Лизандер же меж тем торчал в глухомани, подразнивая богатого овцевода, забросившего свою жену ради игры в поло. Постоянно скучая по Джорджии, он невероятно расстраивался, что она не отвечает на его письма, восхитительно короткие, и всегда оказывается вне дома, когда он звонит. Не сумев дозвониться до нее, он названивал в «Валгаллу», поскольку Раннальдини был в отъезде.

– Китти, Китти, Китти. Звучит, словно я в темноте кличу кошку. Я не разбудил тебя? Который у вас час? Половина шестого? О черт, извини.

– Да ну что ты! Это самый прекрасный будильник, который я когда-либо слышала. И вообще, я сейчас читаю.

– Что ты читаешь?

– Книгу. Называется «Мечта молодой любви».

– Расскажи, о чем там. Я уже на двадцать пятой странице «Мельницы на Флоссе», так что можешь представить, как я здесь скучаю. Где Джорджия? Я не могу оставить послание на автоответчике, ведь Гай, мать его, может послушать.

– Наверно, она отключает телефон. Ведь у нее же столько работы.

– А ты не могла бы попросить ее позвонить мне, Китти? Я так по ней соскучился. От Ферди есть новости?

– Только то, что у Мегги течка и половина собак Фулема толкутся у ее дверей.

– О Господи, бедный Ферд. Я позвоню ему. Джек должен быть там. Он бы разобрался. У них были бы прелестные щенки. Я тебе подарю одного. Сколько ты сейчас весишь?

– Восемь стоунов одиннадцать фунтов, но в холодную погоду тяжело сидеть на диете. Слышал печальную весть о миссис Тэтчер?

– Слышал. Я по-настоящему рыдал, когда смотрел, как она в своем розовом костюме покидает Даунинг-стрит.

– Ужасно тяжело переезжать за три дня.

– Я отправил ей открытку с пожеланием удачи.

– Это так мило. Джон Мейджор выглядит приятно.

– Ты уверена, что у Джорджии все о'кей? Она скучает по мне?

– Уверена, да.

– Ну хорошо, я на Рождество буду дома. Я приобрел для тебя подарок вместо бумеранга, съеденного Динсдейлом. Пока, Китти, дорогая.

Положив трубку, Китти подумала, как опустел Парадайз без Лизандера. За ночь сильный мороз смел с деревьев последние листья. Ей стало грустно оттого, что никто не видел, как они падали, похожие на солдат, по одиночке умирающих на поле битвы. И как ужасно, если Лизандера, или Вольфи, или Ферди отправят в Персидский залив.

А в Австралии лето набирало силу. Лизандер, скучая по Артуру и собакам и вернув заблудшего скотовода его любящей жене, решил лететь домой, преподнеся сюрприз Джорджии, по которой он скучал сильнее всех. Все двадцать четыре часа полета он не отводил глаз от ее фотографии, которая потрескалась и потерлась в его бумажнике. Он приземлился в Хитроу жгуче-холодным утром первой недели декабря. Его встретили сумасшедшие от радости Джек и Мегги, которая, кажется, прибавила в весе. Ферди собрался на работу и, казалось, был чрезвычайно недоволен.

– Тебе нельзя возвращаться в Парадайз. Пресса еще вынюхивает там вокруг. Все опять заварится.

Но мне надо проверить, все ли в порядке у Артура и Тини. Все мое барахло в коттедже «Магнит», и я ужасно хочу видеть Джорджию.

– Ну хорошо, но, Бога ради, хотя бы позвони сначала. Ты же не хочешь нарваться на Гая.

Лизандер оставил послание для Джорджии на автоответчике и включил заезженную запись с ее песнями шестидесятых годов. Он так устал, что поездка на машине показалась ему длиннее полета. Лизандер вспомнил, как мама после его отлучек выбегала встречать его с раскинутыми руками, со слезами радости, и хватала в тесные, теплые и душистые объятия. Если он будет с Джорджией, то Рождество пройдет не так уж и мрачно.

Оставшийся без зеленой листвы, Парадайз показался ему таким же, как и в первый его приезд. Мрачно каркали вороны, камни домов потеряли свой блеск, все было накрыто туманом. Седая и угрюмая «Валгалла» пряталась за деревьями, как убийца в шайке сообщников. И только шафран лиственниц да краснота турецких дубов скрашивали унылую картину. Парящие ангелы Джорджии, казалось, нуждались в теплой одежде.

Стремясь побыстрее скрыться от жестокого ветра, Лизандер бросил машину поперек дороги и, нагрузившись мишкой-коала, огромной бутылью «Джиорджио» и двенадцатью бледно-розовыми розами, купленными по дороге, побежал к дому. Динсдейл встретил его и собак с сумасшедшим восторгом. Стоящий рядом «ровер», отполированный как офицерские ботинки, показался Лизандеру знакомым, но он слишком спешил.

– Джорджия, это я, – завопил он, входя в дом. Сердце его колотилось, он умирал от желания обнять Джорджию.

– Джорджия, где ты?

После затянувшейся паузы она спустилась вниз, обернутая темно-коричневым полотенцем. Она выглядела такой испуганной, что Лизандер с ужасом подумал, что Гай дома. С кухни доносился слабый запах рыбы. Наверное, готовила треску для Благотворительности.

Макияжа на ней не было, если не считать слегка подкрашенных ресниц, волосы у нее были растрепаны, она убрала челку и открыла лоб. Два месяца неотрывно смотрел Лизандер на ее очаровательную фотографию и теперь подумал, что она выглядит гораздо старше.

– Я принимала душ, – заикнулась она.

