Когда я дохожу до своего фиолетового Civic, падаю на колени и неловко шарю руками, пытаясь найти спрятанный под кузовом ключ. Асфальт, впивающийся в мои колени, доказывает, что это не просто дурной сон. До сих пор чувствую себя безумной, защитная реакция «бей или беги» требует, чтобы я как можно скорее вернулась домой. Дрожащими руками открываю коробку, достаю ключ и позволяю коробке упасть на землю вместо того, чтобы попытаться вернуть ее туда, где нашла. Я отчаянно пытаюсь вставить ключ в дверь, когда рука Роуэн накрывает мою. Она забирает у меня ключ, обняв меня за плечи, ведет к пассажирскому сиденью и помогает сесть. Подруга не сводит с меня глаз, как только занимает водительское сидение рядом со мной. Понимаю, что она хочет обнять меня, хочет, чтобы я рассказала ей о случившемся, чтобы она могла уверить меня, что все наладится. Но это не то, что мне нужно от нее в данный момент. Мне нужно, чтобы она отвезла меня домой.

Я смотрю на трясущиеся руки, покоящиеся на коленях, пока Роуэн в конце концов не заводит машину. Она отвозит меня домой и провожает в нашу квартиру, что хорошо, потому что я уверена, что в данный момент была бы в ужасе идти куда-либо в одиночестве. Внутри я не даю ей вымолвить и слова, прежде чем уединяюсь в ванной. Я включаю душ и, не снимая одежды, забираюсь внутрь. Не хочу сейчас быть обнаженной. Я лишь хочу плакать, чтобы никто меня не слышал.

И я плачу. Как только вода падает на мое лицо, слезы начинают капать из глаз. Я сворачиваюсь в углу, обнимаю себя за колени и рыдаю. Я так сильно плачу, что мне приходится опустить руки и колени к стоку, отчего начинаю рыдать еще сильнее. Жалкая. Господи, я такая жалкая.

Когда Роуэн открывает дверь в ванную, вода в душе уже остыла, но я все еще сижу в углу кабины. Полностью одетая, она забирается ко мне и крепко обнимает. Подруга держит меня, пока я пытаюсь взять себя в руки, а затем помогает выбраться из душа и вытирает меня, в то время я притворяюсь, что со мной все в порядке.

Она достает две футболки и две пары легинсов из моего комода, мы переодеваемся ко сну и забираемся в мою кровать. Роуэн располагается позади меня, расчесывая щеткой мои влажные волосы, и не произносит ни слова. В комнате густая тишина, спускающаяся по моему горлу и вызывающая тошноту, поэтому я говорю единственное, что могу сейчас сказать.

— Я не хотела грубить тебе на концерте.

Роуэн перестает расчесывать волосы и обнимает меня за плечи, прижавшись щекой к затылку.

— Я хочу убить его, Ди.

Когда я ничего не отвечаю, она добавляет:

— Это не сойдет ему с рук. Ты должна заявить на него.

Я беру ее за руку и качаю головой.

— Почему?

— Не то чтобы он изнасиловал меня, — отвечаю я, и от этих слов мне вновь хочется вырвать. Меня мутит, и я закрываю глаза, чтобы успокоить тошноту. Он был близок. Слишком близок.

— Но он… — Роуэн замолкает.

Он касался меня. Сделал мне больно. Зажал меня, и если бы Джоэль пришел несколькими минутами позже…

— Он зашел слишком далеко, — заканчивает Роуэн. — Он не имел права, Ди. Это изнасилование.

— Я первая поцеловала его.

Сама пришла к нему и даже в автобусе я наслаждалась происходящим. Коди хорошо целовался. Мне нравилось целовать его.

Я закрываю глаза и делаю долгий вдох через нос, когда желудок вновь начинает бунтовать.

Роуэн разворачивает меня за плечи, чтобы взглянуть мне в глаза, ее лоб нахмурен.

— Это не имеет значения… Ты ведь знаешь это, да?

Когда я не отвечаю, она сжимает мои плечи и спрашивает:

— Ты сказала ему «нет»?

Не сразу. Я должна была сказать раньше.

— Да, но…

— Никаких «но». Если ты сказала «нет», это было единственное, что тебе нужно было сказать.

Она не понимает, но я и не ожидала этого от нее. Роуэн никогда бы не попала в подобную ситуацию. Она никогда бы не опустилась до поцелуев с парнем типа Коди. Никогда бы не переспала с тем парнем с работы, с которым я была прошлой ночью. Никогда бы не трахнулась едва ли не с каждым парнем из футбольной команды в старшей школе.

Потому что она не шлюха. А я — да.

Когда кто-то стучит во входную дверь, я впадаю в панику и прошу ее не открывать. Никого не хочу видеть. Не хочу, чтобы кто-то увидел меня. Когда Джоэль со своей пассией, Роуэн с Адамом и, Господи, все видели, как я выплакала свои глаза в автобусе — я не была уверена, почувствовала ли облегчение от их появления или была так унижена, что хотела лишь умереть.

Мы с Роуэн ждем, когда человек уйдет, но вместо этого раздается новый стук.

— Я пойду и гляну, кто это, — говорит она и выходит из спальни.

Я остаюсь в постели, вне зоны видимости от входной двери, и слушаю, как Роуэн идет, чтобы взглянуть в глазок. Затем она открывает дверь.

— Она в порядке? — раздается голос Джоэля, как только открывается дверь. Я кладу на колени подушку, жалея, что она недостаточно большая, чтобы спрятаться под ней.

— Да, — отвечает Роуэн. — То есть будет в порядке.

