Глаза отца озаряются признанием, от чего мой желудок делает сальто.

— Джоэль, это мой отец.

— Кит, — произносит папа, протягивая руку Джоэлю.

Они пожимают друг другу руки, после чего папа морщит нос, почувствовав запах от руки.

— Гель для волос, — поспешно объясняет Джоэль, а я бы хотела просто умереть на месте и растечься лужицей по полу.

Папа смеется и поднимает взгляд на ирокез Джоэля.

— Действительно... Детки, хотите позавтракать?

Вместе? Нет! Ни сейчас, ни когда-либо!

— Конечно, — отвечает Джоэль и следует за отцом на адскую кухню.

Они вместе завтракают. И обедают. Смеются, делятся историями и становятся лучшими чудаковатыми друзьями. После обеда я сижу между ними в столовой и яростно набираю смс Роуэн.

Я: Они словно лучшие друзья.

Роу: Разве это плохо?

Я: ТЫ ЭТО СЕЙЧАС СЕРЬЕЗНО?

Роу: Да?

Я: НЕТ!!!

Роу: Я запуталась.

Я раздраженно вздыхаю и кладу телефон на стол, но папа и Джоэль, похоже, не замечают этого.

— Я сделал ее, когда мне было восемнадцать, — говорит отец, закатывает рукав и показывает Джоэлю кельтскую татуировку.

— Чертяка, — говорит Джоэль, а отец ухмыляется.

Джоэль встает и поднимает футболку, показывая отцу татуировку в виде рукописного текста, растянувшегося по его боку. Там написано «Я — герой этой истории» тонким витиеватым шрифтом. Я никогда не задумывалась, что она означает. Теперь мне интересно, когда он сделал ее, почему сделал и где. Я хочу провести пальцами по буквам и ощутить его кожу, покрытую чернилами.

— Я сделал ее, когда мне был двадцать один год, — говорит Джоэль, давая отцу возможность прочесть слова, прежде чем опустить футболку.

— Симпатичненько, — произносит папа, и я закатываю глаза. — А когда набил гитару? — спрашивает он.

Джоэль изучает татуировку на внутренней стороне предплечья. Татуировка выполнена в цвете сепии, гитарный гриф уходит под разорванную кожу.

— Ее я сделал в девятнадцать.

— Это была твоя первая татуировка?

— Не-а, — отвечает Джоэль, показывая папе крошечную музыкальную нотку между средним и указательным пальцами.

— Сделал ее в пятнадцать. Сам.

— Как? — интересуется отец.

— Бритвой и ручкой.

Папа смеется.

— Спорим, твоя мама была в восторге.

Что-то мелькает в выражении лица Джоэля, что-то, что было слишком быстрым, чтобы заметить. Для других, но не для меня. Но затем он улыбается.

Спорим, его маме было все равно.

— Собираешься завтра к родителям на Пасху? — интересуется папа, и меня тоже интересует этот вопрос. Куда Джоэль ездит на Пасху? Куда он ездит на День Благодарения и Рождество? Я беру остывшую хлебную палочку, оставшуюся после обеда с пиццей на заказ, ожидая его ответ.

Он качает головой.

— Мы не близки. Я, наверное, отправлюсь к своему другу Адаму. В прошлом году я просто заказал китайскую еду и играл в видеоигры. Было довольно круто.

Отец хмурится, отражая мое выражение лица.

— Не хочешь остаться с нами? — спрашивает папа у Джоэля, не удосуживаясь спросить моего согласия.

Джоэль поворачивается ко мне, словно надеется, что у меня есть ответ, и папа добавляет,

— Обычно мы проводим этот день вдвоем с Ди, но мы бы хотели, чтобы ты остался.

— Ага, — произношу я, когда мне кажется, что я слишком долго молчала, — ты должен остаться.

Джоэль мгновение изучает меня, но если он пытается сейчас понять, какие эмоции я испытываю по поводу того, что он проведет с нами Пасху, то уверена: ему придется подождать, пока я сама это не выясню. С тех пор как мама ушла, всегда были только мы с папой вдвоем. Мои внутренности извиваются, и я не уверена, из-за чего — из-за того, что Джоэль может провести праздник в одиночестве или из-за того, что может провести его с нами.

— Я подумаю, — произносит он, а затем благодарит папу за предложение.

Позже, после обеда, отец уходит в продуктовый, чтобы купить ингредиенты для завтрашнего ужина, а Джоэль самостоятельно направляется в коридор с «несоответствующими» фотографиями. Утром папа рассказывал всякие личные истории обо мне, когда я была грудничком, ясельного возраста, обо мне, как о болтливом малыше и болтливом подростке. Сейчас Джоэль изучает фото на стене и спрашивает:

— Это твоя мама?

Он смотрит на снимок, сделанный, когда мне было около трех лет. У меня мелкие шоколадные кудряшки, я сижу у мамы на коленях. Папа стоит позади нас, положив руку на ее плечо, улыбается и выглядит таким же красивым, как и всегда. Но именно мама та, кто ярко сияет в центре фото, с такой же оливковой кожей, как у меня, высокими скулами и мягкими губами.

— Ага, — отвечаю я, а что еще я могу сказать?

— Ты похожа на нее, — говорит он, и я внутренне съеживаюсь.

— Знаю.

— Ты собиралась когда-нибудь рассказать мне о ней? — спрашивает Джоэль, поворачиваясь ко мне.

