— Анна Викторовна! У меня и в мыслях не было оскорбить вас. Я не мастер красноречия. И я сказал ровно то, что думал. Я неандерталец, который живет инстинктами. За версту чувствую другого мужчину. А от вас исходят импульсы одиночества. Поэтому я хочу жениться на вас, защищать вас. Я …, — Штольцев немного замялся, впервые в жизни произнося такие слова и сам себя не узнавая. Затем, словно нырнув в холодную воду, выпалил:

— Я хочу от тебя детей, — выпалил Глеб, перейдя на ты.

Все красивые слова, стройные аргументы, которые он приводил в защиту их отношений, просыпаясь среди ночи, улетучились, лишь только настало время озвучить их. И теперь уже, сказав самое главное, пропустив всю прелюдию, он со страхом ждал ответа.

Анна притихла, однако сердечко все еще колотилось пойманной птичкой, теперь уже не от гнева, а от волнения. Вместо слов прощения, она поцеловала его в грудь, открытую благодаря распахнутому вороту рубахи.

— Глеб Платоныч! Я не буду рожать. И Кирилла это устраивает. Поэтому я выхожу за него замуж. И изменить это я не в силах. Поверьте, если бы у меня был выбор…, — Анна не договорила, спазм перехватил горло, и она молча снова уткнулась ему в грудь, запоминая, продлевая иллюзию счастья.

— Выбор есть всегда. Только иногда он бывает неудобным, — желая и не имея сил разжать объятия, ответил Глеб. «Вы имеете право хранить молчание. Бла-бла. Все сказанное может быть использовано против вас» — все это он хорошо знал, потому и оставил промчавшийся вихрь мыслей при себе. Он знал и то, что и без детей любил бы ее, мирился бы, сцепив зубы, с тем, что сотни глаз будут пялиться на ее ноги на сцене, дарить цветы, рваться в гримерку.

Стоп. А где он в это время будет? Будет с ней в Италии? Что он там будет делать? Наймется в помощники к юноше Скоробини? Бросить свою работу? Россию? Готов ли он на такие жертвы? С таким раскладом классическая семья невозможна. Гостевой брак. С возможностью видеться самое лучшее раз в месяц. И весь месяц раздраженно рычать на подчиненных от невозможности обнять, поцеловать свое сокровище. При воспоминании о поцелуе горло перехватил спазм. Это не козлиная похоть. Он безумно влюбился в эту хрупкую и сильную девушку.

Нервно подрагивающими руками он начал гладить ее спину, не смея больше даже легким касанием спуститься ниже. Получается, Нину он не любил? Ведь она была сторонницей чайлд-фри, брака, свободного от детей, и это его не сильно смущало, даже наоборот, успокаивало. Не хочет, и ладно. Но сейчас пришло время откровений. Глубоко в душе он был уверен, что вырастить сына, вместе с деревом и домом — святая обязанность каждого мужчины. Обязанность и право. И жгучее желание держать на руках горластое чудо с такими же, как у мамы синими глазами-озерами. Но ради любви он готов не требовать этого.

Голова шла кругом. От работы он не откажется. Значит, в Италии не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Вот и получается, что предложить, кроме горячего сердца и твердой руки, ему нечего. Не-че-го. «Нечего и мечтать. Опускайся на землю! Ты же утверждал, что все это не для тебя! Вселенная слышит…»— резюмировал внутренний голос.

— Аня! У тебя рука обожжена. Давай я приму необходимые меры, — мягко разжимая объятья, выдавил он из себя. Он усадил ее на стул, пулей метнулся за аптечкой, которая была в автомобиле. Взяв в руки ее тонкую, невесомую кисть, он нежно подул на обожженное место, обработал спреем от ожогов и аккуратно опустил ей на колени.

— Забинтовывать не нужно. Потом я еще раз поработаю Айболитом, — борясь с соблазном зацеловать эти нежные пальчики, только что ласкавшие его щеку, севшим голосом произнес он.

— И да, прости меня, что я был не сдержан. Я не должен был… Забылся. И чтобы ты не думала обо мне плохо, знай, я всегда готов прийти к тебе на помощь. Не как к клиентке. Как к другу. Бесценному другу — как раньше говорили. Обещай мне, что если у тебя возникнут проблемы, ты позвонишь мне — я примчусь. И если передумаешь выходить за Кирилла, тоже дай знать.

Анна медленно подняла глаза. Благодарность пополам с горечью, мучительное осознание и принятие неизбежного и, как угасающая звезда, последняя, еще не подавленная силой воли искорка любви, страсти — все это отражалось в них.

— А вы свободны?

Самый простой вопрос застал Глеба врасплох. По уши увязнув в своих терзаниях, он даже не подумал, что Анна может об этом спросить. С одной стороны он обрадовался — значит для нее он еще не утиль, на который никто не позарится, а с другой — он совершенно не готов на него ответить. Во всяком случае так, чтобы не разрушить ту тонкую нить доверия, которую Судьба создала из ошметков сомнений, первоначального неприятия, а затем физического и духовного притяжения.

«Скажешь правду, потеряешь друга» — народная мудрость. В данном случае — любимую. Врать Штольцев не любил и не хотел. Но сказать о Нине не хватало духу. И набрав в легкие воздуха, медленно выдыхая, он ответил. Ведь с самого начала он знал, что Анна несвободна. А про себя… Да не было и удобного случая.

