Когда первые лучи восходящего солнца пощекотали личико девушки, она тихонько застонала, несколько раз моргнула.

– Ш-ш-ш, я с тобой, девочка. Не бойся. Вместе мы преодолеем любые беды.

Поцеловал её в лоб, погладил. А у самого на сердце кошки дерут.

Да уж. Встретились две побитые души. Ничего не скажешь.

Спустя несколько минут Алевтина открыла глаза. Дёрнулась. Приняла вертикальное положение. Смотрела на меня таким растерянным взглядом, пока я крепко сжимал обе её ладошки своими руками, что я чуть было не сдох от печали.

– Максим? – с удивлением спросила. – Где мы?

– Не волнуйся, Дюймовочка. В безопасности, – мои руки задрожали поверх её. А затем я резким рывком притянул её к себе. – Я так сильно испугался, если бы ты только знала…

– Дедушка, – всхлипнула Аля. – Мой дедушка.

Я покачал головой и сжал её хрупкое, практически невесомое тельце ещё сильней. Ну вот, к ней вернулась память.

– Мне миллиард раз подряд очень и очень жаль, – искренне сказал.

– Что т-теперь с нами б-будет? Что нам делать? Куда идти?

– У меня есть кое-какой план.

– Всё. Я потеряла всё на свете. Тот дом был единственным моим смыслом жизни, – малышку колотило так лихо, как будто мы сейчас находились на северном полюсе в одних только трусах. – Ты… Ты ведь меня не бросишь?

Последняя фраза вывела меня из себя. Я даже немного повысил голос:

– Кто сказал тебе эту дрянь? Не зли меня. Ясно! Я сам себе зевало расквашу, кадык голыми руками вырву… Но не брошу. Теперь ты МОЯ. И мне, если честно, высоко фиолетово на твоё мнение. Всё, идём.

– Куда?

– Купим билет в новую жизнь.

Мужик сказал – мужик сделал.

Подхватив Алю на руки, быстро зашагал в сторону дороги.

Несмотря на то, что я спал всего три часа, чувствовал себя бодрячком, потому что рядом была ОНА. Та, что грела мою душу своей искренней любовью, и та, что стала моим новым смыслом жизни, благодаря которой, несмотря на страшные испытания судьбы, я двигался только вперёд. И ни шагу назад. Вопреки всему. Несмотря ни на что.


* * *

План такой – ловим попутку, едем на ближайший вокзал. Деньги есть. Я немного заработал, у Али заначка была. Покупаем билеты, шуруем в одно местечко, где мы с пацанами спрятали «клад» на случай опасности. Надеюсь, он до сих пор ещё некопаный. Там есть всё, включая поддельные паспорта, стволы и бабки. Много бабок. Хватит, чтобы перебраться за границу.

Я свято верил, что у нас всё получится. Вперёд.

Полтора часа в пути. Я кое-как держался, а вот Алевтина что-то не очень. Бледная, как пепел, и грустная, как дождь холодной осенью.

Может, она хочет перекусить?

– Малыш, ты проголодалась? У меня есть немного сухарей. Будешь?

Она молчала, лишь глаза терла кулачками и щекой прижималась к моей груди. А потом начала плакать.

Ну, млять. Ну только не это! Её слезы, как ножи, которые резали меня живьём.

Это невыносимо. Я держался, как мог. Посадил Дюймовочку на пенёк, опустился перед ней на колени и начал растирать ладонями её слёзки.

– Аль, нет его. Понимаешь? И никогда больше не будет, – старался говорить мягко, но в тоже время давил на малышку, чтобы смирилась и поняла, что жизнь далеко не сахар. Ну да. А то она не понимает. Ей ли не знать. Справится. Сильная! И не такое вытерпела. – Это жизнь. Так бывает. Люди живут. Люди умирают… Я понимаю, что тебе очень больно. Но я тоже терял родных и любимых. Постоянно. У тебя есть я. А ты… теперь ты есть у меня. И я тебя никогда не отпущу. Любого за тебя порву! Ты мне веришь?

Малышка, дрожа, кивнула. Тогда я сделал то, о чем давно мечтал. Обхватив девушку за затылок, притянул ближе к себе и очень нежно поцеловал. Соленые… Её губы такие воздушные и одновременно соленые. Они таяли на моих губах, как сахарная вата. М-м-м, вкусные. Нет ничего лучше утреннего поцелуя. И жрать даже перехотелось.

Девочка замерла. Не ожидала, наверное. Правильно. В любой трудной ситуации – просто целуй. Это помогает лучше, чем всякие там антидепрессанты.

Погладил её хорошенькую головку. Перебрал пальцами спутанные пряди волос. Поделился с ней своим теплом, энергией, поддержкой. Аля расслабилась. В ответ обхватила и мою шею тоже, льнула к губам с жадностью и отчаянием. Как будто я – её жизнь. А мои поцелуи – кислород.

Я понял, что никак не могу без этой зеленоглазой девчонки. Дышу ею. Живу ею. Хоть и знакомы мы всего ничего. Но я это сразу понял, с той самой первой секунды, когда увидел малышку. Потому что в груди что-то шандарахнуло. Замкнуло меня. Сломало.

Она ведь такая необыкновенная. Она для меня – целая Вселенная.

– Спасибо, что не бросил, – девочка дрожала, но уже не от шока, а от поцелуев, с запредельным трепетом ласкавших её губки. – Что вернулся и спас. Я… – пауза. Смотри мне в глаза, с любовью, восхищением, с не абы какой благодарностью, – тебя люблю, Максим.

