Мужчина ловко расправился с наручником, надежно удерживавшем его возле стены, чем автоматически вознесся в ранг наивысших авторитетов. Гриня (а это был именно он) с затаенной грустью посмотрел на него и мечтательно подумал: «Вот бы его можно было называть «Батя». Однако, чтобы это произошло, нужно было, чтоб он отсюда унес подальше ноги. Хотя, кажется, его ноги далеко не унесут.

— Пошли, там есть лаз! — сдержанно сказал он, чтоб его не заподозрили в слюнявых мыслях.

Глеб, опираясь о стену, превозмогая боль, поднялся и, еле переставляя ноги, последовал за мальчишкой.

Примечания. бомбить на вокзале — просить милостыню.

расписаться на заборе — совершить побег

писало — нож

вписываться за кого-то — помогать, заступаться

* * * * *

Получив приказ, наемники Кирилла, лысый и компания, прыгнув в машину, поспешили к пленнику. Врожденное или приобретенное чувство ненависти к «белой кости», к коей они безошибочно причислили Штольцева, получило возможность удовлетвориться. Как сказал Гриня, Глеб не фраер, а настоящий мужчина. Избивая его, братки надеялись услышать скулеж, мольбу о пощаде, увидеть страх в глазах. Однако их ждало разочарование. Но тогда приказ был — держать живым. Сейчас же, словно акулы, почуявшие кровь, они надеялись сломить этого гордеца, с презрением смотревшего на них. Поэтому планировали не просто пристрелить, а изрядно поиздеваться.

Вальяжной походкой хозяев жизни они появились на территории парковки. Громкое ржание должно было заранее известить жертву об их приближении, чтобы загодя заставить подергаться. Однако болтающийся на стене наручник без руки и соответственно без пленника ввергнул их в состояние ступора. Вход сюда был через территорию автомастерской, чужие не зайдут и не выйдут незамеченными. Но … клетка была пуста. Ругнувшись, они ринулись на поиски. Обежав рысью весь первый этаж, они, к своей великой радости, увидели беглеца, которому не удалось далеко убежать. Лаз, о котором говорил парнишка, был слишком тесен для мужчины средней комплекции. А расширить его не было сейчас ни сил, ни возможности. Услышав голоса своих палачей, Глеб понял, что Фортуна не слишком гуманно шутит. Скорей жестоко. Дав надежду на спасение, отдать его врагам на растерзание в шаге от свободы.

— Немедленно уходи как можно дальше, чтоб тебя не увидели, — коротко приказал Штольцев мальчишке. Гриня и сам испугался, ведь если его заподозрят в пособничестве, закопают их вместе. Однако бросать своих, а Глеба он уже автоматически причислил к своим, не давала совесть. Встретив твердый взгляд мужчины, он почувствовал, как слезы закипают в глазах. Слезы, о существовании которых он напрочь забыл. Ему было до дрожи страшно. И в тоже время, он не мог смириться с мыслью, что этого мужчину, подобных которому он не встречал, сейчас убьют, рвала душу. Уже не сдерживаясь, он заревел чуть ли не в голос.

— Ты только не умирай! Слышишь! Не умирай! Анька тебя любит. Она сказала, что любит. Черт с ним, я сейчас побегу к ментам и позову на помощь! Только держись.

И мальчишка пустился со всех ног по направлению к трассе. Отчаяние, которое захлестнуло его, придавало сил и решимости. Он, конечно, не надеялся, что эти люди, которых он чуть не боготворил, заберут оборванца с помойки к себе. Но в душе его, заскорузлой и иссушенной передрягами, их любовь разбудила мечту о человеческой жизни, стремление к добру.

Чуть не бросившись под первую попавшуюся машину, он, не обращая внимания на ругательства, заорал:

— Скорей звоните в полицию, там человека убивают!

*****

Старичок, сидевший за рулем, поверил пацаненку, на котором лица не было от страха.

В итоге, освобождать пленника мчались уже три группы. Первой на месте оказалась группа захвата, вызванная Рогозиным. И нужно сказать, очень вовремя. Бандиты, позубоскалив над неудачливым беглецом, только приступили к «десерту», отвесив по удару, как были скручены и сунуты мордой в цементный пол.

Затем, точно определив эпицентр событий по шуму, влетели Рогозин и Анна.

Бравые собровцы уже собирались на руках транспортировать Штольцева к машине, чему он яростно воспротивился. Шатаясь, он поднялся, очевидно, интуитивно почувствовав, что нужно приложить все силы, чтоб не показать, насколько ему плохо. И увидев Анну, соревнующуюся в беге с другом, понял, что чуйка не подвела. Прислонившись к стене, собрав волю в кулак, он самоотверженно пытался делать вид, что все в порядке.

Однако увидев Анну на сносях, едва не лишился последних сил. Он воочию убедился, что его любимая, действительно, пошла на паперть, лишь бы его спасти.

— Чувствую себя царем Салтаном, у которого сын рос не по дням, а по часам! — едва слышно проговорил он. И лучики счастья успели сверкнуть в его глазах прежде, чем он потерял сознание.

Шмякнуться кулем ему не позволил подбежавший Рогозин.

