Воцарилась долгая тишина. Ба внимательно вглядывалась в лицо Ольховского, подозрительно прищурив глаза.

— А ты — не пень, как будто?! Ты вообще дубина стоеросовая! — Выдала вердикт. Чего-то похожего я ждала, не могла только угадать, какие именно ругательства вспомнит бабуля.

— Вам лучше знать, конечно. — По-моему, Глеб улыбался. Только очень старательно это прятал. — Но будьте добры, просветите и меня, чем заслужил такие ваши похвалы?

— А то я не вижу, что ты — вылитый Максимка? Думаешь, стала старая и слепая? Нет уж. У меня еще все работает, как надо. Где ты шлялся столько времени, шлюн?! Почему моя девочка должна была одна мыкаться? — Вот теперь бабуля была сердита. И не собиралась этого скрывать. — Сидел, наверняка? Так вот знай, моей внучке и правнуку сидельцы не нужны! Даже бывшие! Мы и без тебя ребенка вырастим, не нужен ему такой отец!

Она сердито поджала губы и насупилась. Видно было, что планирует сказать еще что-то, но взяла паузу, для большего устрашения, надо понимать.

— Вы ошибаетесь, Нина Викторовна. Я не сидел. Я работал. Старался достичь того состояния, когда можно будет претендовать на внимание Насти.

— И что, достиг?

— Ну, как видите, претендую.

— А чё ж ребенка-то ей заделал раньше времени? А? Надо было тоже состояния дождаться, а потом своим писюном тыкать, куда не надо!

— Молод был и глуп, признаю. Раскаиваюсь и готов искупать свою вину перед сыном и Настей.

— Молод он был. А где гарантия, что сейчас поумнел? — бабуля еще никогда не была такой сердитой и ворчливой. Только сейчас я поняла, какая она у меня старенькая и усталая. Но характер ее никуда не подевался.

— Мне ваш сын преподал хорошие уроки. После такой науки невозможно не поумнеть. — Глеб удивил своей твердостью.

— Ишь, про сына он вспомнил… Теперь в его сторону можно любые камни бросать. Он не ответит. — Затаенная боль в ее голосе резанула по сердцу. Каким бы ни был мой отец, а бабушке он приходился сыном. И его потерю она так до конца и не приняла. Страдала, хоть и не говорила об этом.

— Простите меня. И примите мои соболезнования, хоть и поздние…

— Засунь их себе знаешь куда? Соболезновать он взялся…

— Как скажете, Нина Викторовна. Но я хотел бы, чтобы вы знали: меня нисколько не радует, что Настя потеряла отца, а вы — сына. Будь он жив, это ничего не изменило бы: я все равно вернулся бы к Насте и претендовал на право быть ее мужем.

— Вот как мы заговорили, значится… Мужем он хочет быть. А хотелка не поломается?

— Если поломается — починим, и будем снова хотеть.

— И что? Ты собираешься забрать от меня Настю и Максима? В моем-то доме жить не останетесь, наверняка? — резкий переход, неожиданный даже для меня. Похоже, бабуля смирилась с мыслью, что Глеб снова появился в нашей жизни. Однако, просто так не сдавалась.

— У меня не осталось никого из родных. И я буду счастлив, если вы меня примете в свою большую семью, и переедете вместе с Настей.

— Так ты у нас, получается, сиротинушка?

— Да, так вышло…

— Хм… Дай-ка мне Настю сюда! — стало не по себе от ее решительного тона.

— Да, бабуль, привет еще раз…

— Ты мне вот что скажи: тебе это все зачем? Плохо с нами живется? Мужика если захотелось, так можно же найти на стороне. Зачем опять свою жизнь связывать? Гуляй, ты молодая, имеешь полное право. Замуж-то не торопись!

— Бабушка. Напомню: Максиму нужен отец. Как это связывать с моим желанием погулять?

— Ну, вот ты с отцом росла. Сильно рада этому?

— Ага. И маму не видела до совершеннолетия. Ты и Максу хочешь такое же детство организовать?

— Решила по больному бить, чтобы разрешения добиться?

— А я не собиралась просить чье-то разрешение, бабушка. Я вас хотела с Глебом познакомить и предупредить, что на Новый Год приеду к вам с ним. — Да, наверное, получилось немного жестче, чем нужно. И с бабушкой не стоило так разговаривать. Но я не собиралась оправдываться за свои решения. Ни тогда, в прошлом, ни — тем более — сейчас.

— Вот как… А его сюда кто-то звал?

— Ну, если не позовете, в гостинице поживет. Но мы приедем вдвоем, обязательно. И не нужно создавать проблемы там, где можно без них обойтись. — Выдохнула, сбавила тон. И постаралась говорить как можно мягче: — Бабуль, у нас в жизни и так хватает сложностей. Зачем их еще-то добавлять?

— Так у тебя половина проблем из-за этого Глебки и случилась! — Бабуля выкрикнула всердцах, совершенно не стесняясь, что тот самый Глебка ее прекрасно слышит.

— У меня из-за Глебки случился Макс. Этого разве недостаточно?

— Да ну вас, молодежь, решайте сами! Куда мне, старой курице, со своими цыплячьими мозгами лезть?

