— Слушай. — Первый снова поворачивается ко мне. — А что ты тут делаешь?

Скрещиваю руки на груди, насупившись.

— Как видишь, живу. А разве он, — киваю на Глеба, — вам не сказал, что сегодня ночует в другом месте? Зачем вы его приперли сюда? Да еще и в таком состоянии?

Я откровенно начинаю злиться. Даже представить себе не могла, что мне придется ночевать с пьяным Глебом под одной крышей! Я на это не подписывалась.

— Кир, сам справишься? — не обращая внимания на меня, спрашивает второй.

— А то, не в первый же раз. Ты куда?

— А я профбеседу хочу кое с кем провести, — отвечает он.

И в тот же миг оказывается рядом со мной. Я даже глазом моргнуть не успеваю, так он это сделал быстро. Видимо, еще не до конца проснулась.

Но, когда вижу парня вблизи, узнаю в нем того самого Тимофея.

— Что тебе? — Икнув, вжимаюсь в стену.

— Пойдем, хочу поговорить с тобой.

Парень сжимает мой локоть и тащит на кухню.

— Эй, полегче! — возмущаюсь я, буксуя ногами.

— Ребенок, как я понимаю, тоже здесь?

Я молча перебираю ногами, оставляя его вопрос без ответа. Но, как только мы оказываемся на кухне, а Тимофей закрывает за спиной дверь, тут же, ожесточившись, встаю в позу.

— А тебе то что? Какое тебе дело до этого? — сжимаю челюсть, цежу сквозь зубы.

— Мне как раз до этого есть самое прямое дело. Ты зачем вернулась, Наденька? Чего ему мозги пудришь? Глебу и сестры твоей достаточно, слава Богу, ума хватило наконец-то послать ее нахер! — В его голосе чувствуется пренебрежение и даже скорее презрение. Тимофей достает из-за спины свернутую в трубку папку и кидает ее на стол. — Видимо, за ум взялся, а тут ты появилась. Не лезь к нему, девочка, — предупреждает он.

Я судорожно глотаю воздух от обиды. Тимофей уже один раз послужил раздором в наших отношениях. Больше я ему не позволю этого сделать. И теперь я не поведусь на его провокационные слова! Если Глеб захочет, чтобы я ушла, пусть мне сам об этом скажет.

— Так, может, у друга своего спросишь, кто к кому лезет? — выпячиваю упрямо вперед подбородок. — Я его не трогала. И даже в мыслях не было общаться с ним. Так что не делай поспешных выводов, Тимофей.

Парень прожигает меня взглядом.

Мне становится до жути страшно, когда он внезапно начинает наступать на меня.

— Не подходи. — Осторожно делаю несколько шагов назад, прячась за стол.

— Лучше отвали от него, малая. По-хорошему прошу. — Тимофей упирается в стол и, облокотившись об него, припечатывает к полу требовательным взглядом.

— Или запугиваешь?

Меня пробирает озноб, и я обхватываю себя за плечи ладонями.

— У тебя связь между мозгом и языком присутствует? — язвит он. — Думай, что говоришь!

Он разворачивается и идет к выходу, но, задержавшись на пороге, поворачивается ко мне снова лицом.

— И подумай еще над тем, что тебе придется оставить Глеба в покое. У нас на носу большой проект, и он должен вложиться в него на все сто процентов. А ты и твой ребенок — для нас помеха. Усвоила, малая? Так что сделай нам всем милость. Свали в туман.

После этих слов Тимофей выходит, а я так и остаюсь стоять неподвижно, будто вросла ногами в пол. Обида, боль от несправедливости сказанных им слов: все внутри смешалось в отравляющий душу коктейль.

Лишь только когда снова слышу громкие голоса в коридоре, сбрасываю с себя оцепенение и, подойдя к дверному проему, прислоняюсь к стене.

— Что ты там ей сказал? — это говорит Кирилл.

— Правду, — отмахивается Тимофей.

По их отдаляющимся голосам я прихожу к выводу, что они уже возле входной двери.

— Не переборщил? — уточняет Кирилл.

— А даже если и так, что с того?

— Второго раза нам Глеб не простит. Серьезно тебе говорю. Надеюсь, такого дерьма, как в прошлый раз, больше не повторится.

За парнями захлопывается дверь, и я наконец-то облегченно вздыхаю. Этот Тимофей просто откровенный козел!

И если я раньше думала, что люди меняются… то Тимофей — явное доказательство того, что люди действительно меняются, только в худшую сторону.

С досады ударяю ладонью о стену. Завтра же выскажу Глебу все, что он заслуживает. Сам сказал, что ему нужно два дня, чтобы разобраться с делами в моей квартире, а вместо этого напился до свинячего состояния.

От переживаний пересохло в горле. Я, развернувшись на пятках, подхожу к фильтру, наливаю стакан воды и нечаянно цепляюсь взглядом за папку на столе, которую бросил Тимофей.

Что он там сказал? Что Глеб за ум взялся?

Выпиваю стакан воды залпом и медленно подхожу к столу, затаив дыхание… В голове мелькает мысль, что, возможно, мне не стоит лезть туда, куда не просят, но она тут же пропадает, когда, открыв первую страницу, вижу слово «расторжение».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Дыхание сбивается, и я уже не могу остановиться. Подтягиваю папку к себе ближе и жадно впиваюсь в строчки глазами.

