– Как случилось, что он потерял память? – спросил доктор.

– Боюсь, этого уже никто и никогда не узнает. – Красотка пожала плечами и собрала со стола документы. – Итак, я могу увидеть моего супруга?

– Да, конечно, – кивнул доктор, – но у меня есть еще один вопрос, если вы не возражаете. Он не имеет отношения к вам, но интересует меня лично.

– Конечно, спрашивайте.

– Видите ли, случай вашего мужа совершенно уникален – несмотря на частичную амнезию, он прекрасно социально адаптирован. То есть он не помнит своего имени, но при этом может дать исчерпывающий ответ на любой вопрос из общей истории или, например, медицины. И я пришел к выводу, что мы с ним коллеги. Скажите, так ли это?

– Определенно.

– Тогда почему о нем нет ни одного упоминания в наших больницах? Я разослал столько запросов, что сбился со счета.

– Все очень просто. – Девушку, похоже, развеселила подозрительность ее собеседника. – У моего мужа частная практика, но он не очень известен в ваших кругах, потому что его пациенты, как бы выразиться корректнее, из определенного класса, который не любит распространяться о своих недугах.

– Ах вот оно что, – поднял брови доктор. – Все встало на свои места.

– Я рада, что смогла удовлетворить ваше любопытство. А теперь я могу видеть Бертрана?

– Кого?

– Бертран де Бо – мой муж.

– Род де Бо достаточно знаменит у нас в Провансе. Он местный?

– Признаться, мне ничего об этом не известно. – Девушка поджала губы. – Муж не любит рассказывать о семье. Возможно, здесь какая-то личная трагедия.

– Да, я понимаю. – Доктор выставил вперед руки, показывая, что не собирается лезть не в свое дело, и поднялся. – Что ж, пройдемте, я отведу вас к нему. Но хочу сразу предупредить: он может не узнать вас, в этом случае – не расстраивайтесь. Восстановление может растянуться на долгие годы.

– О, не переживайте. – Мадам де Бо загадочно улыбнулась. – Меня он обязательно узнает.

Доктор с сомнением покачал головой, но не стал возражать. Когда они вошли в палату Бертрана, тот лежал в кровати и читал, однако стоило им переступить порог, как он поднял глаза и широко улыбнулся:

– Здравствуй, любимая! Ты прекрасно выглядишь.

– То есть вы узнаете эту женщину? – поразился доктор.

– Конечно, это моя жена, Ирэн.

– Невероятно, – только и смог выговорить главврач, совершенно сбитый с толку.

Тем временем его пациент быстро собрался и, пожав руку ошалевшему от такого развития событий коллеге, направился к выходу.

– Я ведь говорила вам, – улыбнулась на прощание девушка. – Любовь – лучшее лекарство от любой болезни.

Доктору ничего не оставалось, кроме как согласиться с этим утверждением, которое совершенно не сочеталось с его жизненным опытом. И тем не менее, подумал он, чудеса случаются, и только что одно из них покинуло палату. Однако долго рассуждать на эту тему ему не позволили – запыхавшаяся медсестра доложила, что в больницу прибыл целый эшелон раненых. Это были первые жертвы конфликта, который грозил превратиться в войну, какой еще не видело человечество…

В то время, когда провансальскую больницу оглашали стоны тяжелораненых, Ирэн, обнимая супруга и влюбленно заглядывая ему в глаза, словно пытаясь наверстать потерянные месяцы, рассказывала ему о том, что происходит:

– На самом деле убийство эрцгерцога просто совпало с назревшим кризисом. Ты ведь знаешь, как все эти так называемые лидеры любят прикрываться высокими лозунгами и национальными интересами. Впрочем, ты все увидишь своими глазами. Только обещай мне не вмешиваться, прошу тебя. Эта война не касается нас.

– Конечно, дорогая. – Бертран был абсолютно счастлив, ему не хотелось думать ни о боли, ни о, тем более, смерти – жена занимала все его мысли и чувства.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно выдохнула Ирэн.

– Но я ведь врач, – неожиданно сказал он, будто вспомнив о чем-то далеком и давно забытом. – Разве я не должен помогать людям?

Девушка остановилась и пристально посмотрела в глаза мужа, сжав его ладони в своих руках:

– Ты никому и ничего не должен. Единственная твоя обязанность – быть со мной рядом. Это главное, запомни.

– Да, ты права. – Взгляд мужчины опять стал беззаботным. – Пусть воюют.

Ирэн еще несколько мгновений напряженно вглядывалась в лицо супруга, прежде чем продолжить путь. Раздумывая над его словами, она не заметила, как Бертран вздрогнул, увидев на другой стороне улицы повозку с раненым солдатом. Проводив ее взглядом, он плотно сжал губы и нахмурился…


Простояв более десяти минут перед закрытыми дверями дома, в котором, как ему сказали, жил Гумилев, Карл наконец разочарованно вышел на улицу и теперь раздумывал над тем, куда идти дальше. В этом мире любое место могло считаться достопримечательностью, а каждый встречный был исторической личностью. Это утомляло. Во всем этом буйстве талантов не хватало чего-то особенного. Дубинин оказался в положении ребенка, который на протяжении нескольких недель нытьем изводил родителей, чтобы они сводили его в парк аттракционов, а когда наконец добился своего, то вдруг понял, что лучше бы остался дома и смотрел мультики.

