— А куда мужик делся? Что-то я никого чужого не запомнила на площадке, когда прибежала.

— Ох, Эммочка, я так испугалась! Ты даже не представляешь! Я даже очки свои на площадке забыла! А ты про мужика этого! Не знаю. Ушел, наверное.

44. Павел

Утром, пока я был в больнице, по новому магазину появилась проблема, а так как он находится в 40 км от города, а решать, естественно, нужно на месте, пришлось метнуться сразу, как только привез домой Эмму и Андрея. Уже в пути, договорив с Сергеем, хорошим знакомым, которого планировал там поставить управляющим, бросил трубку на сиденье и только тогда вспомнил, что мало того, что ничего Эмме не объяснил, так еще и не попрощался… А вдруг вернуться сегодня не получится?

Но нужно было сосредоточиться на работе. И выбросить, наконец, мысли о женщине из головы, хоть это и было трудно… Очень трудно. Так и подмывало, набрать ее и поговорить хотя бы так, по телефону. Только стоило подумать о мобиле, как она тут же отзывалась громким входящим. Естественно, надеяться на то, что это Эмма сама звонит, не приходилось.

Вернулся назад только к девяти вечера, так и не решив до конца вопрос. Несмотря на это, в каком-то радостном предвкушении встречи на несколько минут забежал в магазин за фруктами и конфетами. Подъехал к знакомому дому, с трудом лавируя в заставленном тачками дворе. Приткнулся на самом выезде. Только заглушив мотор, заметил красную тачку хлыща-журналюги, которая стояла у входа в подъезд! "Та-а-к! — протянул мысленно. — На полдня отлучиться нельзя! Он уже здесь! Сука! "

Я пытался напомнить себе, что этот… нехороший человек просто пишет статью о приемных детях, но раздражение грозило перерасти в жажду крови! И я даже подумал о том, что, может быть, лучше мне сейчас уехать — иначе ведь вполне могу потерять контроль над собой и… да мало ли! Самое страшное, что и убить ведь могу! Но именно в этот момент, когда я уже повернул ключ, заводя, из подъезда вышла Эмма, а этот засранец выскочил навстречу, поцеловал ей руку, заглядывая в глаза, и повел в машину! И она пошла!

Вцепившись в руль, я пытался глубоко дышать, чтобы максимально успокоиться. Неужели после того, что у нас с ней вчера было, Эмма уедет с ним? Снова в кафе? Или на этот раз в бар?

Но его машина с места не трогалась. Я посекундно смотрел на часы. Десять минут. Пятнадцать. Двадцать пять! Что они там, сука, делают?

И пусть я понимал, что возле подъезда, под фонарем, в машине хлыща ничего предосудительного произойти не могло, но тем не менее терпение подходило к концу. Меня обуревала такая бешеная ревность, что казалось, будто внутри все кипит, даже в висках пульсировало и нервно дергалось левое веко! И в тот момент, когда на панели моей машины электронные часы показали 9.30, я, словно пробка из бутылки шампанского, вылетел наружу. Несся к ним и думал только об одном — держать себя в руках! Не убить этого идиота, отирающегося возле моей женщины.

Естественно, вежливо стучаться в окошко, не стал. Просто открыл дверь со стороны водителя. Просто за шкирку вытащил его на улицу. Осторожно прижал к боку машины и почти ласково, особо выделив обращение, спросил:

— Что ты, сука, делаешь рядом с моей женщиной?

Он, похоже, от страха, все никак не мог въехать, что происходит, и блеял что-то типа "отпусти", " не надо".

— Повторяю вопрос: что ты, сука, делаешь возле моей бабы?

— Она тебе разве не рассказывала? — испуганно выдавил из себя, нервным движением головы смахивая с глаз длинную челку. — У нее спроси!

Эмма успела вылезти из машины, оббежать вокруг и теперь тащила меня за рукав толстовки, что было совершенно бесполезно сейчас, что-то говорила, что я даже не пытался разобрать.

— Герой! Все на бабу свалил! С нею я разберусь, не ссы! Но сначала ТЫ мне ответь, как мужик. Мужик ты или нет?

— Я статью пишу. О приемных семьях. Фотки привез. Могу показать.

— Фотки? А чего по электронке не скинул?

По тому, как ослабла хватка Эммы на моей руке, я понял, что эта мысль ей, похоже, в голову не приходила, и такой способ доставки информации никто здесь даже не рассматривал как возможный!

— Я хотел посоветоваться с Эммой, какие в газету поставить. И статью привез, чтобы она прочла…

Звучало неуверенно и неубедительно. Во всяком случае для меня.

— Двадцать первый век, бля! Все это можно было сделать дистанционно! А не мозолить людям глаза. Стоп! Ты и вчера сюда приезжал? Я тачку твою видел часов в… восемь вечера! Точно!

— Нет-нет! Вчера я не приезжал! Вчера я в редакции до поздней ночи просидел, верстал другую статью!

— Короче, слушай сюда! Я разбираться не буду, зачем ты здесь отираешься! Еще раз увижу, ноги вырву!

