Марина Комарова - Чернила под кожей

– Если это предложение переспать, то попробуй что-то более витиеватое, – замечает Тая.

– Хорошо, – покладисто соглашаюсь я.

Наши глаза встречаются, тишина держится совсем недолго – ровно до того момента, когда мы оба начинаем хохотать словно сумасшедшие.

И длится это ровно до того момента, когда Тая задает неожиданный вопрос:

– Так что же все-таки произошло с Женей? Он рассказал?

Три года назад

– Женя, что это?

Он не сразу понимает, о чем речь, но рефлекторно натягивает рукав свитера ниже, стремясь закрыть уродливые отметины, безобразно багровеющие на запястье.

– Ничего… Макс, – отвечает он тихо и как-то отрешенно.

Кажется, Женя просто не хочет говорить. Особенно о том, в чем признаваться либо стыдно, либо больно.

Я оказываюсь рядом, хватаю его за руку и задираю рукав. Женя еле слышно ахает, потом стискивает зубы. В глазах на мгновение появляется немного загнанное выражение, будто на моем месте он увидел кого-то другого.

– Это сделал Демид?

Я спрашиваю тихо, но один бог знает, чего мне стоит сдерживать клокочущую внутри ярость.

Перед внутренним взором очень отчетливо вырисовывается картина, где я сворачиваю шею этому лакированному мерзавцу. Сам не отдаю себе отчета, что кулаки сжимаются и разжимаются.

– Нет, – отвечает Женя и отводит взгляд. – Отпусти.

Но я не собираюсь отпускать. Твою мать, какое отпускать, когда дело дошло до насилия? Мне хочется схватить Женьку за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы в этой светловолосой голове появились хоть какие-то здравые мысли. Однако этого делать не стоит. Есть люди, которые могут все рассказать сами; есть те, кто просто не в состоянии рассказывать, и надо вытягивать из них это клещами.

Я глубоко вдыхаю и приказываю себе успокоиться. Не давить. Хотя с деликатностью у меня серьезные проблемы. Аннике уже сколько времени пытается вбить, что не стоит сжимать руки на горле человека, которому и без того трудно дышать. Это… правильно. Это разумно. И невыполнимо для такого чудовища, как я.

Приходится взять лицо Женьки в ладони и заставить его посмотреть мне в глаза. Зрительный контакт, черт бы его побрал.

– Так, мальчик, подумай. Я, конечно, не самое лучшее, что могло случиться в твоей жизни, но очень хочу помочь. Пожалуйста, расскажи мне, что происходит.

Некоторое время он молчит. В какой-то момент мне кажется, что я слышу, как бухает мое сердце. И еще кажется, что Женя сейчас выскользнет из моих рук, так ничего и не сказав.

Но спустя долгие несколько секунд он все же прикрывает глаза, светлые ресницы чуть подрагивают, и Женя произносит одно-единственное слово:

– Хорошо…

Я иду по улице. Поскальзываюсь на обледеневшем асфальте, стараюсь не думать про моросящий дождь, который едва долетает до земли и тут же превращается в льдинки. Транспорт почти не ходит, аварийная ситуация на дорогах.

Но оставаться у Женьки я не мог. Сказанное поразило, вонзилось в мозг и сердце раскаленной иглой. Мне срочно нужно было проветриться.

«Да, Макс, он меня ударил».

Слова сказаны почти безразличным тоном. Если не видеть отчаянно закушенной нижней губы и стеклянного взгляда, можно и правда подумать, что Жене все равно. И это «ударил»…

И как так… После смерти Эдика он умудрился потянуться к Демиду. Скрывая эти отношения от общества, никому ничего не рассказывая. Я был единственным, кто знал правду. И то потому, что Женя мне доверял, хотя изначально долго собирался с духом, чтобы рассказать такое.

Он, конечно, не девчонка, так что кое-какой отпор смог дать. Но при этом бойцом тоже никогда не был. Женя принадлежит к тому подвиду гомо сапиенс, которое предпочитает решать вопросы, находя компромисс. А зря. Демид оказался изобретателен и беззастенчиво мог приложить головой о батарею, если ему что-то не нравилось.

А не нравилось ему, что Женя мог на кого-то посмотреть как-то не так. Сказать что-то не то. Прийти не вовремя.

Демиду не все сходило с рук, но он умел извиняться. А Женя, у которого рядом не было никого из близких людей, прощал. Глупо? Да. Хочется оторвать мелкому голову? Да.

Нога соскальзывает со ступеньки; приходится ухватиться за поручень, чтобы не разбить нос. Я делаю глубокий вдох, чертыхаюсь и раскладываю на все лады погоду, которая решила, что такая вот дрянь с неба – это как раз то, что надо людям зимой. Прелестно.

Заскакиваю в какую-то забегаловку, беру в баре черный кофе. Даже садиться не хочется. Делаю глоток обжигающего напитка, но все равно согреться не получается.

Не у всех крепкий кулак. Не у всех крепкая психика. Не все ожидают, что человек, которому ты открылся, в какой-то ни черта не прекрасный момент просто-напросто сделает тебе больно. Физически, морально… а то и все сразу.

