Встроенный шкаф был раскрыт, вещи сиротливо валялись на полу, сигнализируя о том, что хозяйка попала в беду. Не успел он толком осмотреться, как слух уловил щелчок открываемого замка.

Мгновенно среагировав, Кирилл втиснулся в шкаф и потихоньку потянул за собой дверцу.

Послышались тяжелые шаги, свидетельствующие о внушительной комплекции нежданного посетителя. Он видимо пришел без какой-то конкретной цели, потому что просто постоял в прихожей, затем рассеянно прошелся по залу. Кирилл перевел дух. Просто пришел. Ничего не ищет. Возможно, надеялся застать хозяина. Хотя радоваться было рано!

— О, Харитон! Как ты, дружище? Потерпи. Найдутся твои хозяева. Кормят тебя хорошо? — скрипнуло кресло, очевидно возмутившись крупногабаритности гостя. В ответ раздалось сиплое мяуканье. Кот!! Кирилл в ужасе понял, что с его аллергией на кошек остаться незамеченным не удастся. И как последний гвоздь в крышку гроба — он узнал голос. Без сомнения, это был Рогозин. Именно с ним он обсуждал требования к телохранителю Анны. Кирилл почувствовал, как холодный пот заструился по позвоночнику.

— Ну, я пойду. Не скучай, — слова Рогозина зажгли огонек надежды.

Человек встал, шаги послышались в прихожей. Однако радость несанкционированного арендатора шкафа была преждевременной. С момента внедрения туда он уже чувствовал себя не в своей тарелке. Глаза начали слезиться, будто в них сыпанули песка. Горло запершило, в носу началось характерное жжение. И, несмотря на все титанические усилия, он громко чихнул. Что и повлекло за собой неотвратимые последствия. В мгновение ока Рогозин оказался возле шкафа.

— Руки за голову и выходим, иначе продырявлю по всей площади, — угрожающе скомандовал он. Притворяться молью или мужиком, ждущим трамвая, было бессмысленно, поэтому Кирилл послушно покинул убежище.

— Ты кто?

— Командир. Тут такое дело…, — Кирилл хотел что-нибудь сплести про то, что был у любовницы, и как в анекдоте, приехал муж. Однако фантазии его не суждено было развиться, потому как Рогозин тоже узнал голос.

Пазл сложился.

— У любовницы, говоришь, ну-ну. В российской тюрьме ты сам любовницей станешь. Где Глеб и Анна? — угрожающе спросил он. И видя, что визави собирается изобразить святое неведение, тут же остудил его вдохновение.

— Слышь, ты. Аль-Сучино хренов! Считаю до трех и начинаю простреливать тебе по очереди коленные чашечки, потом яйца. Если ты такой мученик за идею, то третий — четвертый выстрел и ты труп. Где Штольцев? — он щелкнул предохранителем пистолета.

— Вы не посмеете! Я гражданин Италии, — Кирилл пытался не показать животного страха, который липкими путами обволакивал все тело.

— Назови хоть одну причину, по которой твоя целость для меня будет представлять интерес? Поверь, как спрятать труп еще и твоей мафии мастер-класс покажу.

Рогозин выстрелил в пол. Аккурат между щегольскими носами дорогих туфель.

— Последний раз спрашиваю — по-доброму сообщаем или нет?

— На заброшенном паркинге, там автомастерская, в Зеленограде. Игнат Леший заправляет. Можно я платок достану, у меня аллергия, кажется? — И засунув руку в карман, он нажал на висевшую смс-ку — «отправить»

— Ты чего там, сучоныш, делаешь? А ну доставай!

Как ни в чем ни бывало Кирилл достал платок и приложил к носу.

Рогозин потом ругал себя последними словами за то, что не выпотрошил ублюдка вверх ногами, как Буратино.

Оказалось, что личность Лешего широко известна в узких кругах, поэтому координаты мастерской сразу были озвучены. И группа захвата, соревнуясь в скорости с смс-кой, тут же помчалась по указанному адресу.

— Моли Бога, чтоб с Глебом все было в порядке. Иначе я тебя там же пристрелю. Вперед, — и Рогозин от души пнул доморощенного мафиози.

Рогозин выскочил на улицу, нелюбезно подталкивая взашей пленника. Достав из бардачка наручники, приковал его к двери. Взревел мотор, и машина рванулась из двора. Однако вылетев сквозь арку, она остановилась, как вкопанная. Рогозин, еще не обработав сигналы мозга, рефлекторно ударил по тормозам. Боковым зрением он увидел в машине Анну.

Не отличаясь кротостью нрава, Сан Саныч выскочил из машины, отворив пассажирскую дверь в четверть силы зарядил недобровольному пассажиру в глаз.

— Ключи, сука! — взревел он. Кирилл неохотно полез в карман пиджака и протянул Рогозину. Надеясь, что Штольцев уже где-то на полпути к праотцам, он все же не верил, что полковник полиции учинит самосуд. Поэтому присутствия духа не терял.

Открыв машину, без слов, Рогозин потянул за руку Анну, на ходу чмокнув в щеку.

— Малышка, все хорошо! Сейчас едем забирать твоего узника замка Иф.

Анна, пережившая за это время немеренно потрясений, уже ничему не удивлялась. Поэтому увидев здоровяка Рогозина, который навещал ее в клинике, вздохнула с облегчением. Она поверила, что все теперь будет хорошо.

