Дана Стар - Буйный

– Взять!

В легком прыжке мой пёс набросился на стоявшего на коленях Лешего, и его острые зубы сомкнулись на горле бандита.

– А-а-а! Мать твою! Бешеная тварь! Упырь, помоги!

Не теряя ни секунд, выхватила пистолет из рук Лешего и направила его на второго бандита, что спешил на помощь. Выстрел. Ещё один. Ещё. И ещё!

Всё в дыму. Становилось нечем дышать. Дом горел. Потолок сыпался мне на голову, а стены превращались в истлевшую золу.

Здесь жарко, как в печи. Невыносимо душно, дурно и ничего не видно.

– Дедушка! Дедушка! – я кашляла, ковыляя в темноту, отчаянно звала моего единственного близкого человека.

Позади услышала крики, хрипы, возню, похожую на драку не на жизнь, а на смерть.

Леший. Это он кричал. Очень жутко. До мурашек. Он захлебывался в собственной крови, когда мой пёс рвал ему горло. Спустя секунду в пылающем доме стало очень тихо.

– Дедушка… – позвала, на этот раз уже тише. Не могу дышать. Не вижу ничего. Голова очень сильно кружится.

Наконец, я подошла к той самой стене, у которой минутой ранее видела его неподвижное, распластанное на полу тело. Но не успела прикоснуться, чтобы увериться, что он жив, просто лишился чувств, надышавшись угарным дымом. Как вдруг из темноты и витавшего в воздухе черного дыма с пеплом на меня вылетела огромная фигура.

– Грёбаная пидараска! Ты попала мне в член!

Лицо обожгло сильным ударом. Он ударил меня кулаком, отправив на пол. Точнее не то, что от него осталось. Как раз в этот момент из огня выскочил Пирожок. С лаем и рыком он бросился на противника.

Выстрел.

У меня заложило уши.

Что-то упало рядом со мной. Я услышала вой и жалобный скулёж.

– Нет, нет, не-е-ет! Пирожок. Нет! Только не ты. Только не ты… – я рыдала. Я упала сверху на распластанное на полу тельце моего лучшего друга и закрыла его собой от надвигающейся опасности. Обняла. Погладила его мягкую шерсть, которая отчего-то стала липкой. – Не уходи. Не бросай меня. И ты тоже.

А после почувствовала, как что-то холодное и острое уперлось мне в затылок.

– Что скажешь напоследок, грязная шлюха?

Забыла, как дышать. Замерла. Закрыла глаза и прошептала, чувствуя, как по избитым в кровь щекам катятся крупные солёные гранулы:

– Мамочка… Я иду к тебе.

* * *

– Аля!

Стук. Хлопок. И снова глухие удары, мат, какая-то возня.

Я боялась поднять голову. Мне казалось, что я уже умерла. Огонь близко. Я ощущала, как он жжет мои пятки, как на голову сыпется пепел и куски того, что когда-то называлось потолком. Словами не передать, как мне больно. И как страшно. А еще мне кажется, что я услышала знакомый голос. Хриплый, взволнованный. ЕГО голос. Максима.

– Ублюдок, конченая тварь! Получи!

Нет, не показалось. Я снова его услышала.

Ещё пара секунд. Хруст. Треск. Грохот.

И всё закончилось.

– Малышка! Малыш! Маленькая моя! – сильные и руки, что содрогались от нервной дрожи, обернулись вокруг моей талии. – Жива? – он гладил меня по лицу, убирал волосы со щёк, которые зудели болью и были покрыты сажей.

– Жива, – прохрипела, но ничего не увидела. Лишь большой, размытый силуэт.

– Уходим!

– Нет! Мой дедушка! Он всё еще там! – я начала вырываться, брыкаться, сопротивляться, когда Максим подхватил меня на руки, закрыл своим крепким телом, будто щитом, от огня и вынес на улицу. – Пожалуйста! Ну пожалуйста-а-а, Максим. Спаси их, – рыдала до такой степени, что срывала голос.

Парень отнес меня на безопасное расстояние и положил на траву.

– Лежи здесь и не двигайся. Поняла?

Попыталась кивнуть, мол, согласиться с его просьбой, но не смогла. Мое тело стало не моим. Я слаба и беспомощна. Всё. Это конец.

Мамочка… Ну неужели это происходит на самом деле?

Максим исчез в чёрном тумане из гари и оранжевых искр. Услышала, как трещит и падает крыша. Там, в огне, мне мерещились крики моего дедушки.

Закрыла глаза. Провалилась в никуда. Наверное, на какое-то время я потеряла сознание. Снова подняла тяжёлые веки, когда почувствовала, как кто-то трясёт меня за плечо.

– Уходим. Мне очень жаль, малышка.

Максим стоял передо мной на коленях. В его руках – некий силуэт. Я попыталась принять вертикальное положение, схватилась за голову, несколько раз моргнула. Потом поняла, что Максим держит на руках тело Пирожка. Грязная шерсть, вся в саже и в чём-то липком, темном, как гранатовый сок.

– Не-е-ет, Пирожок, – я ревела, ревела, ревела. Хотела к нему прикоснуться, но руки не слушались.

– Он ещё дышит. Но рана слишком серьёзная. Огнестрел, в бедро. Я могу облегчить его страдания.

