Когда Джоэль снова уходит, я гонюсь за ним. Миллион вопросов борется за первенство на моем языке, но я выкрикиваю этот:

— Почему? Почему ты внезапно забеспокоился обо мне, Джоэль? Ты никогда прежде не заботился обо мне!

Через секунду он разворачивается и прижимает меня к стене. Его глаза горят цветом бутанового пламени, и я задираю подбородок, чтобы выдержать этот пылкий взгляд. Джоэль убирает забинтованные руки с моих плеч, чтобы бережно положить на щеки, после чего говорит таким серьезным голосом, от которого у меня бегут мурашки по телу:

— Потому что видел, что он с тобой сделал, и я, блять, чуть не убил его, Ди.

Огонь в его глазах сбивает мое дыхание, когда он мгновенье рассматривает мое лицо. Я хочу поцеловать Джоэля. Хочу встать на носочки и поцеловать его за все то, что я только что кричала, но прежде, чем мне удается это сделать, его губы врезаются в мои.

Я цепляюсь пальцами за тонкую ткань, покрывающую крепкие плечи Джоэля, напрягающиеся под моим прикосновением, когда он здоровой рукой обнимает меня за спину и поднимает. Он несет меня обратно в квартиру, удерживая одной рукой, а я крепко цепляюсь за него. Мы падаем на диван, отчаянно и всепоглощающе нуждаясь друг в друге, дымка поцелуев и прикосновений поглощает меня, пока я не слезаю с колен Джоэля.

Задыхаясь, поднимаю руку, когда он начинает вставать, чтобы вернуть меня обратно. Я хочу сказать ему, что не готова. Я не готова дать ему или кому-либо другому то, что Коди хотел от меня. И в особенности не готова дать это Джоэлю, когда что-то, очевидно, изменилось между нами, и что бы это ни было, это ужасно.

Джоэль садится, ожидая моих объяснений. Когда я ничего не объясняю, он просто протягивает руку, чтобы взять мои пальцы, нежно заманивая, пока я бочком не заползаю к нему на колени. Я прижимаюсь щекой к его груди, и он крепко держит меня у своего сердца.

— Я всегда заботился о тебе, Ди.

— Прекрати так говорить, — требую я, но без особого энтузиазма.

— Почему?

Потому что ты не имеешь это в виду. Потому что мне нужен кто-то, кто будет иметь это в виду. Потому что я ненавижу, что нуждаюсь в этом.

— Просто перестань.

— Нет.

— Пожалуйста.

— Нет.

Расстроившись, я отстраняюсь от него и отсаживаюсь на противоположный конец дивана.

— Ты не можешь по-настоящему заботиться о ком-то, кого даже не знаешь, Джоэль.

Он смотрит на меня и произносит:

— Готов поспорить, ты знаешь мой любимый цвет, еду и группу.

Зеленый, сырные палочки и Dropkick Murphys.

— И что? Это лишь докажет, что я знаю тебя, а не наоборот, — ощетиниваюсь я.

— Фиолетовый, мороженое и Paramore, — произносит Джоэль, и я закипаю от злости, когда он отвечает правильно.

Скрестив руки на груди, я дерзко киваю и произношу:

— Подумаешь. Ты ведешь себя так, будто что-то из этого имеет значение.

Джоэль сдвигается, чтобы быть лицом к лицу со мной.

— Это означает, что мы провели достаточно много времени вместе, чтобы знать эти вещи, Ди. Как ты собираешься сидеть здесь и всерьез вести себя так, словно мы не знаем друг друга? Господи, да мы День Святого Валентина вместе провели.

— Все, что мы делали — занимались сексом! — протестую я.

— Ну а потом?

Я взмахиваю руками, потому что он явно свихнулся.

— Снова занимались сексом!

— МЕЖДУ СЕКСОМ, ДИАНДРА! — не сдерживаясь, рявкает Джоэль.

Я смотрю на него, восстанавливая события в памяти, а затем вспоминаю.

— Мы заказали пиццу.

— И?

— И смотрели мелодрамы.

Той ночью, между занятиями сексом, мы сидели плечом к плечу на диване с коробкой пиццы на коленях и критиковали героев фильма. Мы давали им жуткие советы по поводу отношений и хохотали, пока у Джоэля не заболело в боку, а у меня не выступили слезы.

Когда при этом воспоминании уголки моего рта медленно начинают подниматься, Джоэль улыбается мне в ответ, а его глаза светятся так, словно он тоже помнит.

— Как думаешь, со сколькими девушками я сидел и смотрел мелодрамы?

Когда я не отвечаю, он притягивает мои ноги к себе на колени и произносит:

— Слушай. Не похоже, чтобы ты когда-либо действительно хотела видеть меня своим парнем, так что прекрати вести себя так, будто злишься из-за того, что я не хочу ни с кем встречаться.

Я открываю рот, чтобы сказать в ответ что-то, чего я еще не придумала, но Джоэль перебивает меня.

— Ты лишь хотела, чтобы я увивался за тобой, как и каждый парень, когда-либо положивший на тебя глаз, а затем ты бы кинула меня точно так же, как и всех остальных.

Я бы поспорила, если бы могла, но не могу, так что молчу. Когда пытаюсь убрать свои ноги, он лишь усиливает хватку.

— Я не собираюсь этого делать. Я никогда не буду увиваться за тобой.

— Потрясающе.

