— Спокойной ночи, Мари, — сказала Элль и потянула мужа за собой. — Пойдем.

— Спокойной ночи, — рассеянно повторил Джереми.

Они поднимались по лестнице на второй этаж, и Элль заметила, что у мужа ни с того ни с сего испортилось настроение.

— С чего ты вдруг помрачнел? — спросила она. — Что случилось?

— Опять я напугал этого малого, — с досадой ответил он, не вдаваясь в подробности. — Что за черт…

У Элль уже слипались глаза, и выяснять, что произошло, она не могла и не хотела. Наверняка какой-нибудь пустяк…

— Завтра, — сказала она. — Все завтра.

Приняв душ, она почувствовала себя бодрее, но лишь до того мгновения, пока ее голова не коснулась подушки. Джереми стоял возле раскрытого окна, глядя в ночное звездное небо.

— Я поработаю немного? — спросил он, не оборачиваясь. — Интересная мысль пришла…

Но Элль его уже не слышала. Она спала.

8

На подоконнике лежал букет. Даже не букет, а маленький букетик. Элль не сразу заметила его. Джереми ровно дышал в глубоком сне, выпростав из-под одеяла большие руки. Она поднялась с постели, стараясь не разбудить его. На столе в беспорядке лежали нотные листы, прежде сложенные аккуратной стопочкой, а поверх исчерканной партитуры лежала ручка. Это означало лишь одно — муж ночью работал. И, судя по количеству сделанного им, засиделся до рассвета. Похоже, завтракать ей придется без супруга.

Надевая халат, Элль увидела на полу еще два листа, исписанных Джереми. Она на цыпочках подошла к столу, осторожно подняла ноты с половиц и тут только заметила букетик. Букетик диких фиалок, одиноко лежащий на подоконнике. Элль положила ноты на стол, подошла к окну и взяла букет. Цветы были сорваны совсем недавно — в маленьких фиолетовых чашечках блестели бисеринки росы, еще не успевшие высохнуть.

На постели во сне завозился Джереми. Элль затаила дыхание. Надо поставить цветы в воду, подумала она. Все-таки приятно получать такие неожиданные подарки.

— С добрым утром, — раздался за ее спиной голос мужа.

От неожиданности Элль чуть не подпрыгнула: она-то думала, что Джереми еще будет спать и спать, и хорошо если только до полудня.

— Как ты меня напугал, — сказала она, оборачиваясь. Джереми сел в кровати и потянулся.

— Напугал? — удивился он. — Почему?

Элль с цветами в руках подскочила к постели и запечатлела на щеке Джереми звонкий поцелуй.

— Спасибо, милый! С добрым утром.

Он удивился еще больше:

— За что?

— Как за что? — И Элль продемонстрировала ему букет. — Какие милые цветочки.

— Милые, — согласился Джереми, рассматривая букет так, словно видел его впервые. — Откуда ты их взяла? Мари принесла?

— Ты меня разыгрываешь? — спросила Элль. — Ты ночью работал?

— Было дело. Писал… Работал часа два всего, а сделал столько, сколько и за день иной раз не напишешь.

— А потом?

— А потом я уснул за столом и проснулся от того, что приложился к нему лбом, — сказал Джереми. — Мне не очень-то хотелось повторять этот трюк, и я забрался к тебе под одеяло. А что?

Элль молча гладила пальцем фиолетовые лепестки. Выходило так, что букет принес не Джереми.

— Что? — обескураженно повторил Джереми.

— Я думала, что фиалки нарвал мне ты, — сказала она. — Вышел ночью и принес… Надо бы их в воду поставить.

Она хотела встать, но муж удержал ее.

— Элль, идея проста и гениальна, но мне она как-то не пришла в голову — уж очень спать хотелось. — Он обнял ее. — Но я ничего не понимаю… Откуда они вообще взялись?

— Они лежали на подоконнике.

— Надо же… Это не Мари?

— Нет, — ответила Элль. Мари не заходила в комнату, когда они были там, и занималась уборкой только во время их отсутствия. Она приносила им цветы, но в вазе на столе стояли свежие розы, срезанные с кустов. Других цветов у Мари не было: она сама признавалась, что обожает именно розы, а к остальным цветам равнодушна. — Это не Мари. Это же фиалки. Дикие фиалки. Они не растут у Мари.

— А где они растут? — озадаченно поинтересовался Джереми. Он осторожно дотронулся кончиком пальца до цветочного лепестка. Тонкий лепесток прогнулся при прикосновении, и Джереми быстро отдернул руку. Вид у него был совершенно недоумевающий.

— Везде, глупый, — сказала Элль. — Кто-то нарвал букет и положил его на подоконник, пока мы спали. Видишь, он совсем свежий — роса еще не высохла.

— Вот как…

Джереми встал с кровати.

— Так-так… — задумчиво произнес он. — У моей жены появился таинственный воздыхатель.

— С чего ты взял?

На физиономии Джереми появилось озорное выражение:

— Ты хочешь сказать, что эти цветы положили на подоконник для меня?

— Очень может быть… После вашего вчерашнего успеха, мсье Моррон.

— Ужас, — сказал Джереми. — Никакого покоя от поклонниц.

Он надел брюки и стал ходить по комнате, разглядывая пол; затем подошел к окну, выглянул в него, присел на корточки и стал внимательно изучать подоконник. Элль с интересом следила за мужем.

