— Я хочу видеть Джереми. Мне это запрещено?

Дерек облокотился на спинку кресла.

— Элль, — сказал он мягко. — Когда я появился здесь, тебя держали привязанной к кровати и пичкали лекарствами, потому что без них ты вела себя… ну, скажем, не слишком спокойно.

Понимаешь, Джереми досталось больше, чем тебе: Маню его сбросил с какой-то кручи. Врачи уверяют, что все нормально и он обязательно будет ходить, но вид у него сейчас, прямо скажем, неважный.

— Идиоты, — сказала Элль.

— Что? — переспросил Дерек.

— Дерек, сядь или встань так, чтобы я тебя видела. Из-за руки я толком повернуться не могу, — потребовала она.

Брат обошел кресло и встал перед ней.

— Это психиатрическая клиника? — спросила Элль.

— С чего ты взяла? — искренне удивился он. — Всего лишь нервное отделение.

— А где Джереми?

— В хирургическом. Этажом ниже.

— Пошли, — сказала Элль, вставая с кресла. — Помоги мне надеть халат нормально. Бог мой, какие вы все дураки… Дерек, я провела с Джереми почти сутки, когда он был в таком виде, по сравнению с которым любой его теперешний вид покажется мне изумительным.

— Кстати, — сказал Дерек, завязывая ей пояс халата, — я пока не стал забирать ваши вещи из комнаты у Мари. Подумал, может, ты захочешь сделать это сама?

— Умница, — сказала она и поцеловала его в щеку.

— Ты повторяешься, — ответил Дерек. Он взял Элль за плечи, повернул лицом к себе и так задержал, задумчиво изучая ее лицо. Закончив осмотр, он удовлетворенно кивнул: — Я в тебе не ошибся.


У Джереми был посетитель. Загорелая лысина в окружении густых иссиня-черных волос — словно усталый соболь спит, обернувшись вокруг страусиного яйца, — были для Элль лучшими рекомендациями гостю.

— Рене! — обрадованно воскликнула она.

Художник обернулся и поднялся со стула. Элль растроганно расцеловала Ле Бука в обе щеки.

— А я? — раздался с кровати обиженный голос Джереми.

Ле Бук отошел в сторону и обменялся рукопожатием с Дереком, а Элль остановилась перед кроватью, растерянная и с сильно бьющимся сердцем.

Джереми криво улыбнулся правой половиной рта, свободной от повязки.

— Не правда ли, я похож на мумию? Что с твоей рукой?

— Сломана, — ответила Элль, примащиваясь с ним рядышком.

— Ух ты… — сказал Джереми. — А у меня ноги. Обе: одна сломана, другая треснула. И рука. И что-то там с позвоночником — тут под одеялом такой корсет… Может, ты и меня поцелуешь? Вот сюда, например… — Он выпростал из-под одеяла левую руку и ткнул себя пальцем в правую половину лица. — Здесь есть свободное место.

— Мне придется обойти кровать.

— А я не тороплюсь…

Целуя мужа, она почувствовала, как губы ей уколола жесткая щетина.

— Тебя никто не бреет?

— А толку? Слева все равно не побрить, — сказал Джереми, прижимая ее к себе. — Ты в порядке?

— Угу… — пробормотала Элль, зарываясь лицом в его грудь.

— Наш медовый месяц мы будем помнить до старости, не так ли, крошка? — спросил Джереми.

— Не зови меня крошкой!

15

«Ситроен» был тот же самый: желтый, с тонированными стеклами. Только сейчас за рулем автомобиля сидел не Джереми, а брат Элль. И ехали они не по грунтовой дороге, а по шоссе. Элль баюкала руку, которая страшно чесалась под гипсом, и мало интересовалась окружающим пейзажем. Ее гораздо больше волновала предстоящая встреча с Мари. С Аделаидой и Луазо она уже виделась, когда те приезжали в Ла-Рок, чтобы навестить в больнице ее и мужа. И если Адель во время посещения старалась вести себя непринужденно, то Филипп был замкнут и неразговорчив, и чувствовалось, что он готов провалиться сквозь землю. В основном, конечно, из-за Джереми…

Что произошло между Элль и Маню, собственно говоря, не знал никто, кроме Элль, а она распространяться не собиралась. Кроме мужа и брата в подробности были посвящены врач Симон Дюпре и комиссар полиции Ла-Рока, которые не считали необходимым предавать ее рассказ гласности. Общественность Ла-Рока может вполне обойтись и без леденящих душу повествований. Комиссар полиции, пожилой и рассудительный, со спокойной совестью закрыл дело и положил его на полку: дело-то и было заведено вследствие покушения недееспособного ввиду умственной отсталости Эммануэля Мейсонье, впоследствии погибшего, на жизнь гражданина Канады Джереми Моррона; покушавшийся погиб, пострадавший не собирается подавать судебный иск его родственникам — расследование проведено, и можно поставить точку.

Была, правда, попытка покопать вглубь со стороны корреспондента местной газеты, того самого, который уже успел накропать статью. Он заявился в больницу с намерением взять у Элль интервью, но она выставила его из палаты, холодно пообещав ему, что, если визит повторится, она приложит все свои силы, чтобы он остался без работы. Но со статьей она ознакомилась, потребовав газету у брата.

