— Почему всё начинается и заканчивается так просто? Почему ни у кого нет желания строить, идти вперёд, ничего не бросая, быть сильными? Почему никто не предпочитает лучшее, чистую любовь, честную любовь?.. Почему?.. — он закрыл глаза. Слёзы медленно текли по его щекам. Он резко открыл глаза, они вновь прояснились. — Ты тоже такая? Я тоже должен копаться в твоей жизни? Должен быть мелочным, отказаться от своего достоинства, чтобы знать, не была ли ты в машине или в мотеле с другим?

София напряглась. Она не чувствовала никакой жалости, никакой боли. Она встала с постели.

— Я тебе уже сказала, — её голос был твёрд и жесток. — Когда я перестану тебя любить, то мы просто расстанемся. Не вини меня в том, чего я не делала.

— И никогда не оставайся со мной из жалости.

— Ты думаешь, что говоришь о любви? В том, что ты говоришь, нет ни капли любви. Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя виноватой в чём-то. Однако прошло восемь лет и мы были счастливы. Мы счастливы. Почему ты не хочешь видеть, что наша любовь тоже прошла это испытание?

— Иди сюда...

— Нет.

Она вновь стала капризной и упрямой девчонкой, какой была раньше.

— Я сказал, чтобы ты подошла.

— А я сказала нет.

Андреа улыбнулся.

— Подойди ко мне, пожалуйста, — они какое-то время просидели молча. Андреа снова попытался: — Ну же...

Только тогда он добился своего. Она приблизилась к нему, но всё ещё дулась: руки по швам, голова склонена — её ранило такое сравнение и время, проведённое таким образом. Андреа взял её за руку, притянул к себе и поцеловал.

— Ты права, прости меня.

— Никогда больше не говори так.

— Я люблю тебя.

— Только это, это говори мне всегда.


26

Она смотрела вверх, на высокие потолки консерватории и на старые балки, слушая музыку. Рассматривала маленькие окошки. Она всегда так делала, когда её ругали.

— Разве я тебя о чём-нибудь просила раньше? Мне кажется, я всегда умела быть на твоей стороне, никогда не спрашивая ни о чём, молча, безо всяких объяснений. И ты не можешь сказать мне, что это не так.

Оля перехватила её после окончания занятий, когда ушёл её последний ученик. Они разговаривали, сидя на деревянных скамейках, где София оказалась впервые в возрасте шести лет. Стали вспоминать то время.

— Помнишь? Ты всегда хотела сделать больше, хотела быть первой.

— Я была первой.

Оля улыбнулась.

— Однажды ты меня здорово напугала. Ты хотела сыграть «Прелюдию соль минор» Рахманинова, а у тебя не получилось. Ты плакала, была всё руками и даже поранилась... А ведь тебе было всего одиннадцать. Знаешь, в то раз ты меня испугала. Помнишь такое?

— Конечно, помню. Но мне было десять. И всё это был просто театр.

— Серьёзно?

— Это было слишком сложно для меня, особенно переходы на левую руку... Представь такое для десятилетки.

— Это точно. Кто знает, почему тебе приспичило играть это. Помню, ты как-то увидела ту девочку старше тебя...

— Екатерину...

— Да, когда ты видела, как она играет... То стала стараться ещё больше.

— И через две недели у меня тоже получилось.

Оля улыбнулась ей.

— Я могу спросить тебя?

София взяла её ладонь и погладила.

— Да.

— Ты знаешь, что я люблю тебя... — Оля хотела продолжить, но не находила слов, чтобы сформулировать свой вопрос. Наконец, она подумала, что лучше сказать прямо. — Ты можешь в понедельник пойти со мной в одно место? Я прошу у тебя лишь час твоего времени. Ничего более.

София помолчала. Она спрашивала себя, что может значит подобная просьба, что скрывается за этими и словами, а главное – кто. «Нет, — улыбнулась она про себя, — не может быть. Он пообещал, более того, он поклялся. А если он всё-таки добрался и до Оли? Этот тип ни перед чем не остановится. Танкреди из тех, кто клянётся, кто сознательно даёт слово, но потом не сдерживает обещаний. И почему я упорно продолжаю думать, что он всегда скрывается за любым событием в моей жизни? Неужели мне на самом деле хочется, чтобы так и было?»

— Успокойся, тебе не о чём волноваться... — Оля ворвалась в её мысли как обычно тактично, на цыпочках, как русская царица, привыкшая к изяществу и уважению. Она тут же заметила, что София встала в защитную стойку.

Девушка покраснела. Она думала совсем не об этом. Она взглянула на Олю. Её учительница нежно улыбалась, с надеждой ожидая ответа. «В чём же тут дело?» — спросила себя София.

— Дело в работе? Что-то, связанное с музыкой?

— Да, но кое-что специфическое. Это трудно объяснить. Думаю, что легче просто пойти на встречу вместе.