Глава 32

Штольцев, поняв, что влип по-крупному, озаботился вопросом — как не потерять связь с реальностью. Ведь последнее дело — падать духом. Несмотря на очевидную «задницу», в которой он оказался, мозги должны работать, как часы, до последнего момента. Чтобы не пропустить малейшей возможности выбраться, ибо очень не хотелось, чтобы тот самый момент наступил по чужой воле. Причем по воле этого урода. Итак, запоминаем.

В первый день его били. Жестоко, больно, но спасибо им, что не профессионально. Хотя, конечно, говорить спасибо за то, что тебя превратили в грушу, несколько странно. Но… из зол это пока меньшее.

Анна. Чудо, согревшее его жизнь. Этот гад пытается ее сломать, избрав рычагом давления любовь. Вреда он ей не причинит. Его девочка справится. Она боец. Сердце ухнуло и забилось часто и радостно. Ее «Люблю» — это анестетик, мгновенно обезболивший ушибы и ссадины. Это эликсир жизни.

Когда Разумов раскрыл карты, стало понятно — надеяться не на что. Только на звериную чуйку Сашки. Ребята, наверняка, на уши встали, когда он не доехал на планерку. Возможно, с его телефона отправили смс-ку типа: «Срочно уехал». Но надо ж разблокировать аппарат, найти умельцев… Это время. Но к вечеру ребята уже должны были задуматься.

День второй. Наверно, уже его ищут. Принесли «еды» — кусок хлеба и почти муляж колбасы. Объявлять головку бессмысленно. Эта акция здесь не привлечет внимания прессы, только лишит сил. Самое главное — бутылку воды. Опять краткий миг счастья — голос Анны. Бедная девочка! Она выдержит. Пока жив — она будет чувствовать его любовь, его поддержку.

День третий. Опять били. Сегодня расщедрились на «Доширак» — сроду б не знал, как выглядит то, что возглавляет хит-парад быстрой еды. Опять звонок. «Люблю». Душа в лохмотья. Как же он не уберег их счастье?! Хотелось загрызть себя. Аня. Анечка. Воспоминания кружат голову. Или это от побоев?! Мысленно посылает «Ты боец!» Держись, девочка! Что б ни случилось!

День четвертый. «Люблю». Избитый, обессиленный, он слегка оживает. Хоть на минуту вернуться в счастье. Закрыл глаза. Хочется прижать к себе хрупкую фигурку. Поцелуями рассказать, как он соскучился, почувствовать, как откликается ее ждущее лишь его ласки тело. В этом он уверен. Никогда в жизни ему не доводилось чувствовать каждой клеточкой души и тела такое единение. Дух захватило от воспоминаний о близости. О звездах и искрах в глазах. Словно минуту назад свободная рука гладила грудь. Ладонь ощущает шелк кожи. Усмехнулся. Если бы не так все болело, то глядишь, и не только ладонь отреагировала. Моя женщина. Посланная судьбой.

Мысли об Анне давали возможность держаться. От голода и побоев кружилась голова. Силы таяли. Без сознания не хочется валяться, как мешок опилок. Не хочется. Совсем не хочется.

Но силы духа не хватало, чтобы сознание временами не уплывало. Провалился. Или все-таки уже умер? Разговаривать с ним некому…

— Ээээй! Слышь! Ты живой? — Глеб почувствовал, что кто-то тянет его за руку. С трудом открыл глаза. Мальчишка. Точно умер. А то, что ангел чумазый, так ничего удивительного — умер чуть не на помойке, значит и ангел такой.

— Ты, что ль Анькин хахаль? — речь ангела была очень далека от эталонной речи служителей небес.

Штольцев понял, что с реальностью поссорился однозначно. Однако этот херувим из трущоб был наверняка лучшим учеником Пантелеймона Целителя. Ибо точно умел воскрешать.

— Анька твоя — зачетная телочка. Я б ей вдул! — подняв вверх большой палец, с важной миной произнес он.

В другой ситуации такие слова затолкались бы сразу же в глотку или еще куда, но видно было, что в устах мальца эта похабщина расценивалась как высшая похвала. Непроизвольно Глеб захохотал, однако тут же закашлялся и согнулся от боли. Наверно, сломаны ребра.

— Так Анькин или нет? А то мне вписываться за ненужного чувака не в кайф.

— Тебя кто такому научил? — Штольцев не мог в себя прийти. Смех пронзал все внутренности рвущей болью, но сдержаться тоже не было никакой возможности. — Давай по-человечески говорить, а то ты меня доконаешь, — едва ли не смахивая слезу, простонал он.

— Да точняк Анькин. Не фраер, — продолжал мальчишка, не имея в лексиконе приемлемых аналогов для выражения своих мыслей. — Кароч, Аньку заставили бомбить на вокзале, она согласилась, лишь бы тебя не пришили. Она сказала: «Подойди к любому мусору и побазарь, чтоб нашли Рогозина и заставили искать его кореша. Потому что расписаться на заборе самому не светит» А я подставляться не хочу. Не лох. А то меня сразу в приемник загребут, не отмажешься тогда. Я вот тебя нашел. Чо будем делать?

— Для начала найди какой-нибудь гвоздь. Видишь, браслет не пускает расписаться на заборе.

— Так у меня писало есть. На! — и парнишка протянул свое сокровище — складной ножик. Штольцев стремительно набирал очки в его глазах.