Престарелый звездочет в нелепой остроконечной шляпе доказывал какую-то абсолютно бредовую идею лохматому мужчине в растянутом шерстяном свитере, а тот насмешливо кивал ему в ответ, периодически подсказывая термины, о которых тот, во всей видимости, не имел ни малейшего представления. Журналист пригляделся к парочке: боги мои, это что, Альберт Эйнштейн? Молодой человек привык к тому, что стеснению здесь не место, и поэтому довольно бесцеремонно вмешался в их разговор, чего в обычной жизни никогда бы себе не позволил.

– Здравствуйте! – обратился он к великому физику. – Мне безумно приятно встретиться с вами, но не могли бы вы подсказать мне, как зовут вашего собеседника?

– Что? – не сразу понял его Эйнштейн, но тут же улыбнулся и без всяких церемоний представил старика: – Это Мерлин.

– Как? Тот самый? – Дубинин с интересом посмотрел на старика, которому, судя по всему, не очень понравилось столь пристальное внимание к его персоне. – А я думал, что вы – миф.

– Все мы – мифы в той или иной степени, кто-то больше, кто-то меньше, – рассмеялся ученый, в то время как Мерлин раздраженно отвернулся. – А вы? С кем я имею честь разговаривать?

– Меня зовут Карл, – представился молодой человек.

– Великий? – оживился Мерлин.

– Нет, обычный, – поспешил добавить журналист.

– Жаль, – покачал головой старик и, сразу потеряв всякий интерес к нему, снова обратился к ученому: – И уверяю вас, дорогой мой, что модель мира, какой его видели в мое время, несмотря на ваш сарказм, единственно верная, потому что…

Однако Карл не стал слушать дальше и поспешил ретироваться. Нужно было поинтересоваться, кем был Артур на самом деле, и был ли он вообще. Почему бы и нет? Он явно больше подходил на роль реальной исторической личности, чем сам Мерлин. Подумать только! Мультяшный персонаж общается с кумиром миллионов – и все это происходит у него на глазах. Если бы в реальной жизни перед ним возникли беседующие о тонких материях Микки-Маус и Шекспир, он бы, наверное, не был так удивлен. Кстати, о Шекспире! Вот с кем бы с удовольствием встретился Дубинин. Собственно, что может ему помешать сделать это? Нужно лишь выяснить, где он живет. Не может быть, чтобы великому Барду не нашлось места здесь. Заодно он и поставит точку – во всяком случае, для себя – в вопросе о том, кем был гениальный драматург на самом деле.

Оглядевшись по сторонам и заметив веселую компанию, состоявшую из писателей и поэтов, относящихся не только к разным направлениям, но и эпохам, журналист собрался было уже обратиться к ним за помощью, но в этот момент кто-то подошел к нему сзади и мягко, но настойчиво взял его локоть. Дубинин обернулся, ожидая увидеть Мари, но вместо нее с удивлением узнал Гипатию, которая, держа его за руку, тревожно оглядывалась, словно опасаясь кого-то.

– Вы? – воскликнул Дубинин, но женщина приложила палец к губам, и он испуганно замолчал.

Гипатия тем временем поманила его за собой, и они вместе спрятались в тень, где могли, не рискуя быть замеченными, поговорить.

– Я вас напугала? – По-детски очаровательная улыбка, которую сложно было ожидать от мыслителя такого уровня, подействовала на журналиста обезоруживающе, и он сразу почувствовал расположение к собеседнице.

– Скорее заинтриговали, – спокойно ответил он. – Я даже представить не могу, чем мог привлечь ваше внимание.

– Вы скромны, это хорошо. Тем не менее в данной ситуации это лишнее. Вы, конечно, понимаете уникальность единственного по-настоящему живого человека среди нас, не так ли?

– Понимаю. – Дубинин не стал заниматься словоблудием, хотя язык у него так и чесался, и просто кивнул.

– Поэтому внимание кого бы то ни было не должно вас удивлять. Скажите мне, достаточно ли хорошо вы знаете ту особу, которая привела вас сюда?

– Марию Степановну? Почти не знаю. Я ее впервые встретил несколько дней назад и прежде не знал о ее существовании. А почему вы спрашиваете?

– Хочу узнать, насколько вы ей доверяете.

– Хм… – Карлу вдруг пришло в голову, что раз этот мир не допускает смерти, но с пониманием относится к безумию, в чем он уже неоднократно убедился, то, возможно, и Гипатия имеет все шансы быть не совсем адекватной. – Простите, а почему я должен доверять или не доверять ей? Или нет, лучше так: почему вас беспокоит то, как я к ней отношусь?

– Я понимаю вашу иронию, – кивнула женщина. – И признаю ее справедливость. Однако вам следует знать, что у каждого местного старожила есть определенный статус, позволяющий ему либо подниматься над остальными, либо чахнуть во мраке забвения.

– Возвыситься? – удивился молодой человек. – А мне казалось, что здесь…

– Всеобщее равенство? – Гипатия насмешливо хмыкнула. – Но ведь это чушь. Всегда кто-то будет глупее или сильнее другого. Пытаться уравнять их – значит ущемить права более сильного и умного, а значит, и более многообещающего. Идее забрать у одного, чтобы отдать другому, гораздо больше лет, чем вы думаете. Ее много раз пытались реализовать, но каждый раз эта затея с треском проваливалась.