— Он что, настолько тебе не верил, мам? Зачем же тогда жениться было? — в моей голове никак не могло уложиться услышанное.

— Мы не так уж и долго встречались, малыш. Казалось, любовь до гроба. Он меня на руках носил, я была влюблена, как сумасшедшая… Денис… — тяжелый вздох прервал ее рассказ. Глаза снова опустились куда-то в пол. — Он же хороший, в принципе. Умный, сильный, красивый, очень образованный, с характером… Я была от него без ума. Он, кажется, тоже. Беременность была неожиданной, но очень желанной для меня. Я мечтала родить ему ребенка…

— Да. Папа говорил, что это был брак по залету…

— И это была правда, малыш. Правда, я тогда еще думала, глупая, что по любви. Дети же тоже от любви рождаются.

— Он просто решил поступить, как честный мужчина? Так, что ли?

— Не знаю, Настя… Может быть, тоже был влюблен. Он ведь пошел поперек воли родни. Значит, зачем-то ему это нужно было. И если бы не дурацкая командировка… Может быть, у нас все могло сложиться…

— Мам, ты что? Пытаешься его оправдать, что ли? — Я не верила своим ушам. — Он лишил тебя общения с ребенком, а меня — матери! Разве можно искать объяснения таким выходкам? Я тебя не понимаю!

— Я очень виновата перед тобой, доченька. Очень…

— В чем?

— В том, что сдалась без боя. Даже не пыталась что-то сделать, добиться права остаться с тобой. Ведь столько девочек растят детей в одиночку, ничего не боятся. А я не рискнула.

— А папа… Он что, готов был меня отдать тебе? — Мир снова перевернулся с ног на голову.

— Нет. Это даже не обсуждалось. Он все-таки где-то добыл справку о моей невменяемости, добился в суде лишения родительских прав. Все это — пока я в больнице лежала.

— Тогда я не понимаю, в чем ты себя винишь. Прекрати даже думать об этом, мама!

— Об этом невозможно не думать, Настен. Когда родишь своего малыша, ты поймешь меня. А сейчас объяснять смысла нет.

— Послушай, а как же бабушка? — я чуть не подпрыгнула на месте, когда вспомнила о ней. — Она что, тоже участвовала в этом вот… всем?

— Нет. Нина Викторовна приехала уже позже. Когда Денис добился моего отъезда из города, он нанял няню для помощи. Но быстро понял, что няня и его бабушка с дедушкой не справляются. Да и сам он с ребенком не сильно-то был хорош. Поэтому вызвал маму свою. Вот она уже настояла на том, чтобы вы съехали от ее свекров и больше никогда туда не возвращались. Они и ее когда-то не очень хорошо принимали…

— Откуда ты знаешь об этом?

— Она пыталась наладить со мной контакт. Видимо, подозревала, что все не очень чисто…

— А почему не наладила?

— Денис запретил. Пригрозил, что не позволит общаться с тобой, выселит куда-нибудь к черту на рога. Нина Викторовна решила: для тебя будет лучше, чтобы она осталась. Хоть одна родная и любящая женщина рядом, чем только отец и какие-нибудь наемные дамы…

Мы замолчали обе, надолго. Моя голова раскалывалась: слишком много информации за какие-то полчаса. Ну, может, час, не больше. И даже встреча с Глебом и его невестой уже казалась не настолько страшной, как то, что рассказала мама.

— А ты знаешь, я рада, что так получилось! — Внезапное озарение слегка успокоило мечущиеся в расстройстве мысли.

— Как «так»? И чему тут радоваться, дочуш?

— Ну, если бы отец не довел меня до ухода из дома, я бы никогда не узнала о том, что случилось на самом деле. А если бы и узнала — не поверила бы ни за что!

— А теперь веришь? Я не хотела бы, чтобы из-за меня ваши отношения с отцом ухудшились… Не хочу перетягивать одеяло.

— Их уже поздно ухудшать, мам. Человек, который готов отправить меня на аборт, лишь бы замуж взяли полезные люди… Что в таких отношениях хорошего?

— Так, дамы? А что с вашими телефонами? — От дверей раздался голос Димы. Бодрый, уверенный, веселый. Самое то, чтобы разбавить нашу унылую компанию. — Я уже все залы обошел, вас разыскивая. Никак не мог подумать, что спрячетесь в этой каморке.

— Настя мне оглашала судьбоносные решения, Дим. Вот и пришлось уйти в тишину. — Мама встрепенулась, она явно не хотела показывать, что только что грустила.

— Это какие же?

— Да вот, замуж собралась, все-таки.

— Ты хорошо подумала? — Он перестал улыбаться. Смотрел внимательно и настороженно.

— Да. — Куда уже больше-то думать?


Глава 26

Все время, пока мы с Глебом были вместе, я доставала его одним вопросом. Казалось, что он самый важный. А бесконечно получать на него ответ, всегда одинаковый, стало навязчивой потребностью.

— Ты меня любишь? — с удовольствием перебирала его волосы. Любила, когда они чуть отрастали, можно было пропускать пряди сквозь пальцы, наслаждаясь. С виду жесткие и непослушные, на ощупь они оказались мягкими, почти как шелк.