Я, конечно, очень хотел и мог бы высказаться по-другому. Да и съездить ему по харе не мешало бы. Только этот хлыщик выглядел таким напуганным, что казалось, того и гляди, в штаны наложит. Не быканул, и даже не пытался сбросить мои руки с ворота своей рубахи. Трясся весь, испариной покрылся… Ну как такую размазню бить? Я даже успокоился немного, видя его быстрые кивки в ответ на мое последнее требование.

И когда он прыгнул в машину, не взглянув на Эмму, потерянно кутающуюся в джинсовую куртку, я набрал побольше воздуха и почти спокойный повернулся к ней.

Столько всего собирался сказать, сидя в машине и наблюдая. Столько обидных и резких слов придумал. Но она в желтом свете фонаря была такая красивая с распущенными по плечам кудрявыми волосами, что я невольно замер, залюбовался ею, забыв на минуту все свои обиды и претензии.

— Ты ревнивый, — констатировала факт она и сделала маленький шажок мне навстречу.

— Да, — скрывать не имело смысла и врать тоже.

— Мне нужно тебя бояться? — и еще один шаг.

Если бы я знал! В своем нормальном состоянии я бы никогда не поднял руку на женщину. Но в тот момент, когда приходил в ярость, когда перед глазами внезапно появлялась кровавая пелена, я, наверное, был способен на что угодно, потому что практически не понимал, что делаю! Рассказать ей? Я не удивлюсь, если она видеть меня не захочет. Но, с другой стороны, я привез к ней в дом сумку со своими вещами, значит, ясно дал понять, что наши отношения не на одну ночь. Я скучал вдали от нее. Мне нравились ее дети. И каждый раз будущую встречу с ними всеми я ощущал, как приближение какого-то праздника, как некое радостное событие. Она имела право знать, какое чудовище впускает в свой дом. И, видимо, женское чутье, интуиция, подсказали ей, какой именно задать мне вопрос. Она попала в точку! А мне ничего не оставалось, как только сказать Эмме правду…

— Я очень опасен. И это не шутка.

45. Эмма

Мне хотелось сказать: "Если ТЫ опасен, то я, вообще, маньячка!" Что за глупости такие? Он, человек, рядом с которым невольно ощущаешь себя защищенной, внимательный, понимающий, любящий детей, замечательный сын, хм… нежный любовник. Последнее определение, царапнув мысли, отдалось потоком жара, хлынувшим в самый низ живота. Но я не поддалась на провокацию своего тела и не стала развивать мысль дальше.

Паша сел на скамейку, уперся локтями в колени и начал рассказывать:

— Я же боксом занимался в юности, тогда это и началось. Стоило мне выйти из себя, получить хорошенько по… куда-нибудь, так, чтобы искры из глаз, и словно лампочка отключалась — нет, я сознание не терял, просто переставал понимать, что я делаю. Такое ощущение, будто вспышкой яркой слепит. Но, что интересно, по противнику никогда не промахивался. На ринге это, в принципе, было очень выгодное умение — ни боли не чувствуешь, ни страха, тело будто само без участия органов чувств и даже, в какой-то степери, мозга, делает свое дело. И делает, надо сказать, неплохо. За пределами ринга до определенного момента подобного со мной не происходило. Два только скоро я стал замечать, что иногда выхожу из себя не только в бою. Ходил к врачам, пил какие-то таблетки. Из бокса ушел. Занялся бизнесом. Вроде успокоился, перестал сам себя бояться. Но однажды домой возвращался вечером. Увидел драку. Несколько парней одного били. Вмешался. Когда пришел в себя, оказалось, что я их всех нехило отделал, а один так вообще инвалидом стал… За это год отсидел.

Он замолчал. Я задумалась. Получается, он боится, что однажды во время такой вот вспышки ярости ударит меня?

— А с женой ты почему развелся?

— Я уже говорил… Она хотела детей. Выяснилось, что я их иметь не могу. И нет. Жену я не бил, если ты об этом хотела спросить.

Она ушла просто потому, что Паша бесплоден? Бросила такого мужчину… Хотя в какой-то момент жизни, наверное, самым важным для любой женщины становится именно ребенок, материнский инстинкт рано или поздно просыпается в каждой из нас… Но ведь можно было в интернате взять — столько малышей без родителей растут или ЭКО сделать! Но свои мысли ему я озвучивать не стала. Все-таки осуждать эту женщину я никакого права не имела. Для меня главное, что ее он не бил.

— Паш, — я села рядом, мечтая дотронуться, обнять его, дико желая успокоить, взять за руку и повести домой, где, надеясь, что он все-таки приедет, я весь вечер готовила, а потом несколько раз разогревала ужин, где, наверное, уже хотели спать дети… Но не решалась прикоснуться, потому что видела насколько важен для него этот разговор. Напряженные плечи, каменное лицо, желваки на скулах, весь его внешний вид говорил о том, что сейчас решается судьба… Наша судьба. — С чего ты взял, что можешь ударить меня?

— Помнишь, ты мне дала пощечину? — я кивнула, от стыда не имея сил ответить. — Вот тогда у меня тоже в глазах потемнело. Я поэтому так и свалил по-быстрому. И сегодня, когда вас с этим… козлом увидел, тоже психанул сильно.

— Я больше никогда… Честное слово!

— Просто я боюсь, что это мое состояние может начать прогрессировать. Вдруг приревную тебя к кому-нибудь и убью обоих?