— Быстро ты приспособилась к новой жизни, — сказала Мия однажды. Мы иногда созванивались, по большей части из-за Нины.

Да уж, приспособилась. Приспособься и ты! Спустя три месяца учебы в колледже Илья через знакомых устроил меня в роддом санитаркой оперблока. Я думаю, он надеялся, что, познакомившись поближе с операционной, я одумаюсь и выберу более спокойное направление. Я же восприняла эту работу как очередной вызов.

Я вкалывала в роддоме, прилежно училась, зубрила анатомию. Дружила с Верой, которая, как и я, пришла в медицину по любви и вопреки всему. Рвалась к цели. Мы с ней буквально болели хирургией, использовали любую возможность пробраться в оперблок и хоть краешком глаза понаблюдать, как там все происходит.

Тем временем осень подошла к концу, и у травматологов начался зимний сезон. Илья с привычным рвением погрузился в работу.

В первых числах января ему исполнилось тридцать, а через пару месяцев, уже весной, его повысили. За два года, что я знаю этого потрясающего мужчину, он сильно изменился и внешне, и внутренне. Если поначалу он чувствовал себя не слишком уверенно — потерял много времени после ординатуры, работая на краю света, а потом долго отходил от войны, — сейчас же он набрался опыта и поставил себе крайне амбициозные цели.

К нему поменялось отношение руководства. Он перестал быть новеньким и начал наконец-то вести сложные операции. У него получалось все, за что бы он ни брался! У меня дух захватывало, когда он рассказывал, что его бригада творила на плановых операциях. Очень скоро в военном госпитале ему стало тесно, и мы начали задумываться о переезде. Это пока секрет, но ему пообещали рекомендацию и хорошее место в Питере.

Внешне он тоже поменялся. Стал крупнее, сильнее и серьезнее. Если бы я увидела его таким, я бы никогда не решилась предложить этому взрослому огромному дядьке стать моим первым. Испугалась бы!

Единственное, что оставалось неизменным, — это наши отношения. Он любил меня очень сильно. Пылко, искренне, по-настоящему. Нуждался в моей ласке, нежности, в моем теле. Во мне всей. Каким-то образом глупая мажорка коснулась его сердца. И без меня он не видел своего будущего.

Я тоже повзрослела. Боже, моя первая смена в качестве санитарки оперблока началась с тяжелейших родов! Отслойка, кровь, экстренное кесарево! Меня колотило потом два часа, несмотря на то, что и мать, и младенец остались живы и здоровы.

Илья сказал, что никогда бы не пошел в роддом. Роды это не его, он не понимает, как можно управлять этим процессом. И я с ним согласилась. Но, так как мои смены очень удачно совпадали с дежурствами мужа, я решила не увольняться. Да и платили хорошо.

Так вот, я прекрасно видела, как меняется мой муж, каким человеком становится. И я была рада, что познакомилась с ним раньше. Что прохожу этот непростой путь бок о бок. Тоже меняюсь, понимая его все лучше.

Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что мой первый учебный год пролетел незаметно. Мы оба были погружены в работу, непрерывное изучение нового. Редкие выходные проводили с друзьями или наедине друг с другом. Много говорили о детях. Илья не пацан, ему тридцать. И он захотел сам стать отцом. Мы решили, что займемся этим вопросом, когда я перейду на последний курс. Я бы хотела родить от него ребенка. Наверное, это стало моей новой мечтой.

Весь год нас здорово выручала Виктория Юрьевна — наш бессменный поставщик пельменей, вареников, котлет и прочих домашних полуфабрикатов.

Ни с сестрой, ни с отцом я не общалась. Редкие созвоны с Мией приводили к чувству вины, и я избегала их. Вот только была одна встреча…

В конце февраля, кажется, я совершенно случайно увидела на улице Льва Константиновича. Уролога из нашей краевой и папиного приятеля. Через него папа каким-то образом мутил деньги давным-давно.

— Полина, привет! — воскликнул он радостно. Тепло обнял. — Вот так встреча! Как твои дела? Говорят, ты замуж вышла.

— Папа не рассказывал? Да, за Ветрова, он травматолог в военном госпитале. Все прекрасно, спасибо. Учусь на медсестру.

— М? Ветров? Да, знакомая фамилия. Хороший хирург.

Мы прошлись по улице, он проводил меня до машины.

— Папа, наверное, тяжело пережил, что ты вышла за медика? — не удержался от шутки Лев Константинович, он в теме папиных загонов.

— Да, не то слово. Надеюсь, однажды он поймет меня. Мы сейчас не общаемся. К сожалению.

— Позвони папе, Полин, — сказал он по-отечески наставительно.

— Он трубку не возьмет.

— Позвони. Вдруг что, потом всю жизнь жалеть будешь, — добавил многозначительно. Приобнял меня, попрощался и ушел.

Я думала о словах Льва Константиновича весь вечер. Крутила телефон в руках, выкурила сигарету. Я редко курю, не чаще раза в пару месяцев. Но набрать папу так и не решилась. Я была хорошим солдатом, следовала приказу своего мужа.

Глава 70

Полина

Мне нравилось замужем, у меня была хорошая спокойная жизнь. Все изменилось в конце весны, когда Илья пришел с работы раньше обычного взбешенный до предела.