– Не-е-ет! – крепко-крепко обняла лучшего и верного друга, прижала к груди, к сердцу, которое так бешено грохотало под ребрами. Наверное, я обняла своего малыша в последний раз.

– Прости, девочка. Ему больно. Мы не можем ему помочь.

Пирожок начинал скулить и лизать мои руки. Его жалобный вой рвал мою душу в клочья и разрывал на части сердце.

– Я сделаю это быстро. Он даже ничего не почувствует.

К чему он клонит?

О, нет. Только не это.

– Я сказала НЕТ! – с угрозой, с приказом. – К бабе Маше его отнеси. Немедленно!

– Нам нужно уходить. Скоро здесь будет много людей. И полиция.

– Максим, я тебя умоляю, спаси моего друга. Спаси! – обняла мужчину, царапая ногтями его крепкие руки, что держали практически бездыханное тельце Пирожка.

– Ладно, только быстро. С условием, что ты пойдешь со мной. И будешь делать то, что я тебе говорю.

– Я согласна, – прозвучал мгновенный ответ.

– Идём. Сможешь встать?

– Я постараюсь.

Как же больно. Не то чтобы двигаться, но и говорить.

– Тогда держись за меня. Скорей.

Повиснув на локте Максима, я кое-как поднялась на ноги. Шаг за шагом, на дрожащих и ватных ногах двинулась следом за ним в сторону леса.

– Аль, ты очень слаба. Спрячься пока вон за теми соснами, а я отнесу пса к бабе Маше.

– Обещаешь?

– Нет, – пауза. – Я клянусь.

Опустилась на сырую землю, спрятавшись за силуэтами высоких елей. Закрыла глаза. На некоторое время забыла обо всем на свете и провалилась в кратковременный сон.

* * *

– В сарае под половицами остались все мои сбережения. Возьми их.

– Хорошо, я быстро.

Он успел вернуться как раз до того момента, как мой дом, вернее то, что от него осталось, со всех сторон обступили жители деревни. Испуганные, шокированные, они ничем не могли помочь. Наверное, думали, что я погибла. А пожарная машина приехала слишком поздно, когда уже нечего было тушить. Видимо, об этом позаботилась семейка Тараса.

– Уходим, Дюймовочка. Нам здесь больше нечего делать, – Максим подхватил меня на руки, прижал к груди и побежал.

– Как Пирожок?

– Как ты и просила, передал его в руки знахарки. Она, конечно же, испугалась. И за тебя, и за него, но я заверил старую, что с тобой все в порядке. И мы уйдём из деревни. Навсегда.

– А она что?

– Пообещала, что попытается сделать всё возможное, чтобы спасти животину.

Теперь самый главный вопрос.

Боженька, прошу, дай мне сил выдержать сегодняшний страшный день.

– А мой дедушка…. – вдох, рваный крик в чёрную лесную тишину. – Мой дедушка-а-а?!! Где он?

– Мне очень жаль, родная, – Максим грустно вздохнул. – Он погиб.

Мы шарахались по лесу ещё около часа. Аля уснула на моих руках. Я нес ее до последней капли сил, а потом сделал привал. Рукам сгреб из листьев некое подобие кровати, положил туда девушку, укрыл небольшим пледом, что накануне взял из её дома, после чего направился в соседнюю деревню. Нужно было немедленно найти ей новые тряпки и обработать раны.

Повезло. На окраине населенного пункта стоял одинокий домишка. Во дворе сушилось какое-то бельё. Сорвав с бельевой верёвки несколько тряпок, я вернулся обратно к девочке. Я не мог смотреть на Алю без слёз и адской ненависти, что кипела в жилах. Вся в синяках, ожогах, ранах. Теперь я начал корить себя за то, что ушёл. Какой же я индюк! Чем думал в тот момент?

С другой стороны ситуация была крайне напряжённой и практически безвыходной. Она бы не согласилась бежать. Причина – в больном дедушке.

А истребить отродье деревни Мирная полностью невозможно. Тем более за такой короткий срок. Особенно когда по хатам рыскает участковый фараон.

Действуя очень осторожно, я обработал раны Али тем, что дала мне баба Маша – некой настойкой светло-зелёного цвета с резким травяным запахом. Бабка сказала, что эта «моча» обезболит увечья. После переодел малышку в джинсы и футболку. Кое-как пальцами расчесал волосы девушки, завязал резинкой на затылке. Проверил дыхание, пульс и с облегчением выдохнул.

Жива. Успел. Страшно подумать, что бы было, опоздай я хоть на секунду.

До рассвета ещё несколько часов. Надо и мне покемарить. Устроившись рядом в куче листвы, я притянул к груди неподвижное тельце девчонки, крепко обвил руками, накрыл собой, как одеялом. До самого рассвета я грел её своим теплом. Охранял её сон. И молился, чтобы с малышкой всё было хорошо. Потому что знал: когда она проснётся и, находясь в трезвом уме, осознает то, что произошло прошлой ночью… то будет полный пизд*ц. Я не психолог, чёрт. Я не знаю, как ей помочь пережить эту страшную боль. Но попытаюсь. Сделаю всё возможное.

На горизонте появились первые солнечные лучи. Небо озарилось оранжевым блеском и желтыми бликами. Луна и звезды исчезли с бархатного небосвода, уступая место новому дню. Глядя на то, как восходит солнце, я вдруг подумал, что с другой стороны, случись всё иначе, мы с Дюймовочкой больше никогда бы не встретились.