— Я не женат. У меня нет детей. Я живу один, — он надеялся, что эта полуправда ее устроит.

Зазвеневший телефон заставил обоих вздрогнуть. Предчувствуя крупную неприятность, он нажал «ответить».

— Глеб, почему ты так жесток со мной? Мог бы честно сказать, что у тебя есть другая. И я, несмотря на долгие годы ожидания тебя, все бы поняла. Мне очень больно, что ты держал меня, как собаку, на привязи. Но почему ты меня обманул? — связь была отличной, поэтому четко слышны стали горькие всхлипывания.

Гром среди ясного неба…По сравнению с потрясением, которое испытал сейчас Глеб, то гром это так себе… детская погремушка. Мало того, что по этому номеру никто, кроме Рогозина, не должен был звонить, потому что это нарушало вообще всю разработанную систему безопасности, так и нарушителем еще явилась Нина. Неужели она пытала Рогозина, чтобы он выдал ей военную тайну? Да и уже не в тайне было дело. Она позвонила в тот самый момент, когда решалась Судьба. Налаживался хрупкий мостик выяснения отношений. Раз Анна спросила про наличие у него женщины, то, возможно, она отказалась бы от свадьбы с Кириллом и они нашли бы какой-то компромисс. Ведь то, что между ними летали молнии страсти, их лихорадило, эмоции, как на гигантских качелях, то взлетали до поднебесья, то срывались в пропасть отчаяния. И каждый всплеск счастья омрачался какой-то обидой, недопониманием. Их тела были подобны оголенным проводам — от прикосновений друг к другу сыпались искры, они забывали обо всем.

И этот накал подогревался изначальным запретом на всякую надежду на счастье. Вопреки всему и всем, вспыхнувшая любовь прорывала все преграды и раз за разом показывала, что они созданы друг для друга.

Но все можно отмотать назад, к исходной точке, сделать вид, что ничего не было — пока не сказаны главные слова. Человек слова, дать слово, давши слово, держись — слово — вроде нечто эфемерное, нематериальное, но прозвучав, делает порядочного человека заложником своего обещания.

И вот когда должны были прозвучать эти самые, скрепляющие их отношения, слова, раздался злосчастный звонок. Именно в тот решающий момент. Может, действительно, он заигрался и увлекся несбыточной мечтой? Несомненно, Анна сейчас подумает, что он настоящий подлец…

Глеб хотел уже развернуться и уйти, чтобы избежать унизительных объяснений. Месяц назад, несомненно, он так бы и сделал. Однако все изменилось. Изменился он. Он готов схватиться за соломинку, лишь бы вернуться к продолжению разговора.

— Я не ожидала от тебя такого предательства, — продолжало нестись из трубки.

Вместе с выдохом обретя самообладание, постаравшись придать голосу максимум спокойствия, он ответил:

— Нина! Я отвечу на все твои вопросы. Но не по телефону. Я приеду, и мы все обсудим.

Очевидно, Нина уловила в его словах интонацию, заставившую ее понять: сейчас лучше не истерить.

Полдела сделано. Тайфун укрощен. Осталось найти слова, которые приняла бы Анна. Еще несколько дыханий.

— Есть женщина, с которой мы знакомы много лет. Пик отношений уже давно пройден. Она уходила от меня. Я уходил. Но не подумай, не к другой женщине. Как ни странно, я моногамен.

Тут Глеб едва не укусил себя за язык. Моногамен он! А сейчас откровенно ушел налево. Анна тоже это заметила, и тень огорчения мелькнула на ее лице. Хотя…А она сама? Скоро свадьба, а у нее просто снесло крышу от другого мужчины. Так что обвинять его не имеет права. И эта новая информация еще туже затянула петлю безысходности. Все против. Был яркий миг. И это только в мелодрамах бросают все и мчатся навстречу друг другу через тернии, ранясь и обжигаясь. Любовь не приносит счастья. На примере своих родителей она в этом убедилась.

— Аня, я не так выразился. Я не бегаю за женскими юбками.

— А за женскими брюками?

Несмотря на небольшой опыт межполовых отношений, Анна была уверена, что точно не бегает. Это они бегают за ним, но язык помимо ее воли снова поставил на ребро их хрупкие, такие непредсказуемо-взрывные отношения. И она поспешила уйти от скользкой темы.

— То, что у вас есть женщина, ничего не меняет. Я благодарна вам за все. Я навсегда сохраню память о вас и тех мгновениях, когда я чувствовала себя …живой, — у Анны перехватило горло, потому что при мысли о головокружительном поцелуе, о жарких объятиях она снова почувствовала томительный спазм внизу живота, который медленными поглаживаниями поднимался в область солнечного сплетения и выше, не давая дышать, мешая говорить.

Она налила в стакан воды и большими глотками выпила большую половину, словно надеясь, что удастся погасить пожар. Переведя дух, продолжила.

— И я буду счастлива, если и вы будете помнить обо мне и будете мне другом. Пусть далеким. Но мы же не можем сделать вид, что ничего не произошло. Но и изменить ситуацию мы не в силах. В жизни не место сказке.