«Вот несправедливость, – раздраженно думала Джорджия, пока Джулия хлопала от удовольствия в ладоши, увидев свои картины на стенах, – слева от Гая будет такая очаровательная девушка, а мне самой придется сидеть с ее ужа-а-сным мужем».

Но в следующий момент равновесие восстановилось появлением Раннальдини, занятого многомиллиардным контрактом на записи с японцами, страшно разозлившегося из-за того, что прибыл не последним. В темно-голубом бархатном смокинге, от вида которого замирало сердце, он вел за собой Китти, одетую в темно-красный полиэстер с неприличными складками на бедрах.

Поскольку Бен был ближе всех к двери, Джорджия, стыдясь того, что чета Армстронгов выглядела непривлекательно, представила его Китти.

– Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросил Бен.

– Достаточно того, что она играет с процессором, – сварливо отозвался Раннальдини. – Так что не внушайте ей других идей.

Знакомясь с Джулией, которую Джорджия от волнения назвала Джульеттой, Раннальдини был сама любезность, но лоск испарился, когда он узнал, что Флора удрала наверх.

– Иди и приведи свою дочь, – прошипел Гай Джорджии.

«Вот всегда, моя дочь, если она что-нибудь выкинет», – подумала Джорджия, накладывая еще слой «Клиник» и прыская на себя «Джорджио», прежде чем постучать в дверь к Флоре.

– Дорогая, пожалуйста, выйди и будь умницей. Раннальдини купил тебе билеты на «Страсти Святого Матфея».

– Наплевать, – всхлипнула Флора, уже выпившая почти всю бутылку «Баркас». – Единственная страсть, которая у меня есть, это страсть к Борису Левицки, а он трахается с этой дрянью Хлоей. Моя жизнь закончена.

Волнуясь, Джорджия спустилась вниз и нашла Гая, объяснявшего достоинства одной из картин Джулии Раннальдини, Бобу и Мередиту, Идеальному Хомо.

– Это очень хорошо, – уверенно говорил Гай. – Я не сомневаюсь, что Армстронг станет знаменитой.

Мередит, которого приглашали клиенты, не знакомые с экономией на карманных расходах и в школьном возрасте, приподнял свою маленькую ножку, обтянутую серой фланелью, на три дюйма над полом, пытаясь изобразить любовника в костюме в тонкую полоску.

– Я бы долго не простоял в такой позе, – захихикал он. – А этот малый, должно быть, в ударе.

Раздраженный тем, что ему не дали серьезно поговорить о живописи, Гай повернулся к Джорджии:

– Только что звонила Аннабель Хардман, она вне себя от гнева, – зло прошептал он. – Валентин застрял с чем-то в Лондоне.

– С какой-нибудь блондиночкой, бедняжка Аннабель, – вздохнула Джорджия.

– Говорят, что она вообще нигде не появляется, – проворчал Гай. – А где твоя подружка Мериголд? Ведь перепела уже просто разваливаются.

В следующий момент из кухни донесся отвратительный запах горящей резины.

– О Господи, я забыла о брокколи, – запричитала Джорджия.

Лицо Гая окаменело. Вдобавок еще Динсдейл, наевшийся только что до отвала и взобравшийся на софу, обитую темно-золотым вельветом, не желал ее покидать, чтобы уступить место Гермионе.

– О нет, я не хочу шампанского. Мне хватит стакана вина за ужином, – Гермиона подчеркнуто поглядела на часы от Картье.

Она уже по горло была сыта всем очаоованной мисс Боттомли, наверное, такой же бородатой, как муж Джулии, с которым Китти вела долгую беседу о погоде.

– Я голоден, – промурлыкал Мередит Джорджии. – Обедал с Бобом и Гермионой, и она выложила на стол только черствый хлеб и сыр из мышеловки, от которого уважающая себя крыса отказалась бы. «Гермиона, – сказал я, – этот сыр пролежал в вашей кладовой еще дольше, чем существует лондонский «Мет». И, представьте, она не оценила шутки.

Чувствуя, что гости в растерянности, Джорджия выпила еще. По скучающему выражению лица Раннальди-ни она поняла, что и отдаленно его не интересует, и если еще не появится Мериголд, всем понадобятся рупоры, чтобы докричаться друг до друга за столом. Ее сердце подпрыгнуло, когда за окном вспыхнул свет машины, свернувшей за угол и въехавшей во двор. Это была миссис Пигго, уборщица Джорджии, которую Флора за ее любовь к пиву прозвала Мамашей Кураж и которая уже сегодня убиралась.

«Лучше бы мы вовсе не переезжали в деревню и не затевали такой грандиозной вечеринки», – подумала Джорджия. Но как только все уселись за стол, а Бен обнаружил, что он вновь рядом с этой Китти, незавешан-ные окна осветились, и на лужайке перед домом приземлился вертолет, доставивший Ларри и Мериголд, изумительно выглядевшую в розовом сатиновом костюме. Взявшись за руки, они побежали через лужайку и чуть не споткнулись о кротовую кочку.

– Извините за опоздание, – сказала Мериголд, когда Джорджия торопливо вписывала имя Ларри на карточку вместо имени Лизандера. – Ларри увяз в делах.

– О которых мы знаем? – спросил Боб Гарфилд.

После некоторых расспросов Ларри признался: он только что купил 28 процентов акций огромной японской компании звукозаписи.

