… Посмертные, так сказать… Нельзя этого делать.

Зазвонил телефон. Валька вздрогнула и оторвалась от своих мыслей. Впрочем, к телефону не побежала, маме ближе. Та сняла трубку в гостиной и через секунду крикнула:

— Валюша! Это тебя.

Валька нехотя потянулась к аппарату. Разговаривать сейчас ей не хотелось ни с кем.

— Да, — сказала она хмуро.

— Привет.

У нее немного отлегло от сердца.

— Привет. Не ожидала, что ты позвонишь.

— Почему?

— Мы же только что распрощались…

— Ну, давай снова поздороваемся, — предложил Арсен. — Привет.

— Привет.

— Как дела?

— Не очень.

— Что такое? — встревожился цыган.

Валька вздохнула.

— У моей тетки инфаркт, — сказала она сдержанно. — Есть мнение, что она не выкарабкается.

— Чье мнение? — уточнил Цыган.

— Врача.

Арсен коротко свистнул.

— Наплюй! — посоветовал он убедительно. — В таких вещах врачи смыслят не больше нас с тобой. Решают не они.

Валька промолчала из вежливости.

— Ты, что, очень ее любишь? — спросил цыган сочувственно.

— Да не сказать, чтоб очень, — медленно ответила Валька. — Просто у нее сейчас масса проблем… Сын безработный, например…

— Понятно.

Они немного помолчали.

— Валь, — неожиданно предложил цыган. — Давай встретимся.

— Прямо сейчас?!

— А что такого? Время-то детское, всего половина девятого…

— Ну, не знаю, — нерешительно проговорила Валька и посмотрела на стенку, разделяющую кухню и гостиную, в которой сидела мама.

— Мама не разрешит, наверное.

— А ты попробуй.

— Ну, давай попробую…

— Я подожду.

— Ладно.

Валька положила трубку на стол и отправилась в комнату. Мама сидела перед включенным телевизором и на дочь не оглянулась.

— Мам, — нерешительно начала Валька.

— Только недолго, — ответила мама, не отрываясь от экрана. — И пускай он тебя до самой двери доведет, а то у нас ночью в подъезде бомжи ночуют…

Валька без слов чмокнула маму в щеку и убежала на кухню.

— Отпустила, — радостно доложила она.

— Ура!

— Ты где? — спросила Валька.

— В окно выгляни, — насмешливо посоветовал ей собеседник. Валька приподнялась на диванчике и прильнула носом к оконному стеклу.

Синий джип почти сливался с темнотой за окном, но Арсен пару раз мигнул фарами, и Валька его увидела.

— Иду, — сказала она в трубку лаконично.

— Жду, — отозвался цыган так же коротко.

Валька быстро прополоскала чашку, поставила ее на место и запихала в рот остатки бутерброда. Куда делось возвышенное чувство, отбившее аппетит?

Забежала в ванную и быстро почистила зубы, непонятно для чего. Все равно они еще ни разу не поцеловались по-настоящему… Кроме того пионерского поцелуя в щеку ей и вспомнить-то нечего! Ну почему он такой робкий, черт его возьми?

Валька стеснялась признаться самой себе, что хочет его до безумия. Что называется, выпрыгивая из штанов. Хочет поцеловать твердые губы, умеющие так обольстительно и насмешливо улыбаться, хочет почувствовать его горячие руки на своей коже, хочет обхватить его шею и крепко-крепко прижаться к нему всем телом. Но цыган медлил со сближением, а ей не позволяла сделать первый шаг странная смесь гордости и самолюбия. В конце концов, возможно, он медлит потому, что просто не хочет ее так сильно, как она его?

Валька быстро влезла в рукава старой куртки, очередной раз прокляла себя за способность собраться по-солдатски споро, крикнула маме: «Я закрою!» и скатилась по ступенькам вниз.

— А вот и я! — возвестила она, забираясь на сиденье возле водителя.

Арсен промолчал, ожидая, когда она усядется поудобней. Потом наклонился к ней, решительно взял в руки ее лицо и прижался губами к ее рту.

Валька обмерла.

Она целовалась с мужчинами не так часто, чтобы воспринимать поцелуи в губы, как нечто скучно-бытовое, но достаточно, чтобы знать, как это делается. И она сильно подозревала, что и у Арсена не было недостатка в подобного рода опыте. (Достаточно было посмотреть на радостно-готовное выражение лица кассирши в магазине тогда, когда она здоровалась с цыганом!)

