— Я тебя услышал. Значит, повторюсь — ты всегда можешь на меня рассчитывать. Мое отношение к тебе никогда не изменится. Обещаю, я не буду нарушать границ благоразумия. И как друг, претендую исключительно на дружеские прикосновения, — Глеб горько усмехнулся и с неприкрытой грустью посмотрел на девушку.

Глава 9

Они очень остро ощущали всю нелогичность, мучительную обреченность их положения. Жизнь, словно капризный, злой ребенок игрушку, швыряла их из плюса в минус, от звенящего счастья до боли, от которой жгло сердце. Найти то, о чем даже и не мечтали и знать, что они не могут быть вместе. Только обрели и тут же потеряли.

Что лучше? Вести размеренную серую жизнь и не подозревать, что можно испытать такое безумное притяжение, или вдохнуть полной грудью это счастье и провалиться в бездну отчаяния.

Глеб страдальчески поморщился от неотвязной мысли — на собственной шкуре испытать значение фразеологизма «Танталовы муки».

Мифологический Тантал был обречен на голод и жажду, находясь в непосредственной близости от сладких плодов и воды. Так и ему нестерпимо хотелось целовать, не выпускать из объятий эту девушку, ставшую самой родной и желанной, и сходить с ума от невозможности сделать ее своею, скрежетать зубами от бессилия изменить что-либо.

Все сказано. Все решено. И последние дни, которые им предстоит провести вместе, словно последние лучи заходящего солнца, тонко высвечивают каждую черточку любимого лица, звуки голоса, жесты. Подчеркивают неизбежность расставания и наступления душевной ночи. Беспросветной и жестокой. Пронзительно остро, до боли в сердце, обжигают неизбежностью расставания.

Глеб не позволял себе больше никаких вольностей, утром и вечером, едва ли не по — отечески целовал в лоб Анну и, сцепив зубы, чтобы не дать волю чувствам, обнимал.

И эти целомудренные дни открыли новые грани близости. Они наслаждались общением, с удивлением находя новые точки пересечения. Оба понимали — это навсегда. Никогда больше им не придется испытать такого счастья.

* * * * *

— Глеб Платоныч! Вы меня уже отчитали, как школьницу, за суеверия, но согласитесь, что жизнь не так понятна и логична, как вы пытались меня убедить. Много ведь есть того, что выходит за рамки рационализма. Не так ли? — налив в чашки чай, немного смущаясь, издалека начала Анна.

— Анна Викторовна! Вы меня пугаете, — Штольцев притворно озабоченно взглянул на девушку. — Воля ваша, вы что-то неладное задумали, — почти по-булгаковски ответил он.

Анна исподлобья кинула обиженный взгляд и собиралась уже надуть губы.

— Я так и знала. Намедни вы клялись «Волю первую твою я исполню, как свою», а теперь на попятную? — появившаяся куртуазно — цитатная манера общения добавляла отношениям трогательную нотку. Эта словесная игра еще больше сближала их, хотя должна была по идее придать некую формальность и отстраненность.

— Попроси ты от меня

Хоть казну, хоть чин боярской,

Хоть коня с конюшни царской,

Хоть полцарства моего».……

— Я не корыстная, — улыбнулась Анна. — Я хочу, чтоб вы отвезли меня к старцу Авдею, который живет совсем недалеко. Ну, Глеб Платоныч! Ну, пожалуйста, мне нужно, — Анна комично-просительно сложила руки на груди и изобразила полнейшее смирение и почтительность.

Штольцев с деланной суровостью, словно нарушая некий священный долг, не торопясь, ответил:

— Ну, раз обещал, значит, будет тебе цветочек аленький!

И только лукавые морщинки в уголках глаз говорили о том, что он счастлив исполнить любую просьбу своей подопечной. Счастлив от вида радующейся любому пустяку Анны. Она словно сбросила с себя ледяной панцирь спартанской выдержанности, который удерживал ее в рамках наверняка навязанного поведения. Сейчас, будто в последние дни каникул, она превратилась в ребенка, нуждающегося в любви и заботе. Последние дни перед возвращением в интернат строгого режима.

И Анна, действительно, как ребенок, едва не подпрыгнув от радости, подскочила к Глебу и звонко чмокнула его в щеку.

— Только потрудись объяснить, с какой целью мы туда едем. Я чувствую себя не своей тарелке, когда не понимаю, что и зачем нужно делать. Из-за этого собственно и ушел из полиции.

Восторженное сияние глаз Анны с лихвой компенсировало бы ему трудно объяснимую с точки зрения логики задачу, но взятая на себя целомудренная роль старшего товарища вынуждала быть последовательным. И поэтому он ожидающе посмотрел на девушку. Последнее, что он может сделать для нее. Интересно, а Кирилл потакает ее капризам?

Ночами он едва не вцеплялся в подушку зубами: так хотелось ему встать, зайти в комнату к Анне, схватить в охапку и вытрясти из нее, сонной, всю правду. Почему не он? Потому что Кирилл богаче? Так за это время он ни разу не увидел, чтобы Анна фыркнула от их далеко не люксового жилья, от их простого досуга, от сидения на земле, прикрытой лишь пледом. Ни мамки, ни няньки здесь за ней не бегали. И тема денег вообще ни разу не звучала.

