— Похоже на то.

— Ты тоже почувствовал?

— Некоторым образом. Не могу сказать, что она мне не нравится. Она обладает обаянием и быстро всё схватывает. А тебе не кажется, что дружба, на которую она претендует, имеет отношение к её дружбе с Джереми?

— Надеюсь, что нет. — Демельза закрыла окно — июньский день оказался прохладным. Солнечный свет нимбом окутал её голову. — Росс, в чём разница между сравнением и метафорой?

— Понятия не имею.

— Ну так вот, я собираюсь прибегнуть к одной из них. Дети для меня — как ручейки, неглубокие и чистые, так что можно разглядеть дно. Только Джереми другой — иногда он слишком глубок, чтобы я могла его понять. Никто из нас не может разгадать, чем он занят. Несмотря на его весёлость и добросердечие, он... не в ладу с самим собой.

— Вероятно, я никогда не был в ладу с собой, — заметил Росс.

— Возможно, он в какой-то степени унаследовал это от тебя, Росс, но это не то же самое. А кроме того... ты был в ладу с собой, много раз. Я точно знаю.

— Да, любимая, был. В основном благодаря тебе... А что до Джереми — не знаю. Возможно, это просто взросление. У него ведь нет ничего серьёзного с Селиной Поуп? До сегодняшего дня мне такое и в голову не приходило. — Росс взял газету, прочёл несколько строк и отложил её. — Черт бы побрал этих юнцов и девушек! Они слишком многое принимают близко к сердцу.

— А теперь ты куда мрачнее, чем был, когда пришёл к обеду. Надеюсь, твой вид не испугал миссис Поуп.

— Подозреваю, что понадобится нечто посерьёзней хмурого взгляда, чтобы её спугнуть. Да, всё это одного поля ягоды, как ты сказала бы. И еще один юноша, принимающий всё слишком близко к сердцу — наш крестник.

— Бен? Бен Картер? Что он натворил?

— Ты хотела сказать — что мы натворили, позволив дочери выйти замуж за Стивена Каррингтона! Люди жалуются, что Бен приходит по утрам в подпитии, а вечером уходит совсем на бровях.

— Но Бен же никогда не пил! В жизни не притрагивался к спиртному!

— А теперь, похоже, пристрастился. А сегодня вообще не пришёл на шахту. Когда я шёл обедать, то заглянул к Заки, но они тоже его не видели.

Демельза вздохнула.

— Боже ты мой...

— Да. Боже ты мой.

— А как Заки?

— Лучше. Но ещё недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы занять место внука на шахте.

— В субботу я видела миссис Заки. Мне показалось, что она чем-то обеспокоена.

— Имей мы четырёх двадцатилетних дочерей, — сказал Росс, — то могли бы сделать счастливыми четырёх мужчин вместо одного, меньше всего этого заслуживающего.

— Замолчи, — ответила Демельза. — Вспомни, мы же договорились никогда не высказываться нелестно о Стивене, даже между собой. Пусть он себя покажет.

— И всё же я беспокоюсь о Бене.


Глава восьмая


Когда Мастак Томас сочетался священными узами брака с Эдит Пермеван, в доме у Томасов всё изменилось. Мастак был хозяйственным, опрятным, готовил и время от времени прибирался. Джон два-три раза в неделю ловил рыбу и не ночевал дома, а когда высаживался на берег, то сразу направлялся к Попрыгунье Митчелл, дома он только спал. Беспомощный Певун три раза в неделю ночевал в конюшне Плейс-хауса и старался не оставаться дома один.

В пятницу после полудня у Певуна всегда имелось три часа отдыха, и он отправлялся пешком домой, чтобы приготовить себе чай, перекусить и накормить котов. Певун любил кошек, ведь они не смеялись над ним, и сейчас у него их было целых пять: один рыжий, два шелудивых полосатого окраса, изящная чёрная хищница и один ласковый чёрно-белый котик. По пути домой Певун заскочил к Нэнфанам, которые держали корову, и купил молока на один пенни, чтобы не только попить чай, но и напоить питомцев. Лично ему было всё равно, козье или коровье молоко добавлять в чай, но коты предпочитали коровье, поэтому он его и покупал.

Все коты сидели на столе и ждали Певуна. Сегодня они съели по мелкой сардине, своего рода лакомство. Предполагалось, что коты сами прокормятся, и те ловили мышей, крыс, кроликов — всё, что шевелится и меньше по размеру. Хотя у Джона частенько имелся запас рыбы, он не одобрял идею, что люди должны кормить котов, но раз брат отсутствовал, Певун спокойно купил рыбы по дороге домой.

Клички котов и кошек не поражали воображение. Одного полосатого блохастого кота звали Том, другого — Полосатик, черную вёрткую хищницу — Чернышка, рыжего кота звали Рыжиком, а мирного чёрно-белого — Беляк. Насколько Чернышка обожала охотиться, настолько Том и Полосатик обленились: дожидались, когда Чернышка вернётся с добычей, которой хватит всем троим. Эта троица образовала закрытый клуб. Входи Рыжик и Беляк в их команду, они многому бы научились. Охотничьи навыки Чернышки отточились настолько, что ей удалось дважды стащить завтрак Джуда Пэйнтера. После этого Джуд несколько недель держал рядом с кроватью заряженное ружьё, но Чернышка всегда появлялась там, где её не ждали.