Игнорируя мой сарказм, Джоэль продолжает:

— Но я буду заботиться о тебе. Потому что ты больше, чем стервозная сучка, которой притворяешься. Ты также девушка, которая смотрела со мной дерьмовые фильмы в День Святого Валентина и насильно накормила меня крекерами, когда я напился в стельку на Новый Год.

Я потрясена, жар приливает к моим щекам, когда Джоэль становится более настоящим для меня, чем когда-либо прежде.

— Можешь, сколько твоей душе угодно, говорить, что я притворяюсь, — продолжает он. — Но это не так, и ни один из нас ничего не сможет с этим поделать.

— Так ты предлагаешь мне стать твоей девушкой? — спрашиваю я, пытаясь звучать легкомысленно, тогда как миллион взволнованных бабочек порхает в моем животе.

Не знаю, что я хочу услышать от него в ответ. Если нет, это причинит боль мне. Если да, это причинит боль ему.

— Что? Только для того, чтобы ты мне отказала? — неуверенно улыбается Джоэль. — Нет, не предлагаю.



Глава 9


— Как все прошло с Джоэлем? — интересуется Роуэн, расположившись на диване, как только мы оказываемся одни.

Мы провели вечер, наблюдая, как три рокера, не имевшие ни малейшего понятия, что они делают, пытались починить мою дверь. Адам и Шон заметили мои травмированные запястья, но сделали вид, что ничего не видели, и я утопила свой дискомфорт в блендере, полном замороженной смеси Маргариты с текилой. Мне, вероятно, следовало бы готовиться к завтрашнему важному тесту, но я не могла пропустить такой спектакль в своей квартире. К моменту ухода ребят, все, что им удалось сделать — снять старую дверь с петель и предложить мне купить бисерную шторку вместо нее.

Я пожимаю плечами, стоя в открытом дверном проеме, и качаю головой, глядя на пространство.

— Он думает, что заботится обо мне.

После нашего разговора я перестала сомневаться в заботе Джоэля. Единственный вопрос сейчас — как долго это продлится.

— Как и я, — произносит Роуэн и, когда мой удивленный взгляд фокусируется на ней, объясняет. — Он сбил свои костяшки и вынес твою дверь.

Я плюхаюсь на диванную подушку рядом с ней.

— Ага, потому что он — идиот.

Она смеется.

— Да, так и есть, но он идиот, которому ты нравишься.

— Везет же мне.

— Разве не этого ты хотела? — хмурится Роуэн.

— Этого, но только не из-за того, что он считает, что обязан.

— Что ты имеешь в виду?

Я вздыхаю и роняю руки на колени.

— Он бы не сделал этого раньше.

Мне не нужно объяснять раньше чего, потому что вся моя жизнь теперь будет делиться на «до» и «после» этого события.

— Возможно, это было для него призывом к действию…

— Да, возможно, — отвечаю я, слишком уставшая, чтобы лопать ее мыльный пузырь.

Роуэн хочет, чтобы я была счастлива, и я тоже этого хочу, но счастье, которое я нахожу с парнями — мимолетно, а то, что найду с Джоэлем — будет разрушительно.

Умывшись и пожелав Роуэн спокойной ночи, я сворачиваюсь под теплыми одеялами, осторожно разместив запястья на подушке, а не под ней. Мои глаза закрываются в настоящем, а сон уносит в прошлое.

— Ди, иди сюда, — зовет моя мама точно так же, как это было в нашу последнюю встречу.

Мне было одиннадцать лет, я стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на ее чемоданы у двери.

— Куда ты? — спросила я.

— Спустись вниз, чтобы я поцеловала тебя.

Я неохотно спустилась вниз, в ее объятья, но не обнимала в ответ. Она поцеловала меня в макушку.

— Будь доброй к отцу, хорошо?

Я уставилась на маму, когда она отпустила меня и одарила приторной улыбкой, которую я не пыталась отразить. Мне было понятно, что она бросает нас. Только я понятия не имела, что больше никогда не увижу ее. Она в последний раз взглянула на моего отца, который сидел на диване, обхватив голову руками, после чего развернулась и шагнула на крыльцо, закрыв между нами дверь.

Я просыпаюсь от звука закрывшейся двери, все мое лицо покрыто слезами. Гневно вытираю слезы и швыряю пропитанную слезами подушку в тонкий солнечный луч, пересекающий деревянный пол, проклиная свое подсознание за сон о матери. Я не плакала о ней с того года, после того как выплакала все слезы в объятиях Роуэн. Мой отец тоже плакал, когда думал, что я не слышу, и я никогда не прощу ее за это.

Несколько секунд спустя я держу около уха телефон с отцом на линии.

— Привет, лапочка.

Я едва не рассыпаюсь на части, когда слышу его мягкий голос.

— Ди?

— Привет, папочка. Как ты?

— Что-то случилось? — спрашивает он, его забота делает меня сильнее.

— Нет, я только проснулась. Мне приснился сон о тебе.

— Правда? Что приснилось?

— Что я была дома и по-прежнему должна была есть твои свиные отбивные и зеленую фасоль, — лгу я.

Мой папа взрывается от смеха, который высушивает мои слезы и заставляет улыбнуться. Несмотря на то, что он был тем, кто вырастил меня, он так и не овладел искусством готовки и не мог приготовить отбивную, чтобы не сжечь ее.

— Продолжай в том же духе, и это блюдо будет на каждый праздник, когда ты будешь приезжать домой, — дразнится он.