День выписки пришелся на субботу. Рогозин, по случаю выходного, решил посвятить его другу, предоставив Анне возможность пообщаться со своей женой и пройти сокращенный курс «Молодой хозяйки». Девушка давно решила, что ее хищник (мужчины ведь любят мясо) будет есть только из ее рук. Она безмерно гордилась тем, что уже научилась варить куриный бульон — лучшее средство для восстановления сил — и поила Глеба в больнице чуть ли не из ложечки, тем самым вызывая притворный протест и внутреннее упоительное чувство нужности.

Мужчины — большие дети. Под маской суровости, скептицизма, порой цинизма прячется трогательная потребность быть обласканным. И, наверно, чем сильнее эта потребность, тем глубже она прячется в настоящем мужчине. Ведь он считает, что это проявление слабости…

И Штольцев в этом плане не был исключением. Сейчас он наслаждался той аурой заботы, которой окружила его Анна. Но отчаянно делал вид, что просто подчиняется от безвыходности положения.

Девушка забрала в свои маленькие руки бразды управления процессом выздоровления.

И каково же было ее изумление и огорчение, когда вернувшись от Натальи с приподнятым настроением, книгой рецептов и свежими идеями, она увидела на кухне картину, сопоставимую с благодушными «Кутежами» Пиросмани. Стол украшали две бутылки, бывшие домиком для благородного напитка. Одна из них была пуста, вторая на половину наполнена. На тарелках — сыр, порезанный лимон, две шоколадки, не удостоенные чести быть вынутыми из фольги, полторашка минералки. Дым столбом и счастливые лица друзей, державших рюмки в фазе тоста, завершали простоту и непринужденность композиции.

Глотнув воздуха, Анна приготовилась к горячей обличительной тираде. Однако страх за любимого оказался сильней желания усовестить кутежников, и она расстроено и тихо выдавила из себя:

— Сан Саныч!!! Вы что, хотите меня молодой вдовой оставить?! И друга вам не жалко! Как вы могли! Глебу ни курить, ни пить нельзя! Он же на лекарствах еще! А вы…, — глаза ее, полные укоризны, готовы были наполниться слезами.

Рогозин расхохотался. Прозвучало торжествующее «Дзынь» и тост:

— За наших любящих и любимых женщин! — и сопровождаемые изумленным взглядом девушки рюмки сначала направились к ноздрям пирующих, вызвав сладкий вздох, а затем под стол, прямиком в двухлитровую банку из-под огурцов.

— Анна Викторовна! — с укоризной произнес Глеб. — Своему мужчине доверять нужно!

Он встал из-за стола, скривившись от боли, и легонько обнял свою заботушку.

— Ань, я только полсигаретки скурил, а так просто нюхал и наслаждался. А коньяк — ну нельзя же после всего, что произошло, чаем давиться? Мы нашли альтернативу, сейчас закатаем крышкой, а через недельку выпьем, — нежно погладив ее по лицу, приподнял подбородок и поцеловал в носик. Анна притихла, смущенная, счастливо улыбнулась и аккуратно высвободилась из объятий.

— Давайте я вас накормлю — Наташа научила меня делать очень вкусные и полезные вещи. — И Анна выложила на блюдо еще теплое картофельное пюре и паровые котлетки.

Потом все-таки Сан Саныч напомнил про чай, непременный атрибут прощания, и раскланялся, понимая, что молодожены уже соскучились друг по другу.

Проводив до порога Рогозина и закрыв дверь, они одновременно сказали:

— Глеб!

— Аня!

Изумленно взглянув друг на друга, они тихо рассмеялись.

— Я хочу тебе что-то сказать!

— Я тоже!

— Говори!

— Давай, ты первый!

— Ань, я не знаю, как ты к этому отнесешься, но я попросил Рогозина разыскать парнишку, благодаря которому я выиграл несколько минут. Тот, который от тебя прибежал. Он еще и помощь вызвал. Правда, она могла бы опоздать, прибыли в аккурат, как мы уехали. Но не суть. Во-первых, я должен его отблагодарить. И …, — Глеб просительно заглянул в глаза любимой, — может, возьмем его к себе? Раз мы пока с детьми не определились. А он, хоть и выражается, как отпетый бандюган, но настоящий. Знаешь, как он тебя охарактеризовал? Надо было б накостылять за такое, но он искренне тобой восхищался.

Анна засветилась от улыбки.

— Представляю себе. Глеб, я тебя об этом же хотела просить! Возьмем, да?! Если найдем родителей или родственников, то отдадим, но со дна его необходимо вытащить. Его Гриня зовут.

— А я переживал, что ты будешь против.

— А я боялась, что ты не согласишься. Зато меня не волнует твое мнение насчет уколов. Давайте, Глеб Платоныч, оголяйте свою филейную часть!

*****

Подставив губы для предсонного поцелуя, Анна заботливо укрыла своего мужчину, и, сняв халатик, с замирающим сердцем юркнула под одеяло. Можно было, конечно, постелить себе на диване, но достаточно в их короткой совместной жизни было передряг, чтобы отказываться от блаженства ощущать близость любимого человека, его дыхание, прикасаться к нему спящему.