Через два дня она улетает. Звонил Рогозин и сказал, что заказчик велел привезти девушку в аэропорт. Миссия завершена, жизни Анны ничто не угрожает. И это тоже не давало Глебу покоя. Что — то настораживало.

— И еще одно условие. Ты найдешь время и позвонишь мне, расскажешь, почему твой … Кирилл, — выговорить слово «жених» у Штольцева не хватало духу, будто оно раскаленным угольком жгло язык, — решил, что опасность миновала. Ведь мафию истребить за месяц сложновато. Обещаешь?

Анна старательно гнала от себя мысль о неминуемой разлуке. Она стремилась наполнить счастьем этих минут всю последующую жизнь. Жизнь, в которую она не могла впустить Глеба.

— А вы будете ждать моего звонка? — нежность вперемешку с грустью во взгляде дорогого ей мужчины были самым понятным ответом. — Обещаю. А вы меня отвезете к старцу.

— Ну, я же сказал, что будет тебе цветочек Аленький. Значит будет. Так что ты от него хочешь?

— Я тут случайно набрела на один сайт мистический, на котором обсуждали вопросы сверхъестественного. И очень много написано было об этом Авдее. Он будто душу выворачивает наизнанку и помогает человеку обрести то, что ему нужно.

Глеб едва сдержал рвущийся с языка скептический комментарий. В конце концов, какая разница куда ехать? Это лишь еще один повод быть с ней совсем близко. Можно даже взять за руку.

— Я хоть и не Гагарин, но все равно говорю: поехали!

Глава 10

Далеко за городом, достаточно глубоко в лесу, как и положено, спряталось место паломничества жаждущих обрести свет в душе, покой, исполнение желаний. Словом тех, кто не надеялся на свои силы, возможности, стремился переложить принятие ответственного решения на чьи-то плечи, а то и вовсе оголтело верил, что в их проблемах виноваты сглаз, порча. Так думал Глеб о людях, толпами осаждающих всяких целителей, магов, экстрасенсов и всяких экстрамошенников.

Сам же он во встрече с Анной упрямо видел только то, что просто не может объяснить. Пока.

Он запасся сигаретами, понимая, что ожидать придется долго. Однако на удивление, возле дома старца не было ни машин, ни длиной печальной очереди.

Анна притихла, словно засомневалась в правильности приезда сюда. Или же просто начала волноваться. Ведь не зря людей зовут провидцами. Может ли что-то измениться в ее жизни?

Она нерешительно открыла дверцу. Помедлила, собираясь с духом. Затем твердо направилась калитке и распахнула ее.

Никого. Анна подошла уже к самому крыльцу, как на пороге показалась сурового вида женщина.

— Зря вы сюда приехали. Сегодня неприемный день. Можете записаться на послезавтра.

— Но я не могу послезавтра! Я улетаю.

— Значит, грехи твои не пускают тебя к старцу.

— Я никому ничего плохого не сделала, — Анна, проведя под крылышком Штольцева немало времени, позволила себе расслабиться, потерять панцирь невосприимчивости к неприятностям мира, поэтому теперь просто растерялась от такого глупого обвинения.

— Татьяна, с кем ты разговариваешь? — через открытое окно послышался негромкий, но какой-то магнетический, заставляющий замереть, словно в гипнозе, голос.

— Ни с кем, Авдей Данилович. Заблудились тут люди.

— Послал Бог помощницу. Я тебе сколько раз говорил — не вздумай мне неправду говорить! Проведи гостью. У нее, и правда, нужда, а не глупость с любопытством.

Пристыженная помощница отвела взгляд и, распахнув дверь, недовольно пробурчала:

— Проходи! — И совсем тихо пробурчала: — Вот, стараешься как лучше, а тут так и норовят, пролезть.

Пройдя сени, Анна вошла в просторную горницу. Кругом все было чисто, аккуратно. В красном углу висели иконы, в противоположном — снизу доверху — полки, уставленные банками, бумажными пакетами, из которых выглядывали травы.

За столом, стоящим по центру, сидел сам Авдей Данилыч. Анна, затаив дыхание, не сводила с него глаз. Он был словно ожившая иллюстрация былины или фэнтези — в полотняной рубахе, с совершенно белыми, спадающими ниже плеч волосами. Лицо, покрытое сеточкой морщин, излучало спокойствие и благость. Выглянувшее из-за деревьев солнце осторожно скользнуло в комнату и осветило старца, словно окутав его священным ореолом.

Он поднял взгляд на Анну, и она едва не забыла, как дышать. Ей прямо в душу смотрели совершенно молодые, ярчайшего лазурного цвета глаза. Она понимала, что нужно объяснить, зачем пришла, что ее заботит, однако не могла вымолвить ни слова. Язык словно перестал воспринимать сигналы мозга и совершенно не мог пошевелиться. Но уже через несколько мгновений ее это совершенно перестало заботить. Ей стало хорошо и спокойно. Она знала: то, что скажет сейчас этот человек, поможет ей принять важное решение.

— Найдешь свой путь, когда потеряешь дорогу…, — немного помолчав, промолвил хозяин дома. — А теперь иди.