— А должна?

Это самоуверенный вопрос, но Джоэль все равно отвечает.

— Мне бы этого хотелось…

Он идет следом за мной, когда я направляюсь в гостиную. Я плюхаюсь на диван, а Джоэль садится рядом со мной.

— Я рассказал тебе о своей маме, — произносит он, и я знаю, что это так. Знаю, что должна открыться ему, как он открылся мне. И дело не в том, что я не могу. Просто я не хочу этого делать. Я не планировала, что он появится у меня дома, или станет лучшими друзьями с моим отцом, или что его пригласят на Пасхальный ужин. Я не планировала, не хотела и не просила его быть здесь.

— Моя не достойна, чтобы о ней говорили, — отвечаю я.

— Значит, она жива…

— К сожалению.

Чувство вины поражает меня, как только я это произношу. В действительности я не желаю ей смерти, но я привыкла игнорировать стыд, который испытываю каждый раз, когда желаю ей этого. Это всегда было проще, чем скучать по ней.

Когда Джоэль вновь начинает говорить, я перебиваю его.

— Джоэль, послушай. Ты увидел мой дом. Спал в моей постели. Познакомился с моим отцом. Разве этого недостаточно на данный момент?

Понимаю, что он хочет узнать меня поближе. Понимаю, что то, что между происходит — гораздо больше, чем просто секс. Но я же не просила Джоэля приезжать сюда, и с его стороны несправедливо ожидать от меня, что я обнажу перед ним душу лишь потому, что он посреди ночи появился у окна моей спальни.

Он какое-то время изучает мое лицо, а затем вздыхает и откидывается на спинку дивана, притягивая меня к себе.

— Мне нравится твой папа, — спустя какое-то время произносит Джоэль, и мне хочется поцеловать его за смену темы.

— Я вижу.

— Он любит тебя.

— Знаю.

— У нас с ним много общего.

Я наклоняю подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо и понять, не подразумевал ли он то, что я подумала, но Джоэль целует меня в лоб и включает телевизор. Такое чувство, будто он никогда ничего не говорил.



Глава 19


Пробуждение в моей детской спальне всегда кажется странным. Словно просыпаешься в прошлой жизни. Несложно представить, что поступление в колледж было лишь чередой сновидений. Что все те люди, встретившиеся на моем пути, — лишь персонажи, выдуманные моим подсознанием, дабы преподать мне жизненные уроки.

Лэти — чтобы научить меня быть более открытой. Адам — что нет ничего невозможного. Коди — всегда смотреть в оба.

И Джоэль, который, кажется, учит меня многим вещам.

Прошлым вечером он согласился остаться на Пасхальный ужин, и отец поселил его в гостевой спальне. Позднее мы разошлись по своим комнатам, и я легла в постель, кажется, целую вечность размышляя, действительно ли Джоэль останется на всю ночь в своей комнате? Я ждала, пока мне не стало слишком тяжело держать глаза открытыми, а затем я задремала.

Я спала, когда раздался скрип двери, и Джоэль проскользнул в комнату. Он тихо закрыл ее за собой, и матрас позади меня прогнулся под тяжестью его веса.

— Я думала, ты не придешь, — прошептала я, когда он обнял меня и крепко прижал к себе.

— Я и не собирался, — шепнул он в ответ, убирая носом волосы с шеи и целуя мою нежную кожу.

Не будь я в полудреме, того поцелуя могло быть достаточно, чтобы я развернулась в объятиях Джоэля и почувствовала его губы в миллионах других мест. Вместо этого я лежала, отвернувшись от него, мои глаза были закрыты, а тело лениво расслаблено. Я ожидала, что он продолжит целовать меня, чтобы разбудить мое тело и меня вслед за ним. Но он лишь крепче прижался ко мне и держал в своих объятиях, пока я не уснула.

Во сне я спросила, зачем Джоэль пришел ко мне в спальню, если не собирался, почему он проехал более трех сотен миль, лишь чтобы увидеть меня. Но я проснулась прежде, чем он ответил, уверенная, что в действительности не хочу знать ответ.

Я была одна в постели и на мгновение задумалась, не приснилось ли мне все это. Но затем я вспомнила, как его руки ощущались на моем теле — теплые, надежные и настоящие.

Когда мы встретились взглядами на кухне перед завтраком, у меня возникло непреодолимое желание подойти к Джоэлю. Обнять его и прижаться щекой к груди. Я хотела почувствовать его руки вокруг себя, но мне пришлось задвинуть это желание как можно дальше.

Каждая секунда с ним ощущается так, словно я держу руку над огнем, и мне это нравится. Чем дольше я остаюсь в огне, тем больнее мне будет после, но пока мы пылаем. И мне слишком сильно это нравится, чтобы отступить.

Мы завтракаем кофе с зефирками и шоколадными яйцами Кэдбери, а затем до обеда играем в настольные игры с отцом. После этого мы по большей мере общаемся, пока не приходит пора начинать готовить Пасхальный ужин. Папа ответственен за кипячение воды, тогда как мы с Джоэлем стоим бок о бок и нарезаем овощи.

Это пугающе идеально.

Джоэль втайне от отца крадет мои поцелуи, и так странно, что легкое прикосновение его губ или пальцев кажется несравненно интимней и опасней, чем занятие любовью под крышей отцовского дома. И не только потому, что отец находится рядом, но и из-за мерцания между нами, которое я все чаще замечаю.