Ему представилось, что все великие ораторы всех времен собрались здесь и укоризненно смотрят на него.

Убаюканная его объятиями, Анна задремала — сказывались усталость, переизбыток эмоций и успокаивающий стук сердца, которое билось теперь только для нее.

Глеб аккуратно положил девушку, и всю ночь не сомкнул глаз, обнимая ее и перебирая пальцами роскошные локоны.

Глава 12

Наутро, как ни в чем не бывало, выглянуло солнышко, будто не оно вчера даже не попыталось взять под контроль водяную стихию.

Телефон просох, и вызвать подмогу уже не представляло никаких трудностей.

Приехавший трактор не только освободил из капкана машину, но еще и дотащил до трассы — по грязи у нее не было шансов хоть как-нибудь переставлять свои колеса.

В результате такой транспортировки о том, что ниссан серебристого цвета, можно было только догадаться. Поэтому первым делом они заехали на мойку, вблизи которого находился супермаркет.

— Глеб …Платоныч! Можно я схожу в этот торговый центр? Нам же никто уже не угрожает? — Анна просительно приложила сжатые кулачки к груди.

— Прекрати мне платонычать! Иди! Только имей в виду, там продавцы, как в бутиках, за тобой не ходят. Нужно взять понравившийся товар, положить в корзину и подойти к стойке регистрации, то бишь кассе. А дальше просто расплачиваешься.

Лицо Анны выражало искреннюю радость ребенка, которому впервые доверили сходить за покупками. Глеб снисходительно усмехнулся, покачав головой — сущий ребенок!

Мужчина приготовился к долгому ожиданию и достал сигареты. Точным движением он выбил одну из пачки и прикурил. С наслаждением вдыхая дым, он медленно, словно медитируя, выпускал его через нос. И так увлекся этим занятием, что не сразу заметил Анну, преодолевшую уже полпути от супермаркета к мойке.

Его брови, как по команде, сложились изумленным домиком, а глаза отказывались верить сами себе. Сигарета, почувствовав, что ей не уделяют прежнего трепетного внимания, выпала изо рта, мстительно оставив дорожку пепла на футболке.

И причиной его ступора был совсем не факт быстрого возвращения начинающей хозяйки и не отсутствие пакетов — Анна шла, бережно прижимая к груди бледно-розовую куриную тушку.

— А-а-а-а-нна Викторовна! — шокированный Штольцев снова по привычке обратился к ней на «Вы». — Вы …зачем курицу к себе прижимаете?

Эти слова сразу вызвали неприязнь к мужчине у несчастного, дрожащего, как осиновый лист, существа, отчаянно прижимавшегося к груди Анны.

В ответ на курицу, оно высунуло из-под ее руки заострившуюся мордочку. На Штольцева уставилась пара миндалевидных глаз, выражавших крайнюю степень отчаяния и обреченности.

— Мяу, — хотело сказать оно, но из горла вырвался только сиплый, кашляющий звук.

Штольцев не был суеверным, но сейчас едва остановил руку, которая автоматически хотела совершить крестное знамение. На его глазах ожила тушка и, как из другого мира, взглянула на него глазами гуманоида. Довершали сходство с представителем инопланетного разума уши, похожие на локаторы.

Он, конечно, и раньше видел сфинксов, однако только на картинках. Вживую — впервые, тем более так неожиданно. И никогда эти животные у него не ассоциировались с домашними питомцами. Они скорей вызывали инстинктивное отвращение, чувство гадливости, как нечто противоестественное, как аномалия. Кошка — это кошка. А лысое существо казалось каким-то генетическим сбоем. Сразу вспомнились экспонаты из Кунсткамеры.

В силу своей профессиональной деятельности он перевидал много такого, от чего у простых людей стынут жилы. В обморок не падал, нос не зажимал. Он был профессионалом, целью жизни которого было раскрытие преступлений. Он ловил маньяков, убийц, чтобы оградить мир от этой скверны. Но в глубине души был эстетом. Он презирал болезненное любопытство зевак, жадно рассматривающих аварию и фотографирующих кровь, трупы, чужую боль и смерть — чтобы потом своей жалкой личности придать хоть какую-то важность, показывая всем знакомым. «О Боже! Мне такое пришлось пережить!!! Я не знаю, как с этим справиться, по ночам спать не могу!!! Вы только посмотрите на это!!!» Чужой бедой они привлекают внимание к себе, к своей ничем не выдающейся персоне.

Глеба передернуло от своих мыслей. Да, посещая Кунсткамеру — как одну из достопримечательностей Питера, он не обошел стороной зал, где размещены уродцы. Но раз он пришел туда, то должен был сложить представление обо всем.

И тут такой же уродец, прикинувшийся едой, у Анны на руках.

— Где ты взяла это… существо? — брезгливо глядя на слезящиеся глаза и нос, вокруг которого пузырилась вытекающая жидкость.

— Это кошка, вернее кот!

— Фу, Анна! Какой это кот! Это же стыд и срам. Его без штанов нельзя показывать — все репродуктивные органы на виду.

Анна умоляюще посмотрела на мужчину.