— Конечно. Почему ты все время спрашиваешь? — мне нравилось вот так валяться с ним в постели, ощущать прикосновения сильных рук. Он всегда старался быть аккуратными, нежным, ласковым… Но самый кайф — это когда Глеб забывался, начинал сжимать и тискать меня от души, с жадностью вдавливая в свое тело. Льнула к нему сама, забывая обо всем на свете. И было неважно, что потом останутся отметки в виде мелких синячков. Я ими почти гордилась, хоть Глеб и расстраивался, когда замечал через время.

— Мне нравится слышать, как ты отвечаешь… — Улыбнулась ему лукаво. Ну, а что? Правду ведь сказала. И потом… О своей любви мне только бабушка и говорила всегда, больше ни от кого не приходилось слышать. На Глебе я отрывалась за всех.

— Сколько раз в день ты хотела бы слышать об этом, Настюх? — Он улыбался в ответ, открыто и счастливо. — Ты скажи, я постараюсь соответствовать.

— Не знаю… Все время кажется, что мало… Почему ты сам об этом не говоришь?

— Ну, наверное, потому, что слова — это просто слова. Они очень мало значат. Гораздо важнее то, что я все время о тебе думаю. Засыпаю — с мыслями о тебе, просыпаюсь — с ними же. Ты мне снишься, даже когда рядом сопишь. Днем не отпускаешь… И я не вижу необходимости говорить о том, что и так очевидно. — Он смотрел на меня так, словно хотел проглотить, выпить до дна своим взглядом. Так пронзительно, что до мелкой дрожи пробрало…

Не справилась с этим накалом эмоций, спряталась на его груди, слушая встревоженный стук сердца: Глеб не мог обманывать, оно колотилось, будто после бешеного марафона. А мы ведь просто лежали на кровати, ничего другого не делали…

Но я же Настя Астафьева, упрямая дочь своего отца… Как бы ни волновалась, а все, что хочу узнать, выпытаю. Вот и тогда, чуть полежав, понежившись в объятиях сильных рук, снова подняла голову, начала расспросы:

— А ты раньше любил? До меня?

Глеб хмыкнул, легко улыбнулся, ласково щелкнул меня по носу.

— Нет.

— Как это «нет»? Ты же встречался с другими девушками… Не поверю ни за что, что я у тебя первая…

— Встречался. Не буду врать. Тем более, ты всегда это сможешь проверить.

— И как это? Ты что, просто ради постели с ними был? — С одной стороны, было неприятно думать, что Глеб способен на такое. С другой — лучше так, чем выяснить, что где-то в прошлом осталась его первая настоящая любовь.

— Настен… Я влюблялся. Думал, что это настоящее. Иногда прямо верил в это. Но это все было не то.

— А что «то»?

— Пока тебя не встретил, я не знал, что такое «по-настоящему». Теперь — знаю.

— А… Ну, круто тогда… Мне больше повезло, значит…

— В чем?

— У меня прямо сразу оказалось, что по-настоящему. Даже не пришлось ставить опыты на ком-то. Вот тебя встретила — и все сразу так, как нужно, сложилось!

— Не загадывай… Вдруг, потом окажется, что другое чувство будет настоящим? А то, что сейчас — просто тренировка?

— Да… Да как ты можешь, вообще, такое говорить? — Я даже подскочила на постели. Стукнула его по груди. Отвернулась, не в силах спокойно смотреть в лицо. — Какое такое другое чувство? Ты что, собрался от меня избавиться?

— Настя, я сдохну, скорее всего.

— Что?

— Я не выживу, если ты решишь меня бросить. Не представляю, как смогу после этого жить.

— А тебя никто бросать не собирается, между прочим! — Перекинула волосы через плечо, выдирая пряди из его рук, не позволяя прикасаться.

— И слава Богу. Но я каждый раз медленно умираю, когда ты не отвечаешь на мой звонок. Когда приходишь позже. Когда остаешься в компании однокурсников. Мне все время кажется, что ты передумала, и наша сказка закончилась. Что больше ты ко мне не придешь и даже не вспомнишь.

— Глеб, ты что, ревнуешь? — вот это было открытие!

— Конечно. Хотелось бы приковать тебя наручниками к батарее и никуда не выпускать. Но говорят, что это противозаконно. — Последнюю фразу он выдал уже со смехом, видимо, устал вести в постели серьезные разговоры. Повалил меня, брыкающуюся, на подушки, тискал, щекотал, зацеловывал — делал все, чтобы отвлечь и развлечь.

— Глеб, погоди! — Запыхавшаяся, уставшая от хохота и возни, я все же выбрала момент, чтобы усесться сверху, прижав его запястья к постели. — Ты точно никогда меня не разлюбишь? Гарантируешь?

— Быстрее умру, Настен! — перевернул меня на спину, а потом уже стало совсем не до разговоров.


Когда-то эти воспоминания согревали мне душу, не позволяя утонуть в отчаянии. Несмотря ни на что, я продолжала верить, что Глеб вернется, все образуется, и мы снова будем счастливы.

Как дурочка, лелеяла эту надежду где-то на самом донышке сознания. Ровно до сегодняшнего дня.

— Настя, возможно, я лезу не в свое дело… — Дмитрий отвлек меня от тяжких размышлений. Они о чем-то переговаривались с мамой, пока я смаковала свое горе на заднем сиденье.

— Что? Я задумалась, не слышала, о чем вы говорите…