С подарками в руках, с волосами, падающими на глаза, с синими кругами под ними и с подбородком, опущенным в розы, Лизандер был похож на поклонника Бахуса, возращающегося с ночной гулянки.

– Хочешь выпить? – нервно спросила она.

– Нет, я хочу тебя.

Бросив подарки на стол в холле, слишком маленький, так что половина роз упала на пол, он обнял ее.

– Пойдем в постель. Господи, я так соскучился по тебе.

Посмотрев на ее босые ноги, стоящие на холодных каменных плитах, он почувствовал слабость от любви.

– Тебя знобит. Тебе нужно надеть тапочки. Я куплю тебе их. А такие пупырышки – к снегу. Я возьму тебя кататься на тобогганах. Но похоже, ты не очень рада меня видеть, – добавил он взволнованно.

—Ну, конечно же, рада. Просто я не ожидала тебя, и Флора едет сейчас сюда, и... э... поскольку у нее каникулы, она может закатиться в любую минуту. Ну пойдем, давай выпьем.

– О'кей. Ты только надень что-нибудь теплое. Я принес бутылку.

– Я захвачу ее, – глаза Джорджии блеснули.

Но когда они направились к кухне, раздался треск открывающегося окна. Джек ощетинился и залаял.

– Что это?

Отодвинув ее в сторону, Лизандер влетел в кухню и замер.

Он увидел, как мужчина, цепляющий на ходу ботинки и застегивающий рубашку, огромными прыжками несся через сад к «роверу».

Лизандер не двигался. Уж ему ли было не знать эту прямую, как шомпол, спину и широкие плечи. Прыгнув в «ровер», Дэвид Хоукли сорвался с места, подняв фонтан листьев, не подозревая, что сын видит его.

Лизандер подумал, что сейчас задохнется. На кухонном столе лежал листок с переводом из Овидия. Схватив его, он разобрал почерк отца: «САМОЙ ДОРОГОЙ ДЖОРДЖИИ», – и дальше следовали несколько непонятных латинских слов. У кулинарной книги он нашел три нераскрытых своих письма.

Джорджия сидела на ступеньках в окружении роз. Она казалась угрюмой, глаза потухли, но и тени сожаления не было на ее лице.

– Скажи мне, что это дурной сон.

– Это дурной сон.

– Как ты могла, Джорджия? – прошептал Лизандер, хватаясь за дверь, чтобы не упасть. – Как ты могла? Ты же была так несчастна. Я вкалывал и вкалывал, чтобы вернуть тебе Гая, а ты, оказывается, крутишь роман с моим отцом – как пара каких-то динозавров. Господи Боже, да ведь он же старик.

– Он всего лишь на пять лет старше меня, – вспыхнула Джорджия.

– Да он же ублюдок. Гай по сравнению с ним святой. Ты отвратительна, Джорджия. Я не понимаю тебя.

Смесь вины оттого, что застукали, яростной обиды за Дэвида, вспышка ревности к покойной Пиппе взорвала легендарный ирландский .темперамент Джорджии.

– Твой отец – самый дорогой для меня человек на земле, и более того, он был для тебя прекраснейшим отцом.

– Вранье, – заорал Лизандер так громко, что Мегги в ужасе прижалась к двери, а Джек залаял.

– Он не способен любить. А по отношению к маме он вел себя как дьявол.

– Ерунда, – завопила Джорджия. – Твоя мать была шлюхой. Знаешь ли ты, сколько у нее было любовников с тех пор, как они поженились с твоим отцом?

Самым высоким своим голосом, брызжа слюной, с лицом, налитым кровью, она продолжала орать еще более страшные вещи. Лизандер не мог ее остановить, да он и не был никогда силен в словесных перепалках. Он только смотрел на нее, открыв рот, сжав кулаки, неподвижный и трепещущий.

– Да знаешь ли ты, – наконец выпалила Джорджия, – что твой дядюшка Алистер был долгие годы ее любовником и что у нее был роман с Томми Уэстерхемом? Его фотография из журнала «Лошадь и собака» была найдена в ее сумочке в тот день, когда она умерла, помчавшись к нему, умоляя не бросать ее.

– Не верю, – произнес Лизандер. – Это мой отец наговорил тебе, чтобы ты приняла его сторону, чтобы настроить тебя против меня и мамы. Лживый, лживый ублюдок! Я убью его, как только встречу.

Через секунду он схватил Джорджию за плечи и бешено затряс. Его красивое лицо было искажено бешенством, и она подумала, что он убьет ее.

Затем в дымном чаде от рыбы он почуял запах секса и оттолкнул ее на ступени. Он вышел, пошатываясь, топча розы и хлопнув входной дверью. Только тогда она поняла, что натворила. Она лихорадочно соображала, где же сейчас отыскать Дэвида, который уже никогда не простит ее. Так же как и Лизандер, который убьет или себя, или отца.

Лизандер же был сейчас озабочен только одной мыслью: найти кого-нибудь, кто настолько хорошо знал его родителей, чтобы опровергнуть чудовищные обвинения Джорджии. На бешеной скорости вылетев из Парадайза с прижавшимися друг к другу Джеком и Мегги на заднем сиденьи, он яростно набирал номера по автомобильному телефону, все время попадая не туда. После того как он несколько раз чуть не разбился о каменные стены, он узнал, что обоих братьев нет в их конторах, бабушка убыла на партию бриджа, а сестра его матери на Сейшелах. В отчаянии он решил направиться в Брайтон, повидать вдову дяди Алистера, Дину, обидчивую старую пьянчужку, всю жизнь посвятившую объегориванию компаньонок, которым ее семья платила за то, чтобы они удерживали ее от пьянства.