Но этот поцелуй совершенно не походил на все ее предыдущие поцелуи.

Твердые и упругие губы цыгана прижались к ее губам, не делая никакой попытки их приоткрыть. Жесткое прикосновение сменилось нежным, ласкающим. Цыган ослабил нажим, словно пытался понять, нравится ли ей то, что он делает.

Нравится!

Валька обеими руками удержала его голову, готовую отпрянуть в сторону при малейшем знаке ее неудовольствия.

И он понял. Губы его снова стали настойчиво нежными, и вдруг приоткрылись, пуская Вальку внутрь.

Она чуть не потеряла сознание.

Дыхание Арсена пахло еле уловимым запахом сигарет и ментоловой резинки, и это было так восхитительно интимно, что Валька послушно приоткрыла рот, давая ему возможность вдохнуть свое дыхание и краем уходящего сознания благословляя себя за то, что мудро почистила зубы после ужина.

А дальше в сознании начался провал. Она ощущала его язык у себя во рту и подставляла ему свой, а время летело мимо них со скоростью железнодорожного экспресса. Вспыхивали и гасли в мозгу мысли о том, что их могут увидеть соседи, но они все равно не отрывались друг от друга, захваченные в плен древним, как Вселенная, инстинктом, заставляющим не разжимать объятия.

«Я сейчас умру», — подумала Валька. И решительно оттолкнула цыгана в сторону.

К ее неудовольствию, он повиновался почти мгновенно. Отодвинулся на сиденье и замер.

— Не знала, что ты куришь, — сказала Валька, чувствуя, что говорит глупости.

— Я редко… За компанию, — отрывисто ответил Арсен, и она скорее почувствовала, чем увидела, что он дрожит.

— Поехали ко мне, — предложил цыган изменившимся голосом. Наверное, ей нужно было возмутиться, как того требовало приличие и женская гордость, но всех собранных сил хватило лишь на то, чтобы пискнуть:

— Что мы там будем делать?

Цыган сдавленно вздохнул. «Господи, какую чушь я несу, — мельком подумала Валька. — Я ведь хочу этого не меньше, чем он! Какого черта я ломаюсь!»

— Мы не будем делать ничего такого, чего ты не захочешь сама, — витиевато ответил Арсен, и Валька поразилась тому, как хорошо он держит себя в руках. Кровь ударила ей в голову, и она спросила безо всяких реверансов:

— Ты меня хочешь?

— Господи… Да! — ответил цыган, не раздумывая. — А ты меня?

— Ужасно! — ответила Валька, теряя остатки самоконтроля и молясь только о том, чтобы не найти их как можно дольше.

И не успела она собраться с мыслями, как машина взвизгнула колесами и рванулась с места. Валька приоткрыла оконное стекло, но холодный воздух не отрезвлял ее, а только помогал выдержать новую отсрочку. Она повернула голову и посмотрела на цыгана. Его лицо было таким жестким и напряженным, что на минуту Валька испугалась. Но тут он повернулся к ней, и она увидела в его глазах то же бездумное нетерпение, которое обуяло ее. И успокоилась.

Она не поняла, куда они приехали. Она вообще не следила за дорогой. Не помнила, как выглядел его дом и на какой этаж они поднялись. Все это были только досадные помехи по пути к широкой кровати, на которую они рухнули прямо в верхней одежде.

Она утратила всю свою самостоятельность и независимость, которую дают хорошее образование, прочитанные книги и образ жизни цивилизованной современной семьи. Валька покорно помогала цыгану стаскивать с себя одежду, стискивала зубы, наступая на остатки стыдливости, возникающие совершенно ни к месту, и стонала от нетерпеливого желания соприкоснуться с горячей мужской кожей. И он торопился не меньше. Срывал с нее и себя одежду вместе со всеми вбитыми в них представлениями о приличиях и цивилизованности, отвечал ей короткими стонами и почти закричал от счастья, прижавшись к ее свободному от одежды телу своим — горячим, сильным и нетерпеливым. И не осталось времени ни на нежность, ни на демонстрацию хорошей техники и опыта. Все произошло мгновенно, по-сумасшедшему нетерпеливо, бездумно и правильно. Потому что они слишком долго подавляли свои желания и обманывали друг друга сильной выдержкой.