— Прекрасно! — говорили они ей, почти незаметно справляясь с первым приступом естественной брезгливости. — Ручная работа — это всегда дорого, но это на века.

— О да! — отвечала она с энтузиазмом. Выходила на улицу и падала на ближайшую скамейку, сгорая от стыда и унижения. Представляла, что говорят о ней сейчас в покинутом офисе.

Справилась.

Обставила дом так, как не обставил бы и сам хозяин. Тот пришел в неистовый восторг от затраченных ею усилий, затраченных им денег и полученного результата.

Изнутри дом напоминал скорлупу грецкого ореха, весь изукрашенный рельефами, завитушками, ручной резьбой… Хозяин выписал ей щедрые премиальные и созвал гостей на новоселье, не забыв пригласить ее и мужа. Вернее, мужа и ее.

— Я не смогу этого вынести, — сказала она Сергею со слезами. — Пожалуйста, избавь меня от унижения.

— Катюша, нужно пойти, — мягко ответил он.

Она пошла. И весь вечер мастерски делала вид, что работа исполнена безукоризненно.

Хозяин водил гостей по комнатам, называя стоимость каждого гарнитура. Иногда ее притворно забывал и звал на помощь Екатерину Дмитриевну. Она являлась с веселой готовностью, озвучивала цену и удалялась куда-нибудь в туалет, потихоньку поскрежетать зубами. Одним словом, не вечер, а ужастик Босха.

Самое главное, что Сергей был ей искренне, бесконечно благодарен. И то, что произошло между ними той ночью после возвращения домой, доказывало это лучше всего.

Подобное происходило редко. Но совсем не потому, что у Сергея были проблемы с потенцией. Просто подобный… жест он считал слишком парадным и торжественным, чтобы трепать ежедневным употреблением. Это был знак признательности, награда, медаль, орден, выражение одобрения, признание заслуг… Это было все самое торжественное и значительное, что скрывают в себе официальные мероприятия на высоком уровне.

Но почему-то все время крутилась в голове Екатерины Дмитриевны провокационная фраза: «Интересно, а с ней было так же?»

Хотя она скорей умерла бы, чем задала мужу этот мучительный для себя вопрос.

Екатерина Дмитриевна тихонько вздохнула, пошла в гостиную и ловко умостилась на узком диванчике с изящно вырезанными деревянными подлокотниками.

Муж, увидев результат ее домашней работы, сказал что-то безразлично-любезное. Она огорчилась, но только на одну минуту. Потому что поняла: если бы она обставила квартиру в футуристическом стиле и устроила посреди зала фонтан с кубической скульптурой, реакция была бы та же.

Зато сын, хотя его мнением она не интересовалась, не преминул высказаться.

— Все замечательно, — сказал он, осмотревшись, — только рядом с этой мебелью жить не уютно.

Екатерина Дмитриевна, пожала плечами.

Ей с этой мебелью было уютно. Сергею безразлично. А Дмитрий мог с ней и не жить, если уж испытывал такой дискомфорт.

«Ты не будешь любить своего ребенка, — сказала однажды ей мать. — Ты слишком любишь мужа».

Чушь.

Она бы любила сына, будь он другим, оправдавшим родительские надежды.

— Готовься не спать до двух лет, — с печальным юмором предупреждали ее знакомые, когда время приблизилось к родам.

Она приготовилась. Приготовилась именно к такому сроку, дав себе слово честно оттерпеть два года.

Но пришлось терпеть гораздо больше.

Димка родился на удивление хилым и болезненным мальчиком. Сначала она недоуменно рассматривала дистрофика, которого ей принесли на первое кормление, потом немного наивно спросила у медсестры:

— Вы уверены, что не перепутали номерки?

И та расхохоталась так громко, что некрасивый краснокожий пупс немедленно расхныкался.

И это хныканье отныне сопровождало ее жизнь.

Ясли. Хныканье.

Детский сад. Хныканье.

Школа. Хныканье до восьмого класса включительно.

Болячки. Простуды. Плохой иммунитет. Малокровие.

Потом, правда, хныканье прекратилось. Ему на смену пришло молчаливое упрямство, перегнуть которое не удалось ни ей, ни мужу. Сын выслушивал родительские советы, запреты и пожелания, кивал головой и делал так, как ему хотелось.

Чего стоил хотя бы этот жуткий филфак, куда он поступил, конечно же, назло родителям, проложившим для него дорогу совсем в другой вуз!

Впрочем, была в этой бочке дегтя одна-единственная ложка меда. На одном курсе с Димкой училась дочь ректора. Такой шанс упускать не следовало. И Екатерина Дмитриевна с мягкой настойчивостью стала подталкивать сына в нужном направлении.

Несколько раз обронила, как было бы хорошо познакомиться с девочкой поближе. Димка слушал и ухом не вел. Наконец мать напрямик объявила, что он должен пригласить девочку к ним в гости и попытаться подружиться с ней.

И в ответ услышала, что второй такой клизмы с перцем, как Машура, не то что на курсе, во всем университете нет.

И если он, Димка, обязан страдать от ее присутствия в университете, то не понимает, почему его обязывают страдать от того же еще и дома. Адью.

