Это похоже на плаванье с акулами. На бег с волками.

На падение. На прыжок.

— Обычно мы и на Рождество с Ди только вдвоем, — говорит отец Джоэлю после ужина. Мы все еще сидим за столом с набитыми животами, и мой желудок скручивает в тугой узел. — Ты должен приехать в этом году. Мы будем тебе рады.

Падение. Прыжок. Головокружение.

Я резко встаю, и отец с Джоэлем переводят на меня взгляд.

— Кажется, мне хочется прогуляться, — произношу я, убегая от края пропасти.

— Сейчас? — спрашивает Джоэль.

Мне нужно увести его подальше от этого стола. Подальше от моего отца. Подальше от разговоров о будущем, которое, вероятно, никогда наступит.

— Да. Ты идешь?

Он без колебаний следует за мной. Мы покидаем дом после того, как Джоэль помог надеть мне куртку и одолжил отцовское худи. Как только мы оказываемся снаружи, на холодном ночном воздухе, я чувствую, что снова могу дышать.

— Что это было? — спрашивает Джоэль, шагая в ногу со мной вдоль уличных фонарей.

— Что именно?

Джоэль останавливается, и я поднимаю на него взгляд. Он стоит передо мной в джинсах трехдневной свежести, черном худи и с неуступчивым выражением лица.

Понимаю, что он ждет от меня объяснений, но что, черт возьми, я должна сказать? Что в моем мозгу слишком большое количество химических реакций, и я таю от прикосновений к его телу? Что это чувство до чертиков пугает меня?

Я протягиваю ему руку, не желая произносить ни слова, Джоэль мгновение изучает мою ладонь, после чего переплетает пальцы с моими. Мы в полной тишине направляемся к месту, в которое я непредумышленно вела нас.

— Где мы? — интересуется он, когда я ввожу код безопасности на входе в спортклуб, в котором работает один из моих бывших. Мы частенько пробирались сюда в нерабочее время, чтобы искупаться нагишом или просто перепихнуться, и я по-прежнему помню код наизусть.

— В бассейне, — отвечаю я.

В клубе три бассейна разных размеров, все они сейчас пусты — высушенные ко Дню Поминовения бетонные оболочки. Несмотря на то, что я по-прежнему время от времени путалась с бывшим и приводила сюда во время сезона других парней, я предпочитаю приходить сюда одна. Это место выглядит совершенно иначе без воды — волшебное, интимное. Привести сюда Джоэля — словно поделиться секретом, которым я никогда ни с кем не делилась, даже с Роуэн.

— Откуда знаешь код безопасности? — интересуется Джоэль, а я разворачиваюсь и ухмыляюсь, пятясь и затягивая его внутрь.

— Одно из преимуществ свиданий со спасателем.

Я веду его через женскую душевую, мы хватаем охапку полотенец, после чего возвращаемся в огороженный бассейн. Большинство фонарей безопасности вокруг ограждения погасли много лет назад, и так и не были заменены. Белая луна и бледные звезды освещают все то, что не удается редким оранжевым лампам. Мы с Джоэлем пересекаем неглубокий бассейн, чтобы добраться до глубокого, идя все глубже и глубже вдоль бетонных стен, пока не добираемся до середины двенадцатифутового круглого бассейна.

Мы кладем полотенца на пол и вытягиваемся на них. Наши плечи соприкасаются, пока мы лежим под покрывалом мерцающих звезд, отражающихся от стен бассейна и делающих темноту чуть менее беспросветной.

— Кажется, нам нужно перекинуться парочкой шаблонных фраз о звездах, — произносит Джоэль, когда мы лежим, созерцая их. Мой легкий смешок эхом отражается от стен.

— А нам это нужно?

— Что, если кто-то смотрит фильм о нас? Мы бы стали огромным разочарованием.

Он улыбается мне и, возвращая свое внимание на небо, переплетает наши пальцы.

Мы лежим там, безмолвно вдыхая холодный воздух и выдерживая мощь Вселенной, пока Джоэль не нарушает тишину:

— Всегда полагал, что все это дерьмо убого. Как когда это происходит в фильмах. Но это в некотором роде мило... Быть здесь с тобой.

Падение. Прыжок. Его рука должна быть спасательным кругом, но она подталкивает меня к краю. Его слова ударом отдаются в моем сердце.

— Многих парней ты приводила сюда? — спустя время спрашивает Джоэль, его голос не передает эмоций.

— Не тогда, когда бассейны были пусты.

— А что насчет спасателя? — подсказывает он.

Я смотрю на небо, зная, что должна солгать, но у меня язык не поворачивается сделать это.

— Нет. Только тебя.

Не знаю, что мы здесь делаем. Мы с Джоэлем не из тех, кто лежит под звездами, держится за руки и ведет беседы, которые будут преследовать меня ближайшие пятьдесят лет, даже когда мы едва будем помнить лица друг друга, потому что за это время встретилось слишком много других людей.

— Такое чувство, словно я храню какой-то секрет, — произносит он, и у меня возникает такое же ощущение. У меня много тайн. Слишком много. Так много, что я хочу высвободить свою руку, а затем плакать в объятиях Джоэля из-за того, что так поступила.

Знаю, что у него тоже есть тайны. Я пыталась не думать об этом.