Ох, мать твою.

Боже! Я в раю.


* * *

Через полчаса мы поймали попутку – старенький, рабочий грузовик. Водитель – толстун-дальнобойщик. Радушный такой, веселый весельчак, без лишней болтовни касательно нашей жизни он подбросил нас до ближайшего вокзала, да ещё и булкой угостил.

Мы приехали в небольшой поселок городского типа. Купили билеты. До поезда два часа. Не очень-то хотелось лишний раз маячить на людях. Но и щеголять в образе двух побитых бомжей тоже как-то не комильфо. На вокзале в уборной Але кое-как даже удалось помыть голову в раковине. После мы отправились с ней на рынок и прикупили одежды.

Я бы всё для неё купил. Весь мир бы купил и бросил к её ногам! Но сейчас, правда, мы ограничены в средствах. Вот доберусь до заначки, побалую девочку.

На барахолке я купил ей новую футболку, кофту и джинсы. Дюймовочка вся раскраснелась от радости, даже всплакнула.

Ничё себе!

Да эти тряпки с трудом тряпками-то можно назвать. Я своих пассий в прошлом и не такой ерундой баловал. Одной вот, своей последней, Карине, тачку подарил. А сейчас я чувствовал себя полным лохом. Ну, и бомжом. С карманами, набитыми «крысами» и паутиной.

Потерпи, миленькая. Клянусь собственными бубенцами, я превращу твою жизнь в сказку. Вот увидишь. И ты навсегда забудешь о боли.

Сторговавшись с барыгой на рынке, хозяином вещевой лавки, я сделал из нас более-менее людей. Аля настолько сильно обрадовалась подаркам, что даже улыбнулась. Слабо очень. Но всё равно отвлеклась от событий вчерашнего страшного вечера. У девочки сейчас траур. А я… мечтаю забрать всю её боль себе. Да, представляю, каково бедняжке. Потерять единственного родного человека.

– Максим, спасибо большое.

Когда мы покинули рынок, то купили пирожков в ларьке с выпечкой и присели на лавочку неподалёку от вокзала. Аля хлюпнула носом. По бледной щеке покатилась слеза. Словил её кончиком пальца, растёр. После рывком прижал к себе девочку и ласково погладил по голове.

– У меня никогда не было таких красивых вещей. И мне никто, ничего и никогда особо не дарил.

Тоже мне красивые. С колхозного рынка. Пока так… Прости, крош, скоро исправлюсь.

Я чуть было не подавился пирожком:

– Рад, что смог хоть на минуту поднять тебе настроение. Те шмотки так себе, туфта. Вот погоди, мы в город приедем, нычку раздербаним, и будешь ты у меня красоткой, как с обложки. Но только при одном условии! – отстранился, положил ладони на её скулы, взглянул в заплаканные глаза девушки. – Ты больше никогда не будешь грустить. Договорились?

Кивнула. В ответ набросилась на меня, словно неделю не евшая зверушка, и крепко-крепко обняла. Поцеловал малыху в макушку и от всей души поблагодарил Бога, что он подарил мне это неземное, зеленоглазое чудо. Перекусив, я полез в сумку и достал оттуда лечебную настойку, что дала мне баба Маша для Алиных ран. Боже, как же больно смотреть на ссадины и ожоги девочки. Ну ничего, вроде заживают. Могло быть и хуже. В принципе, она ещё легко отделалась, когда побывала в сущей жаровне. Просто чудо какое-то, что увечья оказались незначительными.

– Посмотри на меня, малыш, – осторожно провел кончиками пальцев по её нежному личику, а потом обработал раны лечебной болтушкой.

Дул на ранки Али, когда протирал марлей и внутренне кипел от гнева. Я ведь специально не добил гадов. Оставил полудохлыми в горящем доме. Чтобы они коптились там живьём. Надеюсь, им было адски больно. Один, правда, кажется, сдох ещё до того, как рухнула крыша. Пёс разодрал ублюдку горло до жуткой каши. Надеюсь, Пирожок поправится. Этот пёс… достоин уважения. Я полностью поменял о нем мнение. Возможно, когда-нибудь я за ним вернусь. И сделаю Алечке сюрприз.

– Ну всё, детка, пора, – сказал, спрятав барахлишко в сумку, взял свою принцессу за руку и потопал в сторону платформы. – В путь. Наш поезд прибудет с минуты на минуту.


* * *

Следующие несколько часов мы провели в дороге. Две пересадки. Двое суток в пути. И вот под утро прибыли в тот самый город, где был спрятан наш с пацанами резервный «паёк» на случай опасности. Когда мы покинули платформу, я вдруг почувствовал некую тяжесть в груди. Я вспомнил своего названого брата. Того, из-за которого отсидел в клетке четыре с половиной года. А вспомнил его потому, что вернулся в тот город, что буквально кишел воспоминаниями о юности. О нашем первом деле, когда мы грабанули склад одного мажора. Да, были времена. Но я бы не хотел их вернуть. Лишь своих братьев. Кстати, я до сих пор ничего о них не слышал. Давид… Его дом, точнее дом его отца, находился в часе езды отсюда. Но я, честно, не знал, что сейчас с ним стало. Может, продали. А может, брат вернулся туда после того, как его отца не стало. Мне мало что известно, если исходить из слухов в тюрьме. Хотел бы я увидеть брата? Да. Как бы там ни было, очень хотел. Я не держал на него зла. Во всём была виновата его девушка, Соня. Это она сдала нас мусорам.