Вот такого сынка послал им господь, неизвестно за какие грехи. Они с Сергеем давно сошлись на мысли, что деньги ему доверять ни в коем случае нельзя. Димку нужно удачно женить и передать в твердые руки все нажитое имущество. Может, с внуками им повезет больше, чем с сыном.

И Екатерина Дмитриевна поджала губы с твердой решимостью перетерпеть все «номера» сына, все его «заходы» и «выходы» во имя одного: во имя того, чтобы муж, оставляя нажитое имущество, мог умереть спокойно.

Также, как и она.


— Как ты думаешь, я должна рассказать бабушке, что Андрей ко мне приходил? — спросила Валька у Арсена.

Тот молча перебирал на кухонном столе какие-то бумажки, принесенные с работы. Перед ним стоял открытый ноутбук.

Когда Валька перебралась в квартиру Арсена, она, естественно, перетащила туда свой компьютер, громоздкий пожилой «Пентиум». Арсен предложил ей поменять машину на более современную, но Валька настолько привыкла к своей старенькой лошадке, что отказалась наотрез. Поэтому Арсен освободил для нее свой компьютерный стол в зале, а сам перебрался с ноутбуком на кухню.

Сначала Вальку слегка мучила совесть оттого, что ее присутствие становится источником мелких бытовых неудобств для хозяина дома. И как-то в разговоре с бабушкой, она упомянула об этом. Бабушка немного помолчала, потом с беспокойством спросила:

— Надеюсь, у тебя хватило ума не говорить этого Арсену?

Валька удивилась.

— Я не говорила в такой откровенной форме. Просто предложила пользоваться столом по очереди…

— Валентина, — прервала ее бабушка. — Ты или полная дура, прости меня господи, или все еще пребываешь в пионерском возрасте, когда с мальчиками дружат, а не спят. Запомни, или запиши для верности: жертвы, большие и маленькие, должен приносить мужчина женщине, а не наоборот. И если у тебя есть хоть капля здравомыслия, то ты задавишь в себе эти нездоровые настроения и поймешь, что такие мужские поступки совершенно в норме вещей. Ты меня поняла?

— Нет, — честно ответила Валька.

— Поймешь со временем, — ответила бабушка. — А пока затолкай свои реверансы поглубже и не порть парня. Он все делает правильно.

Валька положила трубку не убежденная, но поколебленная в своих представлениях о семейном равноправии. В самом деле, разве не честно делить все домашние трудности пополам?

Посуду они мыли по очереди. В магазин выбирались раз в неделю: загружали холодильник продуктами, не требующими особой возни, и управлялись с готовкой безо всяких проблем.

Стирка была Валькиной обязанностью, зато уборка квартиры — обязанностью Арсена. Функционировало их маленькое хозяйство без перебоев, и никаких выяснений отношений на бытовой почве пока не происходило.

Поэтому Валька не понимала, что плохого в том, что она хочет так же честно разделить неудобства, которые вызвало ее появление в квартире Арсена. Но впрочем, немного поразмыслив отказалась от своих попыток. Потому что доверяла богатому жизненному опыту бабушки.

Единственное, что мучило ее, было связано со вчерашним визитом Андрея к ней домой. Валька не сомневалась, что он не поставил невесту в известность об этом событии. Хотя сказал, что дело, по которому им нужно увидеться, имеет отношение к Евдокии Михайловне.

И этот пакет…

Там лежало что-то маленькое и прямоугольное, похожее на пачку старых советских лезвий «Нева». Валька тщательно прощупала конверт, пытаясь угадать его содержимое. Вариантов было несколько, и каждый из них еще больше разжигал ее любопытство.

Вероятнее всего, предмет, запечатанный в конверте, был кассетой. Возможно аудио, возможно видео. Что же там могло быть записано такого интересного, что Андрей передал ее на хранение в другие руки? И связано ли это с бабушкой?

Тогда она была просто обязана сказать об этом Евдокии Михайловне. В конце концов, ее интересы значили для Вальки гораздо больше, чем интересы недавнего знакомца, к которому она, кстати, особого уважения не питала.

Но имеет ли она право предавать человека, который ей доверился?

Валька вздохнула. Что делать?

— Так что ты думаешь? — спросила она еще раз.

Арсен отодвинул в сторону ноутбук.

— Я думаю, нам надо его навестить, — сказал он задумчиво и погладил Валькину руку, лежащую на столе. — Тем более, ты говоришь, что он болен.

— Болен-то болен, но я тебя не о том спрашиваю. Меня совесть мучает, понимаешь? Я скрываю от бабушки, что ко мне приходил ее… жених, пускай и водевильный… Скрываю, что он оставил у меня какой-то конверт… А вдруг он интригует против нее? Я ведь ничего не понимаю в их отношениях. Тогда получается, что я ему помогаю…

— Поэтому я и говорю: мы должны навестить Андрея, — повторил Арсен очень терпеливо. — Во-первых, узнать, не нужна ли ему помощь. А во-вторых, я тоже хочу задать ему пару вопросов. Мне, как и тебе, не нравится, что меня используют вслепую.