Продолжать допрос было бы некрасиво. София согласно кивнула. Оля ведь попросила не больше часа её времени. Она вновь увидела себя в этом зале, сидящей за фортепиано, а рядом стояла Оля, как много лет назад.

— Когда играешь, прижимай локти к телу. Осанка, София! Спина прямая! — руки учительницы повторили несколько пассажей, а потом попробовала она. Её детские пальчики суетились в попытках повторить за учительницей. Со временем её пальцы стали длиннее, ровнее, увереннее. И одновременно пальцы учительницы постарели, стали узловатыми и менее живыми. Сколько же терпения Оля вложила в неё, сколько любви подарила ей. И её мечта подготовить великую пианистку, её жертвы, ожидание всех этих лет, усталость — всё исчезло в один момент.

София взглянула на неё, посмотрела в это уставшее лицо, отмеченное временем, и её глазах возник намёк на счастье, загоревшаяся надежда. Она не могла сказать нет.

— Конечно, Оля, я с удовольствием пойду с тобой.

Тем утром, стоя перед церковью, Оля скрестила руки на животе, с силой прижимая кожаную сумочку, и долго осматривалась, ожидая прихода Софии. А вот и она. Она узнала её машину, которая ехала довольно-таки медленно. Оля не могла противиться позыву и посмотрела на часы. Десять с четвертью. Они будут как раз вовремя, встреча назначена на одиннадцать. Гольф остановился перед ней. София потянулась через пассажирское сиденье, чтобы открыть ей дверь. Замок немного заедало. Оля села в машину. София завелась.

— Давно меня ждёшь?

— Нет, недолго, — это была неправда. Она была на месте уже без двадцати десять, волнуясь, как бы не опоздать.

— Пристегнёмся... — София помогла ей застегнуть ремень безопасности. Хотя Оля справилась бы сама.

— Дорогу знаешь?

— Конечно, я посмотрела адрес в интернете и распечатала карту, — София достала листочек из сумки. — Вот она. Это на Евре. Мы будем там через полчаса.

— Хорошо, — успокоилась Оля. Она удобно устроилась в кресле, сумочку положила на бёдра, а руки – на сумочку. Наблюдая за дорогой, София украдкой рассматривала наряд своей преподавательницы, так, чтобы та не заметила. Она была элегантна, но, возможно, слишком серьёзна. Она выбрала слишком тёмное серое платье. А под ним белая рубашка с небольшим круглым вырезом и маленькими перламутровыми пуговками. Ещё на ней было ожерелье, которое, как знала София, она надевала только по особым случаям. До этого момента она не замечала, что подвеска на колье – русская икона в миниатюре. София улыбнулась: определённо, такой наряд не был символом современности.

— Ты завтракала? Кофе хочешь?

— Нет-нет, спасибо. Я в порядке, — Оле не очень хотелось разговаривать. Она казалась довольно напряжённой. София отметила её настроение, так что включила радио и настроила его на волну лёгкой музыки.

— Слышишь, какой голос? Это одна из немногих итальянских певиц, которая, как Лаура Паузини, сделала карьеру за границей...

Оля повернулась к ней и улыбнулась.

— Здорово. У неё прелестный голос, — они слушали песню. — Как её зовут?

— Элиза. Такая милая песня, называется «Свет».

— Грустная?

— Когда и музыка, и голос хороши, песня не может быть грустной. Музыка может выразить всё. Особенно классическая музыка. Но мне нет нужды объяснять это тебе.

Оля внимательно посмотрела на неё.

— Ты скучаешь по ней?

София не отвела пристального взгляда от дороги.

— Больше, чем ты думаешь.

Старушка положила свою ладонь ей на локоть и погладила его. А потом улыбнулась.

— Я понимаю.

Чуть позже они прибыли к пункту назначения. Припарковали машину и вошли в большое здание. Справа был стеклянный стол. Он стоял на двух древних мраморных колоннах. За ним сидел молодой человек с короткими волосами и в безупречной униформе.

— Добрый день.

— Добрый день. У нас здесь встреча с адвокатом Гуарнери.

Молодой человек посмотрел в ежедневник.

— Извините, а как Ваше имя?

— Ольга Васильева.

— Да, конечно. Он ждёт Вас. Пятый этаж.

София вызвала лифт и между делом осматривалась. На стенах висели отличные картины, а ещё здесь была деревянная статуя Бранкузи. Она рассмотрела повешенную на стену латунную пластину. Должно быть, это юридическая фирма. Кроме Гуарнери здесь были и другие имена специалистов из двух компаний. Те назывались «Атлантида» и «Наутилус». Наконец, приехал лифт и поднял их на пятый этаж, где они встретились с ожидающей их секретаршей.

— Добрый день. Сюда, пожалуйста, следуйте за мной.

Ей, должно быть, чуть больше тридцати лет, на ней был тёмно-синий деловой костюм, очень строгий. София осмотрела это место. Это был очень красивый и элегантный офис; бежевые стены были увешаны картинами чуть более светлых тонов. Проходя мимо, она увидела несколько идеально декорированных залов; многие из них были пусты.