— Дайте мне увеличительное стекло, — сказал Джереми. — Без него ничего не обнаружить.

— А что ты ищешь? — спросила Элль.

— Следы, — объяснил муж. — Кто бы это ни был, он должен был оставить следы.

— Из тебя не выйдет сыщика, — сказала Элль.

— Почему же? — Джереми сел прямо на пол и воззрился на нее снизу вверх. — Я кое-что понимаю: отпечатки пальцев разные там, зацепившиеся нитки… Ну и так далее.

— Сыщики все курят: кто трубку, кто сигары, — объяснила она.

— Горе мне! — сокрушенно посетовал муж. — Таинственный даритель цветов так и останется неизвестным. И кому он их преподнес, тоже останется тайной, покрытой мраком ночи.

— А действительно, кто? — спросила она. Если Элль и испытала мимолетное чувство досады, узнав, что фиалки принес не муж, то теперь появление букета на подоконнике представилось в неожиданном свете.

Джереми поднялся на ноги, снял со спинки стула рубашку.

— Аптекарь, — предположил Джереми, застегивая пуговицы. — Мне очень жаль, что это не я.

— Почему аптекарь?

— А кто еще? Героический эпос мы прочли, от лирики ты отбилась. Уверен, он сейчас вовсю кропает стишки и посвящает их тебе… А вчера ты с ним танцевала, и он тронулся окончательно.

— Не будь таким злым…

Одевшись, Джереми стал перебирать написанное ночью. Держа в руке ноты, он обратил к ней удивленное лицо.

— Злым? Это просто предположение. Кстати, ты хотела поставить цветы в воду.

Элль растерянно взглянула на букет, который по- прежнему держала на ладони.

— Даже не знаю. Я — то думала, что мне принес их ты.

— Я сегодня оборву все фиалки, которые встречу на пути, когда мы пойдем купаться. По дороге туда и обратно, — пообещал он. — Не потерплю соперника. Что с тобой? Ты расстроена?

— Да… — согласилась Элль. — Почему-то испортилось настроение. Бред какой-то. — Она и сама не понимала, откуда на нее накатило чувство тревоги.

Джереми положил ноты на стол, присел рядом с ней и обнял ее за плечи.

— Ну что случилось, малыш? Ты обиделась на меня?

— Нет. — Элль пожала плечами. — На тебя я не обиделась. Ерунда какая-то: я чего-то испугалась, и сама не понимаю чего.

Щемящая тревога не отпускала ее. Муж понял это. Он подхватил ее, посадил к себе на колени и стал тихонько покачивать, словно маленького ребенка. А Элль и на самом деле почувствовала себя маленькой и беззащитной, как младенец. Она прижалась к мужу, положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— Может, ты беременна? — вдруг спросил Джереми. Элль настолько удивилась, что тут же напрочь позабыла обуявшие ее непонятные страхи.

— С чего ты взял? — Она призадумалась.

— Ну… — Джереми замялся. — Ну, я вдруг вспомнил Эсмеральду. Ту библиотекаршу, которая стала моей первой учительницей музыки. Она сдружилась с моей матерью и часто задерживалась у нас в доме после уроков. Так вот… Эсмеральда вскоре вышла замуж, и как только забеременела, ее начали мучить всяческие страхи. Я хорошо помню: мать ее постоянно успокаивала. Они меня не стеснялись и частенько говорили прямо при мне.

— Знаток, — насмешливо сказала Элль. — Тебе сколько тогда было лет? Пять или шесть?

— Четыре года, — ответил Джереми. — С половиной. — Ой, не могу, — рассмеялась Элль.

Джереми обиженно надулся. Элль повалила мужа на кровать и села на него сверху.

— Обиделся?

— Обиделся, — с вызовом сказал он. — Что, уже и помечтать нельзя? Ты раздавишь несчастные фиалки.

Элль небрежно бросила букетик на стол и низко склонилась над лежащим мужем.

— Значит, вот о чем ты мечтаешь? — спросила она шепотом, заглядывая ему в глаза.

Джереми смотрел на нее серьезно. Элль склонилась еще ниже и крепко поцеловала его в губы.

После завтрака Джереми сел за работу, а Элль отправилась на почту, чтобы позвонить Аделаиде. В очередной раз. Самое смешное было то, что за всю неделю она так и не смогла дозвониться до Адели. Ее номер не отвечал. Номер Луазо тоже. Элль позвонила домой, поговорила с матерью. Она застала своих родителей перед отъездом на Лазурный берег. О том, куда могла запропаститься Аделаида, мать и понятия не имела. Тогда Элль позвонила брату и выяснила у его жены, что Адель и Луазо куда-то ненадолго уехали. Вдобавок она узнала, что Адель носится с каким-то головоломным проектом.

В подробности очередной задумки Адели Маргарита посвящена не была: Аделаида напустила таинственности, — но заметила, что заветное желание кузины свернуть себе шею, похоже, близко к осуществлению, а ей, Маргарите, приходится лишь надеяться, что присутствие Луазо помешает столь желанному для Адели исходу. Маргарита, говоря о Луазо, называла его по прозвищу, и из этого Элль заключила — альпинист и воздухоплаватель прочно вошел в жизнь подруги.