Певун налил молоко в пять жестяных крышек и раздал их животным. У него не было блюдечка от чашки, потому что он его разбил на Рождество, зато у чашки имелась ручка, да и трещина всего одна. Все пили молча, и только Беляк, как всегда, фыркал и разбрызгивал молоко. Затем Певун принёс сардины и разложил по одной в каждую крышку с капельками молока, а себе отрезал кусок холодного бекона. Он накрошил хлеба и разбросал его для бродивших по полу кур. Снова наступила тишина.

В бедно обставленной комнате стояли стол, три стула, ещё один стол у стены, заваленный мешками, вонючими рыболовными снастями и оловянными тарелками; рядом камин, где тлели дрова после кипячения чайника (печкой теперь редко пользовались), ведро с несвежей водой; на полке лежали остатки буханки хлеба, кусок бекона, две луковицы, фанерный ящик с картошкой, ещё две чашки и кувшин. Лестница вела в единственную комнату наверху с тремя соломенными тюфяками; снаружи был сарайчик и уборная; а за ними простиралась вересковая пустошь.

Певун с котами понимали друг друга без слов. Он вытягивал длинный палец, о который Беляк любил тереться, а иногда поглаживал других котов. Маленькая изящная пантера всегда рычала, когда её трогают во время еды, но Певун не обращал на это внимания.

Он завернул в старую газету внушительную охапку спаржи, приготовленную для доктора Эниса. Раз в неделю Певун старался относить доктору Энису небольшой подарок и оставлял его у кухонной двери. Так он благодарил его за безвозмездную помощь в последние два года. Доктор убедил его наступать на пятки при ходьбе, и Певун порядком в этом преуспел. А ещё он старался говорить на октаву ниже. У него получалось, но пока это только веселило народ. И всё же налицо были значительные улучшения.

Доктору Энису самому нездоровилось, его скрутила какая-то лихорадка. Негоже доктору хворать, совершенно негоже. Певун не раз помышлял сходить к вдове Кроу, которая точно появится на летней ярмарке, и попросить у неё снадобья; но даже он понимал, что будет трудно убедить доктора Эниса принять лекарство конкурентки.

Певун не умел следить за временем, поэтому отведённые для отдыха часы пролетали быстро или тянулись долго, смотря чем он занят; но главное было вернуться до темноты, чтобы запереть конюшню. После смерти мистера Поупа миссис Поуп дополнительно наняла четырёх мужчин — двух лакеев прислуживать за столом, мальчишку в конюшню и Сола Гривса — командовать прислугой. Прежде Гривс служил конюхом в «Голове короля» в Редрате и поэтому задирал нос. Он недолюбливал Певуна и подшучивал над ним, но нехотя признавал его одарённость по части лошадей.

День был пасмурный: туманные клубы дождя ходили кругами и орошали деревню, а тучи нависли так низко, что и не поймешь, скоро ли стемнеет. Нужно ещё успеть прогуляться до Киллуоррена, так что Певун не стал затягивать с чаепитием. Он выгнал котов и кур на улицу и запер нижнюю створку двери на задвижку. Но верхняя створка не запиралась, так что коты легко вскарабкивались, а куры могли вспорхнуть наверх, если вздумается.

Сжимая в руках охапку спаржи в заляпанной газете, он вприпрыжку двинулся из деревни, но через полмили вдруг вспомнил, что надо опустить пятки. Певун прошёл мимо церкви и двинулся короткой дорогой — через ступени в изгороди к Фернмору. У ворот он заметил, что в его сторону идут два человека. Они пока не миновали Фернмор, но уже отошли от «Герба пройдохи» на пару сотен ярдов по переулку. Женщина поддерживала мужчину под руку.

Это оказалась Эмма Хартнелл с Беном Картером. Завидев Певуна, Бен выпрямился и вытер рот рукой.

— Вечер добрый, — поприветствовал их Певун. — Бен, Эмма. Громыхает прям весь день. Опять дождь скоро нагрянет. Далече собрались?

— Да недалече, но плетёмся уж больно медленно! — с трудом выговорила запыхавшаяся Эмма, в алом плаще, но без головного убора; на её волосах сплел паутину дождь.

— Дальше я сам, — прохрипел Бен. — Возвращайся. — Он высвободил руку. — Спасибо, Эмма. Оставь меня, я сам доберусь.

Не успел он сделать пару шагов, как колени его подогнулись, и он бы упал, не успей Эмма его вовремя подхватить.

Она невесело усмехнулась.

— А по-моему, Бен пока не в состоянии справиться сам. Верно, Бен? Ничего страшного, красавчик. Я доведу тебя до дому.

— Куда направляетесь? — спросил Певун.

— Не твое дело, — ответил Бен.

— Пойду-ка и я, — продолжил Певун. — Иду вот к доктору Энису. Принёс ему кой-чего. Пойду, пожалуй.

Он прошёл мимо, а те проследовали дальше. Певун остановился и оглянулся. Эмма — крупная женщина, а Бен не верзила, но он всё время наваливался на неё, так что чуть не сбивал с ног. Певун прежде не видел Бена в таком состоянии и решил, что на шахте с ним произошёл несчастный случай. Он побежал обратно.