И Женя сделал глупейший поступок в жизни. Простил. Не подозревая, что это может вылиться в маниакальное преследование, в котором не осмелишься кому-то признаться. Со стороны можно много чего сказать. Но что вы сами способны сделать, когда окажетесь на месте жертвы?

Я допиваю кофе, кладу деньги на стойку. А потом беру телефон и набираю номер. Некоторое время идут долгие гудки, будто абонент чует: с этим звонком что-то не так. Но я настойчив. Нельзя обижать дорогих мне людей.

– Алло? – наконец-то говорит голос с хрипотцой.

Неслышно скрипнув зубами, представляю, как прямоугольные стекла очков врезаются в белую кожу, оставляя кровавые слезы на щеках. И жажда сломать этой сволочи челюсть становится только сильнее.

– Алло! Говорите!

– Говорю, – хрипло отвечаю я. – Жди гостей, Демид.

* * *

– И он ждал? – напряженно спрашивает Тая, глядя на меня.

За окном уже почти рассвело, но мы так и не легли спать. Пицца оказалась и правда вкусной, вино из запасов Багровского – ароматным и дурманным, а пережитый стресс вместо того, чтобы вырубить, перестроил сознание и вселил желание общаться.

Я рассказал многое. Про свою семью, про Аннике, про Эдика и… про Женю.

Тая слушает и не перебивает. Порой только посматривает в бокал, наполненный вишневым вином с рубиновой искрой. Молчит. Я поражаюсь тому, что встретил женщину, умеющую молчать тогда, когда не нужно ничего говорить. И весьма сложно именно эту Таю – без макияжа, с немного растрепанными волосами и в моей рубашке – совместить с той дерзкой и острой на язык писательницей, которая еще недавно выводила меня из равновесия.

– Он ждал, – соглашаюсь я. – Хоть, конечно, предупреждать не стоило. Но я не мог молчать. Демид очень ждал, когда я приду и дам ему по морде.

Тая чуть приподнимает бровь, вопросительно так. Делает глоток вина, не отводя от меня взгляда зеленых глаз.

– Если тебя интересует результат, то это оказалось слишком мягко, – признаюсь я.

До сих пор жалею, что только разукрасил ему физиономию, сломал очки и… не задел ничего важного. Не знаю, как так получилось, но я сдержался. То ли включились мозги и сказали: «Эй, парень, не делай этого. Зачем тебе идти под суд?» То ли просто болела правая рука, которую я умудрился вывихнуть некоторое время назад. Потому и удары вышли весьма смазанными.

– А что произошло сейчас? – тихо интересуется Тая.

– Перед приездом я узнал, что эта тварь пыталась вернуть Женьку. Своими способами, – мрачно отвечаю я.

Тая бросает быстрый взгляд в сторону комнаты.

– Перелом? – спрашивает немного хрипловато.

– И перелом тоже, – киваю я.

А потом повисает тишина. Тая явно обдумывает сказанное, пытаясь состыковать одно с другим. Я… я ничего не обдумываю. Я просто твердо решил, что в этот раз Демид легко не отделается. И мне откровенно плевать, что там думает общество и закон.

На кухню приходит Пират. Неодобрительно смотрит на обоих, давая понять, что котик хочет жрать, а мы уже три секунды сидим и ничего не предпринимаем в этом направлении.

Кстати, поразительное дело. Котяра не мелкий, гибкий и не раскормленный. Но если бы он мог стучать миской по голове человека, то он бы с удовольствием делал это каждое утро. Я ничего против зверья не имею, но Алик обожает этого пушистого засранца и носится с ним как с писаной торбой.

– Почему Янг? – неожиданно задает вопрос Тая.

Янг… ну да, действительно. Ведь я же сам сказал, что по-настоящему я никакой не Макс Янг, а Максим Якименко, который изначально никакого отношения к Нидерландам не имел.

Но когда понял, чем именно хочу заниматься, уже после переезда к Аннике я просто сменил имя. Зачеркнул прошлое, о котором больше не хотел вспоминать. Пусть говорят, что нужно сохранять свои корни и в любом случае оставаться таким, какой есть, не прячась под масками.

Оставайтесь. Только… если вам комфортно. Если же прошлое давит и вытягивает все соки – бросайте его к чертовой матери. Не стоит отдавать жизненные силы тому, что уничтожит вас без остатка.

– Я поменял документы после переезда, – отвечаю Тае. – Мне нравится это звучание: «Янг». Просто нравится. И значение тоже.

– Почему?

– Тот, кто делает татуировку, в каком-то смысле молод до конца своих дней. Он принимает, что она навсегда.

Тая явно хочет что-то возразить, но только хмурится, а потом хлопает ладонями по коленям.

– Спасибо за ужин, Макс. А теперь мне пора.

– В таком состоянии? – слетает с моих губ.

Сам не понимаю, почему спрашиваю такую глупость. Но как ее отпустить?

Однако Тая непреклонна.

– Нет-нет, никаких совместных ночевок, когда рядом кот.

– Кот? – практически теряю я дар речи.

Нет, все было! Но чтобы я проиграл коту?

– Конечно, – ни капли не смущается Тая и смотрит на меня совершенно серьезно. – Пока на свете есть коты, мужчины им будут уступать.