— Некоторые вещи должны оставаться втайне, — отвечаю я, тем самым моля его оставить все, как есть.

— Я люблю тебя.

Я закрываю глаза, мое сердце безмолвно разбивается. Часть меня знала, что это произойдет, но я была слишком эгоистичной, чтобы предотвратить это.

— Нет, не любишь.

Я и раньше слышала эти слова. От некоторых это были лишь слова. От других парней — ошибочная вера, которая в итоге оставила их с разбитым сердцем. На этот раз я — та, чье сердце разбивается.

Джоэль садится, не отпуская мою руку.

— Ди, я едва не убил человека, который причинил тебе боль. Я изменил всю свою жизнь, чтобы быть с тобой. Купил машину, чтобы проехать три сотни миль лишь потому, что сходил с ума без тебя. Можешь не отвечать взаимностью, но не говори мне, что я к тебе чувствую.

Я не отвечаю взаимностью. Не могу.

— Скажи что-нибудь, — умоляет он спустя какое-то время. Мои глаза все еще закрыты. Возможно, мне не будет так больно, если я не должна буду видеть его лицо.

— Что я должна сказать?

— Ничего.

— Прости.

Я открываю глаза, и от взгляда Джоэля у меня сжимается сердце. Я сажусь, хочу крепко обнять его и извиниться за то, что попросила прощения, но я поступила так ради нас. Потому что ни один из нас не является человеком, которому можно доверить свое сердце. Особенно, если хочешь сохранить его в целости.

Я забираю свою руку.

— Думаю, тебе следует уехать домой.

— Что?

Годы тренировок помогают мне не выдавать эмоции.

— Ты должен уехать домой.

Я начинаю собирать полотенца, но Джоэль вновь хватает меня за руку, словно это он падает и ему нужна моя поддержка.

— Почему? Почему ты так поступаешь?

Я убираю руку, и он произносит:

— Это из-за твоей мамы?

Лед пронзает мои вены, замораживая меня на месте.

— Что ты знаешь о моей маме?

— Сегодня утром твой отец рассказал мне о ней.

— Он рассказал тебе?

— Я ничего не спрашивал. Он просто заговорил об этом. Знаю, что ее уход должно

быть сильно заморочил тебя, но…

— Ты ничего не знаешь, — выплевываю я, вскакивая от разочарования.

— Ди… — произносит Джоэль, вставая лицом ко мне.

Его голос, несмотря на мой взгляд, остается мягким.

— Я хочу быть с тобой. Мне плевать на твою мать. Ты права, я ничего не знаю. Единственное, что знаю — я влюблен в тебя. Серьезно, черт возьми, влюблен в тебя.

Я собираю полотенца, пока он стоит рядом.

— Мне очень жаль, что ты думаешь, будто влюблен в меня, Джоэль. Хорошая новость — ты переживешь это.

— Нет.

— Тебе придется.

Его лицо ожесточается, и я рада этому. Все будет намного проще, если Джоэль возненавидит меня.

— Ты, блять, издеваешься надо мной сейчас? Ты влюбила меня в себя лишь для того, чтобы просто вышвырнуть как чертов мусор?

Вот оно. Я влюбила его в себя. Так же, как и остальных. Я ничем не лучше матери. Единственное отличие — я достаточно заботлива, чтобы уйти, прежде чем станет слишком поздно. Прежде чем искра между нами не разрастется в чертовски большой костер, который после себя не оставит ничего, кроме пепла, когда наконец закончится топливо.

— Это то, чего ты хотела все это время? — срывается Джоэль. — Это, блять, был твой план? Чтобы нахер уничтожить меня?

— Поезжай домой, Джоэль.

С полотенцами в руках я ухожу прочь от него.

Я не оглядываюсь. Просто не могу.



Глава 20


Я возвращаюсь домой раньше Джоэля, иду прямиком в столовую и достаю бутылку текилы из бара.

— Ди? — окликает меня отец, заходя в комнату следом за мной. — Джоэль только что отъехал от дома. Что-то… — он замолкает, когда я наливаю себе стакан и поворачиваюсь к нему. — Что ты, черт возьми, творишь?

— Что, для меня нормально встречаться с рок-звездой в татуировках и пирсинге, но я не могу налить себе чертову текилу?

Отец хмурится, изучая меня.

— Что стряслось?

— О, ты же знаешь, — произношу я, помешивая жидкость в стакане. — Классика: девушка знакомится с парнем, парень спасает девушку, девушка водится с парнем, парень признается ей в любви, девушка посылает его.

Когда отец лишь смотрит на меня как на существо, вселившееся в его дочь, я продолжаю:

— Зачем ты рассказал ему о маме?

Он бледнеет, а я не уступаю:

— Разве недостаточно было твоего предложения остаться с нами Пасху и приглашения на Рождество? Нужно было взять и еще о маме ему рассказать?

— Просто к слову пришлось, — заикается отец.

— Конечно!

Я швыряю нетронутый напиток на стол, и брызги попадают мне на руку.

— Прошло семь лет, а ты все еще, блин, не можешь перестать говорить о ней!

— Диандра, — произносит отец, но я слишком возбуждена, чтобы услышать предупреждение в его голосе.

— Нет, папа, скажи мне. Мало того, что ее фотографиями увешаны все стены, тебе понадобилось еще и ткнуть мне в лицо, рассказав о ней Джоэлю?