С каждым словом мне становится труднее дышать. В голове полная сумятица и неверие в то, что вижу. Глеб разорвал брачный договор с Верой?! А это значит, что за этим последует либо официальный развод, либо… о втором варианте мне почему-то не хочется даже думать.

Закрываю папку и откладываю ее в сторону.

На ватных ногах иду в свою спальню. У меня внутри все трепещет от туманности ближайшего будущего. Что Глеб задумал? Для чего все это делает? Неужели и впрямь хочет что-то изменить? И это что-то явно связанно со мной и Алисой. В сердце поселяется пульсирующее чувства страха.

Столько вопросов в голове и так хочется на каждый из них получить ответ.

Я уже дохожу до комнаты, когда слышу неясный призыв о помощи, который исходит из спальни… Глеба.

Сжимаю пальцами дверную ручку. Нет, я не пойду. Не пойду. Сам виноват в том, что ему плохо. Зачем было так напиваться?

Тяну дверь на себя… и снова слышу призыв…

Боже! За что мне это?

Я оказываюсь в комнате Глеба через несколько секунд. Парень, свесив голову, лежит на краю кровати. И вот-вот упадёт.

Я подхожу к нему и пытаюсь повернуть его на другой бок.

— Нет, нет! Отстань! Не трогай, — ворчит он.

— Ты сейчас упадёшь, — нетерпеливо отвечаю ему.

— Надя?! — искренне удивляется парень.

— Нет, черт побери, добрая Фея! — язвлю я. — Какого черта ты так напился, Глеб?

— Ой, только без лишних вопросов, — кряхтит он, хватается за голову и сам перекатывается от меня подальше.

— Да, я видела, повод есть. — Залезаю на кровать, подсаживаюсь к его спине. Мне обязательно нужно получить ответ на вопрос, который иначе, я уверена, будет мучить меня всю ночь.

— Надя, отстань. Давай только не сейчас. Мне так плохо… — еле слышно бубнит Глеб.

К своему неудовольствию понимаю, что он уже благополучно проваливается в сон.

— Глеб, — произношу громче, склонившись к его уху.

— М-м-м, — тянет парень и все же переворачивается на спину. Мне приходится немного сдать назад, чтобы он меня не подмял под себя.

Я только открываю рот, чтобы спросить про развод, когда Глеб неожиданно запрокидывает руку мне на плечо, и я, не удержавшись, валюсь ему на грудь.

И уже не знаю, в какой раз ударяюсь о его ребра носом.

— Ты что творишь? — возмущаюсь я и в попытке высвободиться выставляю руки перед собой, упираюсь в плечи парня.

— Надюш, не верещи, а. Просто полежи со мной пять минут.

Я слышу, как Глеб тяжело дышит. Ему, видимо, и правда очень плохо. И я не знаю, зачем это делаю, но, сдавшись, ложусь рядом с ним.

Тихо, почти не дышу. Просто слушаю его сердцебиение и вдыхаю его аромат. Такой далекий, почти забытый, но такой…родной. Память мгновенно подбрасывает картинки из прошлого. Мое дыхание замедляется, а бег сердца ускоряется.

Вспоминаю, как первый раз увидела Глеба. Как мы первый раз поцеловались с ним и чем все в конце концов закончилось. Грудь наполняется тоской и каким-то вселенским одиночеством.

Судорожно втягиваю в себя глоток воздуха, чтобы прогнать комок, застрявший в горле, но вместо этого получается жалобный всхлип.

— Надь, ты чего? Плачешь? — хрипло спрашивает Глеб.

— Ты с Верой решил развестись? — проигнорировав вопрос, сдавленно произношу я.

— Да. Решил. Давно надо было сделать. Но все никак не решался. — Голос натянутый, приглушенный.

Прежде чем задать следующий вопрос, приподнимаюсь на локте. Мне нужно видеть его лицо.

— Почему? Почему ты с ней разводишься?

Я думала застать его врасплох этим вопросом. Думала, сейчас он откроет глаза и начнет расспрашивать, откуда я знаю.

Но Глеб продолжает лежать с закрытыми глазами и хранить молчание. О том, что он не спит, свидетельствуют трепещущие ресницы.

Я не свожу с него взгляда. Я и боюсь услышать ответ, но и в неизвестности у меня уже нет сил находиться.

— Я тебе скажу, если ты меня поцелуешь, — вдруг выдает Глеб. Его пальцы перехватывают сзади мою шею, легко сжимают.

Я растерянно хлопаю глазами. Он что, совсем с ума сошел? О чем он говорит? Какой к черту поцелуй?

— А ну-ка пусти, — сердито одергиваю Глеба, — немедленно.

Хватаю его за запястье и пытаюсь высвободиться из захвата.

— Тогда, раз не хочешь целовать, дай мне поспать. Иначе тебе придется задержаться в моей квартире еще на один день.

— Ухожу, — сдаюсь я. — Отпусти.

Глеб ослабевает хватку, и я, расслабившись, уже собираюсь слезать с кровати, когда внезапно он, воспользовавшись моей потерей бдительности, вдруг снова хватает меня за шею и, притянув к себе, целует.

Мне тут же в нос ударяет запах алкоголя и чего-то еще; кажется, это мята или лайм, невозможно разгадать точно.