— Глеб… Платоныч! Я шла мимо мусорных бачков и остановилась от такого же звука, который он сейчас издал. У меня тонкий слух, поэтому я и услышала. Наклонилась и увидела его глаза, а в них — мольба о помощи. Я протянула руку, и он вылез. Он доверился мне. У него косточки выпирают, он болен. Это же не помойный кот. Очевидно, он потерялся. И оставить его там было бы просто преступно.

Анна говорила часто, горячо, словно боясь, что Штольцев ее сейчас перебьет. В синющих глазах плескалась мольба.

— Ты же понимаешь, что разыскивать хозяев, расклеивать объявления мы не можем, у нас нет времени. И если оставим здесь — он просто умрет. С юридической точки зрения — это неоказание помощи лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии, при возможности оказать такую помощь или несообщение о таком состоянии лица надлежащим учреждениям либо лицам, статья номер…, — невесть откуда взявшиеся познания в юриспруденции закончились, и Анна запнулась, почувствовав, что исчерпала весь возможный запас аргументов.

— Статья 136, — машинально ответил Штольцев, ужаснувшись перспективе соседствовать с чихающей и сопливой ошибкой природы.

— Хорошо. Заверни его в плед. Приедем в Москву, поместим в ветеринарную клинику и попросим после выздоровления куда-нибудь пристроить.

— А ты веришь в любовь с первого взгляда? — неожиданно спросила Анна с затаенной горечью.

Глеб поперхнулся. Умеет девушка озадачить…

Конечно, нет! Годами устоявшееся мнение было именно таким. Любовь — это гармоничное созвучие мыслей, эмоций, чувств. Тройственный союз Ума, Души и Тела. А с одного взгляда разглядеть того единственного человека, который тебе может заменить всех? Именно взгляда. Глаза в глаза, а не просто распустить павлиний хвост при виде смазливой мордашки.


Сплетенье взглядов — волны двух морей,

Они друг друга медленно ласкают.

Они друг другу тайны открывают,

И скажут о любви всех слов верней.


Глаза в глаза! И голова кружится.

Дыханье сбилось, сердце, как набат.

Глаза — магнит, усиленный стократ..

Такое с каждым может ли случиться?


Взор взору страсти руку подает,

И тело плавится в немыслимом томленье.

И ум, отбросив всякое сомненье,

Контроль над жизнью взгляду отдает…

Даже если бы захотел, Глеб никогда не смог бы забыть тот миг, когда впервые открыто взглянул в глаза Анны и понял, что в этих глазах — озерах навеки утонула его душа. Без малейшей возможности когда — либо освободиться. Не сразу он признал этот факт, но отрицать очевидное глупо.

Именно с первого взгляда он полюбил эту просто неземную девушку. Полюбил чуть не до беспамятства, до отречения от своих привычек.

Но сейчас он просто завис. Он предложил выйти за него замуж, сказал, что хочет детей…Это же гораздо весомей, чем киношные признания. Еще не хватало букет в зубы и встать на колено. Глеба едва не передернуло. О любви говорить, это словно обесценить что-то сокровенное. Без слов ведь видно по делам, по поступкам, любит или нет. Женщина, которую любят, не станет задавать вопросов. Она это чувствует, знает, и этим знанием, как броней, защищена от всех невзгод мира.

Почему она спрашивает? Неужели не чувствует? Глеб растерялся. Может поэтому она и не хочет остаться с ним. За что ж ему такое наказанье?

— Почему у тебя возник этот вопрос? — хрипло спросил он.

— Потому что я полюбила с первого взгляда.

Руки Глеба похолодели, он настолько разволновался, что позавидовал барышням, которые в любой непонятной ситуации могли элегантно потерять сознание. Он изумленно смотрел на Анну и боялся дышать.

— Когда смотришь глаза в глаза, сразу становится ясно, кто перед тобой. Тот, кто не предаст никогда или тот, кто, хочет лишь что — то получить от тебя. А получив все, что было нужно, исчезнет, прихватив в качестве трофея твою веру в добро.

Штольцев прокашлялся. Нервно потянулся за сигаретой, но прикуривать не стал — Анна была слишком близко. Он затаил дыхание. Боялся думать, что последует за этим разговором — они будут вместе или новый вираж мучительного «мы не можем быть вместе».

— И когда я увидела его глаза, — Анна осторожно погладила лысое существо, преданно глядящее на нее, — я поняла, что он самый лучший. Самый преданный кот на свете. И я не смогу его оставить. Я тебя прошу — не надо его никуда пристраивать. Сфинксы — они особые. Они могут влюбиться с первого взгляда. Пожалуйста, пусть он побудет у тебя. Я за ним вернусь.

Напряжение было настолько велико, что когда схлынуло, Штольцев не знал, что ему делать: разозлиться или рассмеяться. «Ну вот, еще один соперник появился», — иронично подумал он. И эта мысль едва не перекрыла главное. «Я за ним вернусь!» Вцепиться бульдожьей хваткой и вытрясти, что она подразумевает? Так с ней такой номер не проходит. Некоторые вещи скажет и как отрежет.