— Нина Викторовна, вы у нас очень мудрая. И ваше мнение очень важно для Насти, правда. — Я уже и забыла, что мама — тоже рядом и все прекрасно слышит. — Но я думаю, что у нас в квартире найдется свободное место и для Глеба. Мы потеснимся, как-нибудь. Приезжайте, Глеб. Мы вас будем ждать. Не думайте ни о каких гостиницах. Иначе я обижусь. А злая теща — это даже хуже злой бабушки, поверьте.

— Спасибо, Марина… — Глеб замялся, вспоминая отчество мамы.

— Просто Марина. Я еще не настолько стара, чтобы звали только по батюшке. Пожалуйста, Глеб. Приезжайте. Я вас, как никто, понимаю. Вам обязательно нужно увидеться с Максимом.

— Вы сначала Максима спросите, надо ли это ему? — снова ворчливо влезла бабушка.

— Вот приедем к нему и спросим. — Глеб тоже не смог промолчать, ответил на вопрос, больше риторический, чем по делу.

Я слушала этих двоих и понимала, что жизнь моя скоро станет значительно веселее. Главное, чтобы они на глазах у Макса не цапались…

Часть 2. Глава 27

— Папа! Папа плиехал! Плиехал папа! Уррррааа! — Максимка несся из дальней комнаты с победным кличем. Отчего-то «р» в одном слове у него никак не получалось, зато в «ура» оно звучало уверенно и раскатисто. Может быть, поэтому он повторял его так часто и громко, что уши слегка заложило.

Первая реакция: шок. Я же просила родных ничего заранее не говорить сыну. Но судя по тому, как радостно маленький темноволосый ураган летел в сторону Глеба, что-то с молчанием у них не сложилось.

Вторая реакция: обида. Вообще-то, я по нему соскучилась ужасно. А ребенок в мою сторону даже не посмотрел. Все его внимание было сконцентрировано на Глебе. Правда, на последних двух шагах он отчего-то жутко застеснялся и спрятался за ноги бабушки Марины. И теперь выглядывал из-за них с наивной смесью страха и жуткого любопытства.

— Малыш, иди к маме! — я присела на корточки и широко расставила руки. Плевать на все, разберемся позже. Мне хотелось обнять своего малыша. Поразительно, как он изменился за какие-то пару недель: будто вытянулся, глазенки стали более осмысленными. Повзрослел, что ли?

— Максим, маму-то обними. Она же не кусается. И соскучилась по тебе, а ты даже не подходишь… — Мама вывела внука за руку и подтолкнула ко мне.

Максим бросился в мои объятья с таким же радостным, как и раньше, криком «Мамочка», дал немного потискать, а затем отодвинулся и вновь уставился на Глеба во все глаза.

— А это, правда, мой папа? — спросил таким громким шепотом, что его и на лестничной площадке было слышно. Однако, малыш очень старался соблюдать конспирацию: шептал мне прямо в ухо, отвернувшись ото всех. Но такая надежда звучала в его голосе, что слезы на глаза навернулись.

— Да, Максим. Правда. А откуда ты об этом узнал?

— Баба Нина с бабой Малиной говолили. Я слышал. — Мама поймала мой укоризненный взгляд, лишь пожала плечами. Конечно, они опять забыли, что в присутствии ребенка нужно думать над каждым словом и шагом…

— Какой молодец… А ты разве не знаешь, что подслушивать нехорошо? — старалась говорить строго, а сама не могла на него наглядеться.

— Я не подслушивал! — Макс даже ногой притопнул сердито. — Они сами так сильно говолили, что я узнал.

— Сильно говорили, значит? Что ж, ладно… — Это было в духе бабушки — забыться и покричать в голос, если тема очень сильно волновала. — Давай тогда знакомиться. Это Глеб — твой папа.

— Привет. — Я не узнала голос Ольховского. До того он был хриплым. Глеб прокашлялся, но это не сильно помогло. — Я — Глеб.

— А можно, я буду звать тебя папой? Мне так больше нрррравится… — Максим сделал шаг в его сторону, но тут же остановился. Обе свои ладошки спрятал за спину, вместо того, чтобы пожать руку Глеба, которую тот протянул навстречу.

— Конечно. Только так и зови, пожалуйста… — Ольховский, кажется, сумел совладать с голосом. Теперь тот звучал нормально.

— Пойдем, я покажу тебе пожаррррную машину. Мне Дима подарил. — Глеб только успел разуться, куртку на ходу скидывал, бросил в мою сторону извиняющийся взгляд… И оба исчезли в комнате, где обычно останавливались мы с Максимом. Сейчас там, наверное, бабушка с ним обитала.

Я проводила взглядом удаляющиеся спины самых родных в моей жизни мужчин. И только потом обернулась к женщинам — таким же любимым и родным.

— Ничего не хотите мне сказать?

— По какому поводу? — бабуля, как обычно, перешла в нападение — лучший метод защиты. — А что такое случилось?

— Вообще-то, мы хотели сделать сюрприз для сына…

— Ну, а получился сюрприз для вас. И даже не пришлось тут мяться у порога и объясняться. Максимушка сам все за вас сделал.

— Бабуль… ну, это же неправильно… Я должна была все ему рассказать…

— Настя. Ты давай тут, раздевайся и проходи. Ребенку ваши россказни взрослые ни к чему. У него папа нашелся, и этого достаточно для счастья. Все. И не спорь со мной!

— Да ну вас… Я всю дорогу слова придумывала, чтобы все правильно было… — Мне ничего уже не оставалось, кроме как послушать бабулю.