— Что случилось? — спрашиваю я. Хожу за ним по пятам, пока раздевается, моет руки, гладит Газзи. Я знаю, что, как бы он ни был зол, — на меня не сорвется. Поэтому не оставляю его одного.

Некоторое время он отмалчивается, но я-то вижу, что случилось что-то плохое!

— Помнишь, может, любимую угрозу Пушкина — сослать меня в Северодвинск? Уж не знаю, что этот славный город ему сделал, но чуть что — он всех туда грозится отправить первым поездом.

— Конечно. И что? Мы едем в Северодвинск? — спрашиваю спокойно.

— Если бы! В какие-то е*еня, которых и на карте нет! Блть, сука! Я не могу в это поверить!

Мои глаза расширяются.

— Но почему? Илюш… что случилось? Мы ведь в Питер собирались через год… Как так-то? Там в принципе будет для тебя работа? Для хирурга твоего уровня?

— Там нет ни одного хирурга, а он нужен для галочки. Вообще ни фига там нет! Есть приказ. Блть! У меня контракт до ноября, хрен мне дадут уволиться по собственному!

— Ну ничего, поедем, дослужишь спокойно.

— Куда поедем?! Поля, ты колледж бросишь?

— Доучусь там. Переведусь, подумаешь, — говорю непринужденно, хотя у самой сердечко-то сжимается. Тут у меня роддом, к которому я привыкла, Вера, Виктория Юрьевна. Как все бросить?

— Там негде учиться! Там дыра, туда ссылают! Нет, я не могу допустить, чтобы ты снова из-за меня бросила учебу, так не пойдет.

— Один ты не поедешь.

— Время быстро пролетит, поживем на телефонах.

— А если не быстро? Я и сутки без тебя не могу, адски скучаю, твои командировки ненавижу! А тут несколько месяцев! Ну нет, так не пойдет. Ты не будешь сидеть в этой дыре один. А откуда вдруг такое решение? Мы ведь никому ничего плохого не сделали. У тебя даже опозданий нет… Все было хорошо.

Он бросает на меня взгляд, и я сразу догадываюсь. Барсуков не унимается.

— Отец, да? Он как-то добился твоего перевода? Я не верю, что ничего нельзя сделать! Сука, как меня бесит! Значит, тут он без Гурьева справился! Не надо было тебе к нему тогда ездить. Только разозлил его.

— Неужели? По-твоему, мне стоило проглотить его попытку продать тебя мажору? Или, может, поспособствовать? Как считаешь, мне бы перепал процент от сделки? Сколько бы мне заплатили, если бы я тебя уговорил?

— Илья!!

— Что «Илья»? Мне пох, Полина, отправят, значит, поеду. Вернуть время — я поступил бы так же. Еще бы морду набил гаду. Твоему отцу надо было услышать, как его поступки выглядят со стороны. Коммерсант, блть, техники ему мало, людьми торгует!

— Ладно-ладно, прости. Я не хотела тебя злить.

Илья садится за стол, я обнимаю его со спины, прижимаюсь.

— Мы справимся, — шепчу я. — Ничего страшного. Я узнаю насчет удаленки. На крайняк возьму академ, поживем несколько месяцев спокойно. Там, наверное, экология хорошая, раз далеко от цивилизации.

Илья хмыкает. Притягивает меня к себе, усаживает на колени.

— Прости, Поля, сорвался. Не должен был. Столько планов было, обидно ппц. Пушкин сам в шоке, только руками развел.

— Ты взбесился, потому что подумал, что поедешь один. А один ты не поедешь.

— Посмотрим. Надо еще раз все взвесить. Не спеши паковать чемоданы.

— Может, ребеночка как раз родим? Что год терять? Хочешь? Твоя мама потом поможет.

Он улыбается, но по глазам считываю, что все еще расстроен. Это, конечно, совершенно нечестно и несправедливо. Снова какие-то проблемы не по его вине.

Через полчаса Илья решает погулять с Газировкой, ему нужно побыть одному. Надевает спортивный костюм, кроссовки, берет плеер. Бег его всегда успокаивал.

Напоследок Илья окликает меня в прихожей. Я выхожу из кухни в коридор. Наверное, забыл что-то, нужно подать.

Но он ничего не забыл. Просто стоит, глядит в мои глаза и улыбается. Он недавно подстригся короче, чем обычно, и я еще не привыкла. Черты его лица кажутся крупнее, а улыбка ярче.

— Поль, знаешь что? — в голосе проскальзывают шутливые интонации.

— Что? — невольно улыбаюсь в ответ, моментально включаясь в игру.

— Никакая ты не мажорка. И никогда не была ею. Самая настоящая принцесса.

Мои щеки вспыхивают, и я смеюсь в ответ. Сама любуюсь его улыбкой, блеском в глазах. Именно таким я его и запомню на время разлуки.

— Принца бы тебе нормального, — добавляет Илья.

— Я выбрала рыцаря, — пожимаю плечами. — С ним не страшно и на край света.

Илья становится серьезным, быстро подмигивает. Выходит из квартиры, покрикивая на Газзи, потому что та от восторга взялась вдруг лаять в подъезде.

Не знаю, зачем я еду к отцу.