— Ты меня извини, малыш… Не приеду.

Тут Валька насторожилась окончательно.

— Ты в городе? — спросила она.

— Откуда ты знаешь?

— Ты с мобильника звонишь, — напомнила Валька.

— А! Ну да… В городе.

— Тогда почему не хочешь заехать?

— Я устала, — лаконично ответила бабушка. — Была у Али… В общем, не хочу сейчас никого видеть. Не обижайся.

— Ну, хорошо, — недоуменно ответила Валька. — Не хочешь, не надо… Как себя чувствует тетя Аля?

— Она здорова, — ответила бабушка бесстрастно.

— Выписываться собирается?

— Наверное… Валюша, извини. Не хочу разговаривать.

И Евдокия Михайловна отсоединилась.

Валька минуту озадаченно рассматривала телефонную трубку, потом пожала плечами и снова вернулась к переводу. Ее пальцы быстро забегали по клавиатуре, и она почти забыла о разговоре с бабушкой.

Было пять часов пополудни.


Екатерина Дмитриевна сидела с мужем на кухне и пила чай. Вечером муж должен был сопровождать гостей мэрии в Большой театр. Екатерина Дмитриевна хотела пойти с ним, несмотря на то, что посещение Большого театра перестало ее радовать уже очень давно. Но муж объяснил, что культпоход неофициальный, что называется, «без жен». И Екатерина Дмитриевна согласилась остаться дома, сказав только, что не стоило бы водить туда гостей из Бостона: возможно, они что-то понимают в настоящем искусстве. Ну, теперь уже поздно рассуждать.

— Сережа, нужно было взять билеты в какой-нибудь приятный драматический театр, — сказала она мягко.

— Они по-русски не понимают.

— Ну, возьми билеты на какой-нибудь классический спектакль… «Женитьба Фигаро», например… Бомарше все читали, и спектакль очень хороший, красочный… Хореография блестящая…

— Да, это мысль, — согласился муж. — Если они захотят еще раз пойти в театр, я попрошу взять билеты… Где он идет?

— В Ленкоме, — ответила Екатерина Дмитриевна с ласковым упреком. — Ты совсем отстал от жизни.

Сергей Владимирович молча пожал плечами, и тут раздался звонок в дверь.

— Ты ждешь кого-нибудь? — спросил муж.

— Нет. А ты?

— Тоже нет…

Вошла домработница Даша и сказала:

— Там ученицы какие-то…

— Какие ученицы? — не поняла Екатерина Дмитриевна.

— Не разобрала, — покаялась Даша. — Фотографию просят.

— Какую фотографию?..

— Катюша, разберись, пожалуйста, — попросил Сергей Владимирович.

Екатерина Дмитриевна без возражения поднялась со стула и вышла в прихожую. Там возле полуоткрытой двери переминались с ноги на ногу две барышни переходного возраста, одетые в короткие джинсовые юбочки, сапоги-ботфорты и китайские псевдо-дубленки. Увидев хозяйку дома, они запаниковали, подталкивая друг друга в бок.

— Да? — спросила Екатерина Дмитриевна и подняла брови вверх с выражением холодного учтивого любопытства.

— Здрасте, — забормотали девицы.

— Здравствуйте, — четко и внятно ответила хозяйка дома, как бы давая барышням образец хорошего тона. — Что вы хотели?

— Понимаете, — пустилась в объяснения одна из девиц, — мы учимся у Дмитрия Сергеевича.

Тут она запнулась и замолчала. Екатерина Дмитриевна продолжала смотреть на нее с прежним учтивым и холодным вниманием.

— Мы выпускаем стенгазету, — неожиданно пришла ей на помощь вторая барышня, волосы которой были выкрашены в отчаянно-красный цвет. Врушка.

— Это будет… смешная стенгазета. И нам нужна маленькая фотография Дмитрия Сергеевича. Но так, чтобы он об этом не знал, а то сюрприз не получится.

Уже к концу этой сбивчивой речи Екатерина Дмитриевна все поняла. Что ж, очевидно в Димку влюблен не только педагогический персонал школы.

— Вам нужна именно маленькая фотография? — уточнила она для проформы.

— Любая сойдет, — быстро ответила первая девица.

— Понятно.

Екатерина Дмитриевна немного постояла на месте, соображая.

У Димки в комнате лежит его собственная коробка с фотографиями. Там всякие любительские снимки, не имеющие отношения к истории их семьи. Друзья, однокурсники, барышни… Она никогда не заглядывала в эту коробку. И не только потому, что это некрасиво. Просто ей было неинтересно.

— Подождите минутку, пожалуйста, — вежливо попросила она девушек, скрывая улыбку.

Те испуганно кивнули в ответ.

Екатерина Дмитриевна направилась в комнату сына. В принципе, правильнее было бы, наверное, выставить этих двух девчушек из дома, но… Были когда-то и мы молодыми.

Газету они выпускают, как же…

Екатерина Дмитриевна тихо усмехнулась.

В седьмом классе они с подружкой влюбились в студента-практиканта. Кажется, он преподавал историю… Ну, за его фотографиями они не бегали, зато на контрольном уроке обеспечили мальчику пятерку, блестяще подготовив домашнее задание. И чуть не подрались с подружкой, решая, кто из них пойдет к доске. Впрочем, он вызвал обеих.