— Фух, тяжелый, чертяка! — пропыхтел он, — Давайте, помогайте, чего увлеклись, — поторопил он команду, которая сочетала не брачными узами преступников. К тому же бравым собровцам показалось, что они пытались оказать сопротивление, поэтому сейчас огребали от чистой души и тяжелого сапога идущие пинки и тумаки.

Пара ребят помогли Рогозину донести Глеба до фургона, где в аптечке хранилось негуманное средство приведения в сознание — нашатырь.

Не доверяя никому, рослый здоровяк превратился в нежную няньку, которая готова была сейчас сюсюкать и целовать в макушку своего подопечного. Он капнул едкую жидкость на ватку и осторожно поводил перед носом друга.

Поморщившись, тот открыл глаза, в очередной раз задавая себе вопрос: «Не умер ли?» Только что он сидел, как пес на цепи, а сейчас его окружают дорогие ему люди. Правда, виделись они ему еще смутно, поэтому опять их присутствие можно было списать на игры воспаленного разума. Сашка машет перед носом какой-то дрянью, Аня держит его за руку. Все счастливые. Что-то говорят. Постепенно зрение начало восстанавливаться, шум в голове сменился просто тихим прибоем. Хотя от этого прибоя сильно мутило.

— Что, брат, не ожидал, что Анютка так быстро от тебя понесет? И в обморок решил, как барышня, грохнуться? — донеслось счастливое издевательство друга. Анна смутилась — она и забыла, что эрзац-беременность все еще при ней. И прилюдно от нее не избавиться. Это была не банальная подушка, которая при первом неудобном случае норовила выскользнуть, а вполне современный силиконовый аналог.

Но искать укромное место и озвучивать проблему сейчас, было совершенно неуместным. Глеба нужно было срочно доставить в больницу.

— Сан Саныч, имейте совесть, я ж не могу при вас разродиться, да к тому же некогда!

Рогозин, убедившись, что друг не собирается в ближайшее время отбрасывать коньки, захохотал.

— Ну, девочка! С тобой не соскучишься, — и тепло посмотрел на нее. «Да, Нинель на паперть не пошла бы», — подумал он, глядя на измученное лицо девушки, на глубокие тени под глазами и плохо замаскированный синяк на скуле.

Дав команду водителю трогаться, он крикнул, выбросив ключи:

— Эй, ребят, там в моей «Тойоте» сидит еще один говнюк, который намеревается оказать сопротивление или попытается сбежать. Только не сильно, мне его еще допрашивать. Машину к Склифу. Мы туда.

Глава 33

В приемном покое их уже встречал доктор, сухопарый, с бородкой, напоминавший булгаковского профессора Преображенского. Однако, как выяснилось, сходство было только внешним.

— Ну-с, молодые люди, укладываем пострадавшего на каталку и в регистратуру, заполняем данные о пациенте, а мы пока его осмотрим. А вы, милочка, так понимаю, жена или сожительница? Вам совсем здесь делать нечего. Поезжайте домой.

— Я никуда не уеду, — едва не сорвалась на крик Анна. — Вы не знаете, что с ним произошло, ему нужна моя поддержка!

— Вижу, избили. Бывает. Довольно замызганный вид. Отмоем. Поверьте, ничего такого, с чем бы мы не могли справиться без вашей помощи, нет, милочка! Поезжайте домой.

Анна представила, что чужие женские руки будут касаться тела его любимого. Ей чуть не стало плохо.

— Я сама отмою! И, может, уже начнете оказывать помощь?! Он ведь в полубессознательном состоянии!!!

«Преображенский» посмотрел невозмутимо на нее и изрек:

— У нас нет родильного отделения, это раз, не хочу еще и роды принимать, а два — каждый должен заниматься своим делом. Поэтому потрудитесь покинуть помещение, вам самой себя надо отмыть, — и скомандовал санитарам: — В санпропускник.

Анна почувствовала, что слезы готовы брызнуть фонтаном. Равнодушие и циничная снисходительность доктора грозили стать последней каплей в чаше унижений. Будто она по своей воле выглядит нищенкой!

— Я должна быть с ним! — очередной раз засунув гордость до лучших времен, со слезами на глазах, взмолилась она.

— Короче, Склифосовский! Мы останемся здесь. И это не обсуждается, — Рогозин, выполнивший формальности, навис над доктором, давая понять, что сейчас не время меряться авторитетами. Не очень бережно взяв за рукав, он отвел его в сторону и прошипел.

— Если у девочки будет нервный срыв, я тебя заставлю твой диплом и все грамоты съесть. Их только что освободили из лап бандитов, а ты тут бюрократию устраиваешь. Сейчас вы его обследуете, окажете первую помощь, уложите в двухместную палату со свободной койкой. А я пока отвезу ее отмыться и привести себя в порядок. И через пару часов будем здесь.

Неизвестно, то ли красноречие Рогозина произвело нужное впечатление, то ли обещание накормить дипломом возымело действие, но доктор сделал вид, что победило человеколюбие.

Штольцева увезли, а Рогозин, бережно обняв Анну, поспешил успокоить:

— Аня, сейчас мы ничем не поможем, поэтому я тебя отвезу домой, отмоешься, переоденешься, разродишься, наконец, и вернемся.