Для себя она полностью восстановила картину поиска, пользуясь рассказами Джереми, Ле Бука и газетной статьей, в которой были интервью с членами местного общества альпинистов, участвовавших в спасательной операции на самой последней ее стадии.

После ее исчезновения Джереми и Ле Бук, который, как и предполагала Элль, остался поужинать в «Семи Буках», с наступлением темноты забили тревогу. Ее искали всю ночь: в поисках принимали участие и деревенские жители, и фермеры с окрестных ферм. Поиски не дали никаких результатов, и после сообщения о происшествии в Ла-Рок оттуда обещали прислать утром вертолет с отрядом местных добровольцев из числа альпинистов. Джереми обнаружил пропажу одежды сразу же, как вернулся в деревню глубокой ночью, когда поднялся в комнату переодеться. Все добровольные спасатели из числа жителей деревни по возвращении подкрепляли силы горячим кофе с бутербродами в бистро у Мари. Хозяйка спала на кухне прямо возле плиты, на которой, дожидаясь возвращения добровольных спасателей, кипела в чайниках вода. Джереми рассказал Мари о пропавшей из комнаты одежде. Мари прореагировала на его слова необычно: вдруг нахмурилась и исчезла в глубине дома. Спустя несколько минут она вернулась с завязанной на узел наволочкой и показала ее содержимое Джереми. В наволочке лежала пропавшая одежда, а также простыня, здоровенный кусок ветчины и два хлеба. Все это она нашла возле кровати Маню в его комнате, где он безмятежно спал. Маню был разбужен и подвергнут допросу, который, увы, не прояснил ничего: хмурый и раздраженный Маню вообще отказывался говорить и только требовал, чтобы его оставили в покое, твердя как заведенный: «Уйдите, уйдите…»

Когда ему показали наволочку с едой и одеждой и потребовали объяснения, Маню замолчал, как в рот воды набрал. На него ничего не действовало: ни ругань матери, ни ласковые обещания. В сердцах Мари заперла сына в чулан с напутствием посидеть и подумать. А из находки сделали соответствующие выводы: с Элль случилось несчастье, свидетелем которого оказался Маню. Такой вывод сделала Мари из-за простыни, которую Маню зачем-то решил прихватить с собой, хотя о простыне Элль ничего ему не говорила. Маню, оказывается, хоронил умерших птиц, предварительно завернув в лоскут белой ткани, как в саван, — из чего Мари заключила, что с Элль, видимо, произошла какая-то трагедия, окончившаяся ее гибелью, а ее сын, по всему, знает, где находится тело Элль, и собирается похоронить ее точно так же, как хоронит своих птиц. Мари ничего не сказала Джереми о своих мыслях по поводу возможной судьбы Элль, но поделилась ими с Ле Буком.

Перед рассветом Маню сбежал, сломав хлипкую щеколду, на которую запирался чулан. Благодаря чистой случайности его хватились сразу же после побега. Джереми с Ле Буком на мотоцикле помчались за ним вдогонку. Мотоцикл помог им почти догнать Маню, но тот стал уходить вверх в горы, и они бросили тяжелый «Харлей». Ле Бук вскоре отстал, запыхавшись, а Джереми продолжал гнаться за Маню. Тот привел его к Козьему ущелью, но со стороны водопада. Джереми потерял его из виду, потому что беглец спрятался за деревом, нависающим прямо над ущельем. Пытаясь отыскать Маню, Джереми близко подошел у его укрытию. Внезапно выскочив, Маню сильным толчком сбросил Джереми вниз. Затем он спустился сам и отнес искалеченное тело на спине к водопаду. Веревку он взял у Джереми.

Ле Бук прождал Джереми у мотоцикла два часа, а потом вернулся в Семь Буков, куда уже прилетел вертолет со спасателями.

Начался день поисков, но теперь искали не только тело Элль, но и Джереми и Маню. Искали и в Козьем ущелье. Там обнаружили кровь в месте падения Джереми со скалы. Капли крови вели к водопаду, а там след терялся. Никому не пришло в голову заглянуть за водопад, было решено, что Маню бросил тело Джереми в воду, и искать его надо ниже по течению реки. А Мари принесли весть, что ее сын виновен в убийстве человека.

С наступлением темноты полеты вертолета прекратились. Поисковые группы вернулись ни с чем. Тело Джереми ниже по течению обнаружено не было. Решили продолжить поиски с утра. Из Ла-Рока прибыла цистерна с горючим для вертолета, комиссар полиции и кинолог с собакой. Утром, когда заправляли вертолет, в деревню вернулся Маню.

Его посадили под замок, но Маню буквально взбесился. Мари, поговорив с сыном, объявила, что Маню хочет отвести людей туда, где находятся Элль и Джереми. Комиссар приковал Маню к себе наручниками, но вскоре снял их, потому что Маню торопился и тащил его за собой чуть ли не волоком. Дурачок не собирался убегать, и ему была предоставлена свобода действий.

Маню привел спасателей к Козьему ущелью и на глазах растерянных людей исчез из виду, нырнув под падающую воду. Трое спасателей последовали за ним. Едва они вышли с другой стороны, как увидели Элль, висящую на скале, и Маню, который с отчаянными криками лез к ней наверх. Они ничего не успели предпринять: Элль сорвалась, сбила Маню и упала вместе с ним на камни. Он оказался под ней…