– И еще он выкроил время для занятий любовью со мной на ковре в офисе, – прошептала Мериголд уже Джорджии.

18

Вечеринка немного оживилась после того, как Ларри и Мериголд привнесли в нее свое бодрое настроение. Слегка щелкнув по клочку бумаги, на котором Джорджия отрабатывала план размещения гостей, Раннальди-ни обнаружил на нем свой послужной список, добытый хозяйкой в лондонском «Мет», чтобы за ужином со знанием дела вести беседу о его карьере. Раннальдини усмехнулся. Если Джорджия к нему неравнодушна, ему только легче будет войти в этот дом и подобраться к Флоре. Бдительный, как пес, но сильный не нюхом, а взглядом, он, раз ее увидев, уже не мог успокоиться, не пугаясь даже длительной охоты.

В то же время и Джорджия была привлекательна. Сегодня она выглядела гораздо лучше. Это добавляло игривости в интригу с матерью и дочкой.

Поэтому он очаровывал Джорджию, расхваливая внешность и исключительный талант Флоры, доставшийся ей от матери. Затем он рассказал Джорджии о гастролях и о досаждавших ему в поездках по всему миру операторах. Джорджия не понимала ни слова, потому что на нее смотрели так, что ей казалось, он ее тело изучил, даже не снимая одежды. А его голос вибрировал, как раскаленные внутренности вулкана, которому ничего не стоит смести с лица земли целый город, и это придавало его избитым фразам значительность.

– Мы оба с вами трудяги, дорогая Джорджия, – произносил он, – я в своем самолете, вы в маленьком кабинете, оба сочиняем музыку, но время от времени встречаемся в Парадайзе.

– О, да.

Джорджия чувствовала, что ее сердце бьется где-то внизу.

Гермиона, не терпящая разговоров Раннальдини с другими, громко похвалила соус Гая для омаров, а затем и перепелов ан-крут с имбирем и йогуртом.

С большим трудом Джорджия отвлеклась от беседы с Раннальдини, чтобы занять подавленного Бена.

– У вас очень красивая и талантливая жена, – сказала она ему.

– Джулия к тому же заботливая мать, – самодовольно сообщил Бен.

В конце стола, у черных как сажа окон, Джулия, сверкая жемчужной кожей, выслушивала планы Гая относительно дома.

– В этой стене я пробью дверь в оранжерею, ведущую к внутреннему бассейну, – говорил он. – Где еще в Ратшире искупаешься?

«А вот какой дьявол за это заплатит? Только я, если напишу еще один ударный хит, который они будут презирать со всей их траханой классической музыкой», – думала Джорджия.

Гермиона рассказывала Джулии о том, как она чудесно спела в «Дер Розенкавалир».

Расспросив Мериголд о японской компании, акции которой купил Ларри, Раннальдини затеял спор с сидящим напротив нее Бобом о двух уволенных солистах. Джорджия умирала от желания посплетничать с Мериголд. «Вот было бы здорово, если бы у меня был Раннальдини, – размечталась она, – как у Мериголд есть Лизандер».

Поскольку брокколи не удалась, по столу циркулировал салат. Увы, Гермиона обнаружила в латуке половину улитки – Джорджия не удосужилась промыть его как следует из-за того, что он был замерзшим.

– Собственно, меня волнует только тот бедняга, которому попадется вторая половина, – демонстративно прошептала Гермиона.

После того салат больше никто не ел. Разговор зашел об университетах, и Китти также не могла принять в нем участие, поскольку бросила школу в шестнадцать лет. Сидя между отвернувшимися от нее Беном и Мередитом, Китти жалела, что она рядом не с Бобом – Боже, он так устало выглядит – и не с Гаем, который весьма выразительно читал отрывок из Священного писания в воскресенье в церкви и был необыкновенно ласков с этой милой художницей. Китти заметила, что Раннальдини на правах почетного гостя взял Джулию за правую руку, но ее это не задело, ведь и она могла бы также взять руку Гая. Вообще-то обычно это было привилегией Гермионы, любовницы по роли. Каждый вечер Китти молилась о ниспослании ей забвения от ненависти к Гермионе и милосердия к обижавшим ее. Ясно было, что Джорджия от Раннальдини без ума, но Китти надеялась, привязанность к нему будет не большей, чем у рыжего сеттера, время от времени нуждающегося в прогулке по долине.

На самом деле, думала Китти, ни Джорджия, ни Гай не нравились Раннальдини. Вот почему он теперь, после концерта в «Багли-холле», постоянно изводит Китти, видя во всем ее промахи и лишая уверенности в себе.

– Я считаю, что «Спины» в Кембридже никто не может победить, – говорила Гермиона.

Посмотрев через стол, Гай заметил, что у Китти глаза красные, как ее платье. «Раннальдини постарался», – мрачно подумал он.

– А Китти приходится сражаться со спинами в Па-радайзе, – укоризненно произнес он вслух. – Повернись и поговори с ней, Мередит.

– Извини, милая, – обратился Идеальный Хомо. – Когда же твой сексуальный муж заманит меня в подвалы «Валгаллы»?

Китти еще больше покраснела, но подумала о том, как Гай мил.

– Я не представляю, как ты все выдерживаешь, – слышала она слова Гермионы, обращенные к Гаю, – это нахождение в эпицентре поп-песни, ведь ты такой обстоятельный. Мне бы не хотелось, чтобы Боб был так популярен. Семья для меня священна.