— Где она? — Его голос эхом раздается в коридоре снаружи моей входной двери, и я молюсь, чтобы Роуэн не впустила Джоэля внутрь. Не хочу знать, как он будет смотреть на меня. С жалостью? Отвращением? Злостью? Не хочу видеть ничего из этого.

Господи, пожалуйста, просто уходи. Не хочу видеть его лицо.

— Она спит, — Роуэн лжет ради меня, и я зарываюсь лицом в мягкую подушку, мечтая, чтобы я могла жить внутри нее, где никто не смог бы меня найти. — Я попрошу ее позвонить тебе, хорошо?

— Ты останешься здесь на ночь? — спрашивает Адам.

— Да, — отвечает Роуэн.

— Вот ее сумочка, — едва слышно произносит Джоэль, и Роуэн ахает.

— Боже мой, что с твоими руками?!

— Он не должен был трогать ее, — отвечает он таким голосом, от которого мурашки бегут по телу — опасным и непримиримым.

Мне любопытно, что с его руками, но слышу щелчок закрывающейся двери. Я едва слышно подхожу к рассохшейся двери в спальню, выглядываю и вижу, как Роуэн выходит в коридор и закрывает за собой дверь. Не будь я так физически и эмоционально истощена, я бы осмелилась приложить ухо к двери и подслушать остаток их разговора. Вместо этого я забираюсь в постель и с головой укрываюсь одеялом, притворяясь, что сегодняшний день — просто дурной сон, и я не предложила Коди облапать меня.

Что я не заслужила произошедшее.



Глава 8


Следующим утром звук собственного страдальческого стона пробуждает меня от беспокойного сна. Каждая мышца в моем теле ноет так, словно я бегала во сне, и когда я опираюсь на руки, чтобы встать с кровати, резко выдыхаю и падаю обратно на матрас. Слезы жалят мои глаза, когда я подношу запястья к лицу и вижу болезненные красные и фиолетовые синяки, уродующие оливковую кожу.

— Ди? — окликает Роуэн из-за закрытой двери. — Ты в порядке?

Прошлой ночью она пыталась заползти ко мне в кровать, потому что полагала, что я нуждаюсь в утешении, но в действительности мне нужно было побыть одной. Я сказала ей, что хочу спать одна, и она неохотно покинула мою комнату, чтобы занять свою кровать. Не уверена, что было хуже прошлой ночью: Коди, облапавший всю меня, или то, как я, словно беспомощная жертва, разревелась в душе.

Роуэн дергает дверную ручку.

— Ди, ты в порядке?

Я откашливаюсь.

— Да. В порядке.

Повисает долгое молчание, и я знаю, что подруга все еще топчется у двери.

— Я собираюсь приготовить завтрак. Хочешь чего-нибудь?

Она удивится, когда откроет холодильник и не найдет там ничего, кроме просроченного масла и банки с рассолом.

— Нет, — отвечаю. — Я вернусь в постель.

Я колеблюсь, а потом добавляю:

— Тебе следует вернуться к Адаму. Меня не будет некоторое время.

— Ди... можно я войду на минутку? — спрашивает Роуэн грустным и заботливым тоном.

Нервно пытаюсь провести пальцами по волосам, но все заканчивается тем, что я шиплю сквозь зубы от стреляющей боли, напоминающей о травмах.

— Роу, я устала. Я позвоню тебе, ладно?

Мне кажется, я слышу, как Роуэн вздыхает за дверью.

— Я буду здесь, когда ты проснешься, — настойчиво произносит она.

Я игнорирую ее, когда позже она стучит в дверь, чтобы предложить мне ланч. Игнорирую, когда подговаривает Лэти, чтобы тот уговорил меня выйти из комнаты. Когда хнычет, угрожает и пытается подкупить меня клубничными блинчиками и шоколадным мороженым. И засыпаю, игнорируя практически постоянные сообщения и звонки от Джоэля.

Следующим утром его голос будит меня.

— Ди, открой.

От стуков в дверь я вытягиваюсь в струнку, переложив весь свой вес на покалеченные запястья.

— Блять!

Я убаюкиваю свои руки и стискиваю зубы.

— Я не в игры играть пришел, Ди! Персик говорит, что ты ничего не ела. Я принес тебе еды из АЙХОП, и ты собираешься выйти и съесть ее.

— Уходи, — рычу я.

Джоэль — последний в мире человек, которого я хочу сейчас видеть. Выставлять себя дурочкой не было тем, что я хотела сделать, чтобы привлечь его внимание.

— Ты серьезно собираешься сидеть там и жалеть себя?

— Пошел на хер.

— Это не та девушка, которую я знаю!

— ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ МЕНЯ.

— Последний шанс, — произносит он.

— Или что? — спорю я.

Я слышу приглушенные голоса, а затем Джоэль произносит:

— Черт возьми, да, я собираюсь выломать эту дверь. Что она собирается делать? Морить себя голодом?

Обращаясь ко мне, он угрожает:

— Раз.

Я уставилась на запертую дверь, не ведясь на его бредни.

— Два.

— Отвали, Джоэль!

— Три.

Когда ничего не происходит, мои губы растягиваются в удовлетворенной ухмылке, но затем Джоэль прорывается через дверь в ворохе рук и расколовшегося дерева.

— Какого черта! — визжу я, широко распахнув глаза, когда он, воя от боли, падает на пол.

Я спускаюсь с кровати и нависаю над шестифутовым парнем, скорчившимся на полу. Он держится за свое плечо и использует маты в таких словосочетаниях, которые я никогда прежде не слышала. Его костяшки обмотаны бинтами, а лицо — сплошная маска боли.