Екатерина Дмитриевна вошла в комнату сына, где домработнице отныне было запрещено наводить порядок, сняла с верхней полки шкафа большую картонную коробку, села на диван и раскрыла ее. Так и есть. Фотографии, фотографии, фотографии…

Она вытряхнула все снимки на диван и выловила небольшую фотокарточку, сделанную для паспорта совсем недавно. Такое фото девочек, наверное, устроит. Поднялась с дивана и, не убирая снимки, вернулась в прихожую.

— Вот, — сказала она и протянула снимок девушкам. Первая выхватила его так быстро, что чуть не разорвала. И тут же спрятала во внутреннем кармане дубленки.

— А еще одной нет? — с тайным огорчением спросила вторая девица. — Мало ли… Вдруг испортим газету…

— Второй нет, — твердо ответила Екатерина Дмитриевна, — Придется вам все делать аккуратно.

Первая девица победоносно засияла, вторая понурилась.

— До свидания, — вежливо сказала Екатерина Дмитриевна, незаметно тесня их к двери.

— Спасибо, — поблагодарила обладательница фотографии, симпатичная блондинка.

— Не за что.

И Екатерина Дмитриевна закрыла дверь.

Повернулась к зеркалу и машинально поправила волосы. Рассказать Димке или нет? Не стоит, наверное.

«Расскажу, если он заметит пропажу фотографии», — решила Екатерина Дмитриевна.

Вернулась в комнату сына и принялась собирать разлетевшиеся по дивану снимки. Мельком оглядывала их и складывала на дно коробки. Вот большой групповой снимок, которого она раньше не видела…

Екатерина Дмитриевна поднесла фотографию к лицу…

А-а-а! Выпускная институтская фотография. Вот дочь ректора (недавно вышла замуж, кстати), вот Димка…

Тут она споткнулась глазами о чье-то страшно знакомое лицо. Встала, припоминая, и вдруг выронила коробку. Снимки разлетелись по полу, но она, не обращая на них никакого внимания, вихрем ринулась из комнаты на кухню, не выпуская из рук тот самый групповой снимок.

— Сережа! — позвала она изменившимся голосом.

Муж с удивлением смотрел на нее: растрепанную, взволнованную, красную…

— Смотри…

Положила перед мужем на стол фотографию.

— Что это? — спросил Сергей, разглядывая снимок.

— Это курс Димки в институте.

— И что?

— Посмотри сам. Знакомых не видишь?

И Екатерина Дмитриевна миндалевидным ухоженным ногтем чиркнула по шее юноши, стоящего рядом с их сыном. На глянцевой поверхности снимка осталась заметная полоса, и стало казаться, что юноше отрубили голову.

— Вот это да! — тихо сказал Сергей Владимирович.

— Сережа, это не может быть совпадением.

— Конечно, не может! Ты смотри, ребенок-то за нашей спиной какие-то свои ниточки плетет…

— Нужно поговорить с ним…

— Он ничего не скажет, — перебил муж. — Ты, что, забыла, про его манеру общения с родителями?

— Я не о Димке. Я о нем.

И Екатерина Дмитриевна кивнула головой на снимок.

— Это, пожалуй, разумно, — задумчиво пробормотал муж. И велел:

— Никакой самодеятельности, Катя. С ним буду говорить я. Понятно?

— Понятно, — ответила жена, стараясь выглядеть спокойной. И сразу же спросила:

— Во сколько тебя ждать?

— Не знаю, — ответил муж. — Не раньше двенадцати, наверное. Мне же гостей до гостиницы сопроводить надо.

— Понятно, — повторила Екатерина Дмитриевна.

Муж внимательно посмотрел на нее, но она уже сумела взять себя в руки. Ответила ясным прямым взглядом, и Сергей, успокоенный, ушел в спальню, переодеться перед выходом.

Екатерина Дмитриевна бросила быстрый взгляд на часы.

«У меня уйма времени», — подумала она хладнокровно.

Было шесть часов вечера.


Ураган налетел внезапно, ближе к ночи, ошеломив своим появлением все гидрометеослужбы. Унылый ноябрьский день, распростертый над городом, тихо скончался, перешел в грязно-серые ранние сумерки. С тоскливым упорством моросил колючий дождь, воздух был сырым и неподвижным.

Ураган ворвался в город как безжалостный завоеватель: срывал рекламные щиты, пробовал на прочность электрические провода, сбивал с ног поздних прохожих, переворачивал урны с мусором и гонял по воздуху легкие разноцветные обертки из целлофана. Оконные стекла сотрясались в своих рамах, а мощное пение ветра заставляло креститься даже далеких от церкви людей.

Правда, яростный налет был недолгим. Уже через два часа ветер стих так же внезапно, как поднялся. Облака, безжалостно разорванные, как старые, грязные манжеты, были отброшены куда-то далеко за реку, и темно-фиолетовое небо вдруг расцвело холодными осенними звездами.

Утром неожиданно проглянуло солнце, давно забытое за эту дождливую слякотную осень. Слабый луч беспомощно дрожал на подоконниках и крышах домов, неуверенно заглядывал в окна. Природа словно подарила людям напоследок свою бледную старческую улыбку.