Анна тихонько забилась ему в подмышку, аккуратно положила руку на живот, боясь причинить боль.

— Ань, ну вылезь, пожалуйста. Я ж не дотянусь до тебя. Потом скажешь — сделал свое дело и захрапел, — жалобно попросил Глеб.

— Ну, это кто еще сделал, — как маленькая хулиганка, подначила девушка. — Я так соскучилась по твоему телу, а здесь я вся в тебе.

Глебу тоже хотелось обнимать свое сокровище, поэтому он, кряхтя, повернулся на бок и, тронув проказницу за нос, положил руку ей на талию.

— Люблю тебя!

Анна зажмурилась от счастья. Звонкое, как клятва:

— Люблю тебя!

— Я боюсь, теперь мне придется называть тебя «Моя госпожа», — скривившись от боли, пошутил он.

— Почему госпожа вдруг?

Штольцев прикусил язык, не желая выяснять, каков объем познаний о девиациях в межполовых отношениях в этой хорошенькой головке.

— Спи давай!

— Нет, госпожа, так госпожа! Когда ты еще такое предложишь? — развеселившись, Анна принялась доставать своего обычно сдержанного и почти сурового мужчину. — Так что я должна сделать, чтоб еще раз это услышать?

— Еще раз проявить инициативу! — как сытый кот, улыбнулся он.

— А, это когда делают больно, чтоб стало приятно?

— Фу, Анна Викторовна, откуда у вас такие познания? — пряча озорных чертиков в глазах, строго спросил он.

— 50 оттенков серого…, — покаянно призналась девушка. — Я хоть и росла в оранжерее, но общалась с коллегами и интернет у меня был. Так что простите, мой полицейский нравов — успели испортить.

— Не прощу! Придется тебя наказать! Вот погоди, ребра срастутся, будешь пощады просить у меня!

— Ага, — хмыкнула Анна. — Сейчас! Пока — то ты в моей власти! И поверь, я не упущу своего! — Она подхватилась и уселась на кровати, забыв, что ничего на ней нет, опять заставив Глеба сглотнуть слюну и закрыть глаза.

— Знаешь, как мне хочется потормошить тебя! Снова оказаться у тебя на руках! Почувствовать твою силу! Меня просто переполняет какой-то безумный драйв, которого я никогда в жизни не испытывала.

Штольцев, не открывая глаз, нащупал ее талию, огладил бедра, поднялся к груди, задержался, отпустил с сожалением и поймал ее руку.

— Все будет, — тихо, словно тайную информацию выдал. — Давай спать.

— Ну, спать, так спать, — нехотя смирилась разыгравшаяся, как озорной котенок, Анна.

Полностью поглощенные волшебством этой ночи, они все-таки затихли, однако переполнявшие их эмоции не отступали, и им не хотелось расставаться. Ведь еще не придумали такого устройства, которое позволяло бы видеть один сон на двоих, быть вместе во сне. «Это как в могиле, где каждый одинок», — подумалось вдруг Глебу. Он вздрогнул от неожиданной и страшной в своей непогрешимости мысли. Тут же нагло начали втискиваться и другие непозитивные воспоминания. Как быть с детьми? Как узнать тайну своей любимой и не травмировать ее? Что значили слова — ребенок или брак.

— Ты меня не бросишь? — помимо воли вырвался у него вопрос. — Ты меня приручила, как дикого зверя, который теперь потерял все навыки вольной жизни.

— Я боюсь принести тебе несчастье, — Анне тяжело дались слова. — Женщины в нашем роду делают несчастными своих мужчин.

— Что за чушь, девочка моя! Ты мое счастье! И я не хочу слышать никакой ерунды насчет семейных проклятий. Забудь, как страшный сон. Я не смогу тебя разлюбить. Это невозможно в принципе. Как невозможно разучиться дышать.

Они ступили на тонкий лед. Пока можно отодвинуть решение проблемы. Утро вечера мудренее. Но и тянуть с этим долго нельзя.

Глава 35

Жизнь в молодой, хоть и не зарегистрированной в актах гражданского состояния, семье бурлила.

Анна загорелась идеей открыть частную балетную школу, благо опыт у нее был достаточным. А учить детей танцевать ей всегда хотелось. И теперь у нее имелись достаточные средства. Как бы то ни было, нет худа без добра. Страшные дни, проведенные ею в нищенском обличье, а Глебом в застенке, принесли очень весомый бонус — она теперь могла распоряжаться своим наследством, как угодно. Кириллу грозил большой тюремный срок за его злодеяния. И в качестве мужа рассматриваться уже не мог. В завещании указано, что пункт о замужестве теряет силу только в случае смерти жениха или в обнаружении фактов недостойного поведения. Бедный папа. Он даже представить не мог, насколько недостойным оно может оказаться!

Осталось слетать в Италию (конечно, с Глебом! Без него она теперь и шагу не ступит) уладить формальности, проведать маму. Но пока любимый мужчина не в лучшей форме, нужно заняться подготовкой к открытию собственного дела — оформить пакет документов, подобрать персонал, найти помещение. И она с энтузиазмом окунулась в эти хлопоты, успевая накормить свою семью — Харитон тоже входил в нее — и поноситься по Москве, посидеть в интернете, отвечать на звонки.