Усилием воли она сосредоточилась на воображаемой точке, как во время выполнения фуэте, абстрагировалась. Затем хронический недосып сначала в бомжатском притоне, затем в больнице, суматоха сегодняшнего дня дали о себе знать, и она уснула.

Штольцев пытался последовать ее примеру, но безуспешно. Он старательно жмурил глаза, пока его заботливая …женушка — так просилось на язык слово — но пока только любимая женщина — уснула. Но едва она мирно засопела, сонливость, как рукой, сняло. Ярко светившая луна позволяла видеть все изгибы до боли желанного тела.

Тонкая сорочка обрисовывала манящие груди со всеми деталями. Четко выделяющиеся холмики, венчающие их, словно дразнили. Звали и притягивали взор и не только взор. Штольцев закусил до боли губу. Судорожно сглотнул. Нестерпимо хотелось обхватить ртом эти вершинки, втянуть в себя вместе с шелком, прижать, выпустить, снова прижать. Играть, дразнить, пока хозяйка не застонет во сне. Сердце билось гулко. Так гулко, что казалось готово выпрыгнуть из груди. Губами это сделать невозможно, придется склониться над ней. Но боль, от которой темнеет в глазах, не позволит это сделать…

Желание стало непереносимо острым, и Глеб, скривившись и едва не охнув, повернулся на бок. Осторожно протянул руку и накрыл грудь девушки. Ладонью ощущая ее упругость, он с наслаждением поднялся вверх, легонько провел пальцами по ключице, погладил шею, и, понимая, что время целомудренности осталось в больнице, страстными ласками вернулся к груди. Из уст Анны вырвался низкий стон, она подалась навстречу руке и изумленно открыла глаза.

— Глеб! Что ты делаешь? — вмиг пересохшими губами прошептала она.

Мужчина, застигнутый на месте преступления, хотел было отшутиться, однако тело, а соответственно и все функции уже отказывались воспринимать игры разума.

— Я немного…, — слова «пристаю», «ласкаю», «хочу» смешались в винегрет, и он выдохнул то, что было короче и главней, — хочу тебя!

— Немного? — придя в себя, с лукавой улыбкой переспросила Анна.

Понимая, что его любимая и заботливая женщина сейчас скажет «тебе же нельзя!», и не в силах противиться желанию, которое уже имело явно выраженные физиологические признаки, признался:

— Много! Очень много! У меня аж судорогой тело сводит, так много я хочу тебя!

Несколько мгновений Анна лежала, наслаждаясь лаской. Затем осторожно взяла его руку и нежно поцеловала в ладонь, породив цепную реакцию из маленьких искорок блаженства.

— Я тоже очень соскучилась! — с этими словами она села на кровати, небрежно откинула волосы, каскадом упавшие ей на грудь, и, протянув руку, легонько прикоснулась к плечу своего временно ограниченного в свободе действий любимого. Не веря себе, теряя голову от счастья, тот послушно перевернулся на спину.

— Сними рубашку, — хрипло попросил он.

Анна, взявшись двумя руками за подол, одним завораживающе медленным движением стянула с себя шелк, оставшись в кружевных трусиках. Наклонившись, она поцеловала своего мужчину в губы, погладила шею, спустилась руками на грудь, легонько прошлась пальчиками по животу, замерев перед преградой, отделявшей их общее «хочу» от его «нельзя». Проведя руками по бедрам, она поднялась к резинке и, захватив с обеих сторон, медленно стянула с него плавки. Волна ее волос, сорвавшись со спины, окатила неземной лаской живот и пах мужчины, заставив его коротко выдохнуть.

Потрясенный этими новыми, невыносимо чувственными прикосновениями, Глеб едва мог говорить.

— Аня, там в сумке, в кармане, еще с Кинешмы остались анти-пупсы, — попытался он внести свой вклад в процесс, что далось с неимоверным трудом. Мозг отказывался содействовать, тело пылало от страсти, и лишь усилием воли он удерживался, чтобы не перехватить инициативу и тут же не потянуть девушку на себя.

Анна грациозно поднялась, заставив и без того отчаянно бьющееся сердце мужчины колотиться еще сильней. Чуть ли не больным взглядом сопровождал он каждое ее движение.

Приготовившись помочь, он протянул руку за резинкой. Однако Анна мягко положила ее к себе на бедро и легко изогнувшись, позволила Глебу снять трусики. Он в очередной раз почувствовал, что его выдержка находится на грани.

— Аня, я не могу больше терпеть. Иди ко мне, — чуть не простонал он.

Девушка не ответила. Она села на его бедра и склонилась к животу. Легкие поцелуи сводили мужчину с ума. Он полагал, что достиг максимальной точки возбуждения. Но когда ее губы спустились ниже и коснулись его до боли возбужденной плоти, он едва не зарычал. Это была запредельная ласка. Это высшая степень доверия и проявления любви.

— Аня! Аня! — как безумный повторял до тех пор, пока не почувствовал, что их тела уже слились в страстном единении.

Воздух кончился, Вселенная исчезла, весь мир растворился, оставив только их двоих. Несмотря на ограничивающие его движения руки девушки, он не выдержал и, достигая пика, подался вверх, пронзая острым наслаждением и ее женскую суть. Резкая боль компенсировалась неизведанным до сих пор состоянием безумного счастья, эйфории….