Штольцев, нацепив бандаж, как бронежилет, тоже погрузился в работу, пропадая там целыми днями. Однажды он нарушил устоявшийся график и пришел к обеду.

Анна сидела за компьютером, когда услышала звук открываемой двери.

Родной голос.

— Проходи, не стесняйся. Теперь будешь жить здесь!

Харитон, сидевший у девушки на коленях, настороженно повел ушами. Не любил он сюрпризов. И кого это еще хозяин в дом притащил? Не пса ли какого-нибудь приблудного? Недовольно фыркнув, он пошел разбираться в прихожую.

Анна последовала за ним.

— Гриня! — Ахнула она. Хотела было полезть с объятиями, но вспомнила, что парнишка к ним не приучен. Ограничившись поглаживанием по голове и ласковой улыбкой, скомандовала:

— Сейчас в ванну, потом я тебе дам что — нибудь одеться, покормлю тебя, а Глеб Платоныч съездит в магазин за новой одеждой.

Гриня молча подчинился, но по его испуганному лицу было видно, что он отказывается верить в происходящее. Запах еды с кухни, чистая квартира, даже сортир приятно пахнет. И Анька живая, добрая, красивая. Он боялся, что все это в один миг растворится. Ведь с той помойки, где он жил, можно было уйти только вперед ногами.

Однако, сколько он ни щипал себя, прекрасная действительность не исчезала, а, наоборот, приобретала все более осязаемые якоря.

Несколько дней он обвыкался, пытался помочь Анне в домашних делах, чем вызывал неизменное умиление с ее стороны и одобрение со стороны Штольцева.

Но поскольку даже у кота был паспорт, то ребенку оформить бумаги нужно было и подавно. И тут возник ряд вопросов.

— Ань, а как мы будем свидетельство Гриньке делать?

— Употребим связи и деньги! — как прожженный делец, ответила она.

— Ты не поняла. В графу отец меня вписать не проблема. А вот что записать там, где мать? Ты же не можешь быть матерью человека, который моложе тебя всего лишь на несколько лет? Нет, ну есть там исключительные случаи в Африке, где десятилетние рожают. Но это же абсурд!

И в самом документе нельзя оставить прочерк в этом месте. По-моему, не бывает так, чтоб в графе мать было пусто. Или не знаю…

Они крепко задумались, понимая, что придется немало поломать голову.

Однако Гриня вскоре сам нашел способ разрешения проблемы.

* ****

— Платоныч! Возьми меня с собой на работу, — попросился Гриня.

— С чего это? — спросил Глеб. Анна начала готовить мальчишку к школе, и поэтому, несмотря на свою загруженность, утро посвящала ему.

— Да не, я потом наверстаю, просто очень хочется посмотреть на твоих работников. Может, и я ментом стану, когда вырасту, — Штольцев этим доводом был сражен и даже не заподозрил, что мотивы у просьбы были совсем другие. Которые вскоре и выяснились.

Полдня Гриня просидел тихо, как мышь, в уголке, терпеливо ожидая, пока Платоныч раздаст всем люлей, кому — то еще и с добавкой. С замирающим сердцем он наблюдал за своим уже кумиром. Благоговейно следил за всеми его жестами: как он крутит в руках карандаш, иронично вскидывает бровь, когда что-то его не устраивает, как уверенно посылает по телефону кого-то, причем использует для этого какие-то мудреные обороты, однако смысл понятен. «Жаль, что ваш отец не предохранялся», — тут Гриня прыснул со смеху, вызвав строгую молнию взгляда.

И только тогда, когда Штольцев выделил время для кофе, мальчишка осмелился затеять разговор.

— Платоныч! А ты и вправду такой крутой, что круче всех? — начал он издалека.

— Ну, на каждого крутого всегда находится тот, кто круче, — улыбнулся Глеб. — Но крутой.

— И все можешь? — Гриня преданно заглянул в глаза мужчине.

— Гриня, кончай с заездами, а?! Давай конкретно, в какой области я должен быть волшебником?!

Парнишка помялся, однако знал, что, сказав «а», нужно говорить «б». И набрав воздуха, выдохнул:

— Найди мою мамку?!

Штольцев на мгновение потерял дар речи. Определенно, сотрясение мозга привело к сбоям в его работе. Ему и в голову не пришло, что парнишка может оказаться не сиротой, и что у него теоретически могут быть вменяемые родители. От мысли, что он так дал маху, ему стало не по себе, и он едва не поперхнулся кофе. Но это дало передышку и возможность собрать все соображения в кучу.

— Гринь, а тебе что, плохо с нами? — пристально глядя на мальчишку, спросил он. — Я не лучший папаша, но мужиком вырастешь точно. А жалеть и защищать от моего произвола Аня будет. Что не так?

— Анька. Аня, — быстренько поправился он, — классная. О такой мамке можно только мечтать. Но как только она твоего родит, ей точно будет не до меня.

— Малец, ты вот соображаешь, что говоришь? В-первых, … — Глеб еще не знал, какие он доводы собирается привести, как вдруг его, словно током прошила догадка. Но, еще не веря в нее, не зная, как относиться, он решил внести ясность. — А с чего ты взял, что мы собираемся детей заводить?