— Это незаконно! — взвизгнула испуганная женщина. Казалось, страх поселился даже в ее жиденькой гульке, стянутой на макушке какой-то сеточкой.

— Уж не полагаете ли вы, что это меня остановит, когда дело касается моей семьи? — ледяная усмешка едва тронула губы мужчины.

В ожидании ответа, он потянулся за сумкой и извлек из нее маленькую ампулу, так же, не торопясь достал шприц и вопросительно посмотрел на Эмму.

Она ошарашено заерзала, совсем не таким ей представлялось это утро. Однако другого пути не было. Этому мужчине невозможно было солгать.

— Мария была моей подругой, несмотря на то, что моя мать работала простой костюмершей. Была в подчинении отца Марии, который был по тем временам большим человеком — директором концертного зала и за билетик на звезду получал гигантские проценты. Мы жили по соседству, поэтому много времени проводили вместе. У нее было все самое лучшее, и поэтому я всегда ей завидовала. Но она не замечала и, как ни в чем не бывало, дарила мне свои платья, которые надевала по одному разу. Дарила подарки. Конечно, у нее всего полно было — почему бы нищенку и не облагодетельствовать?!

Тут Эмма непроизвольно поддалась эмоциям — многолетняя зависть к человеку, чью жизнь она разрушила, снова вынырнула с низменного дна ее души. И глаза вспыхнули недобрым огнем.

Смотреть на нее было противно. Глеб отвел взгляд, привычно сосчитал до десяти, задержал дыхание и обрел способность к бесстрастному восприятию.

— А разве она обязана была вам что-то дарить? Здесь только ее душевная щедрость проявляется. А вы отплатили за все хорошее…Не ошибся я в вас…, — презрительно произнес он.

— Да что вы понимаете? — снова забывшись, воскликнула Эмма. — Это я познакомила ее с Виктором, чтобы он спас от тюрьмы ее папашу, которого за взятки ОБХСС прижал. А она меня и отблагодарила.

— Так он был вашим женихом? — удивленно поднял бровь Штольцев.

— Да! — словно придав себе важности, выпятила грудь вперед женщина.

Шестеренки в мозгу сыщика завертелись хаотично. Что же получается? Такой суперположительный мужчина берет в прислуги бывшую невесту? Это кощунство, по меньшей мере. И глупость.

Штольцев пристально посмотрел на домоправительницу тем взглядом, от которого преступникам хотелось стать как можно незаметнее.

Эмма по инерции пафосно воскликнула:

— Он не успел стать моим! Потому что Мария опять забрала самое лучшее…

— Не могу сказать применительно к вам слово уважаемая. Напомню, мы не на приеме у психолога. Ценю, что вы пытаетесь говорить как перед судом присяжных, но, право, это лишнее. Не тешьте себя иллюзией, что Виктор Иванович стал бы вашим женихом. От вас за версту несет лживостью и завистливостью. Я уверен, это Мария Тимофеевна настояла, чтобы он взял вас в дом. Исключительно по доброте душевной. А вы будьте любезны — факты. Не доводите до греха.

Эмма сникла, как-то сморщилась, словно превратившись в старушку. Долгие годы она подогревала свой праведный гнев, оправдывая в собственных глазах беспримерную подлость.

— Казимир придумал этот план, и я не смогла отказаться.

— Казимир — это кто? — перебил Глеб.

— Это друг Виктора.

— Да уж, — присвистнул Штольцев. — Такие друзья врагов без работы оставили…Дальше.

— Да, я любила Виктора и ненавидела Марию, потому что она отняла мое счастье, и не ценила Виктора, устраивая ему постоянные истерики. Балерина, видите ли, она! Прима! Да ей только что пачка сигарет «Прима» под стать! — Много лет копившаяся желчь не могла удержаться даже при этих двух людях, которые с нескрываемой брезгливостью смотрят на нее. Снова сорвавшись, Эмма испуганно вжалась в кресло.

Однако ни слова не прозвучало в ответ. Лишь желваки заходили на скулах Штольцева, напоминая, что ей лучше придерживаться безоценочного изложения.

— Мать Марии, действительно, имела проблемы с головой после родов. Постродовой психоз. И это прошло бы, но ее муж в то время повел себя не лучшим образом, не оказал поддержки, потому что завел банальную интрижку с секретаршей. Его избалованная натура не склонна была к самопожертвованию. Он отправил жену в клинику, и дальше все было печально. Казимир знал об этом, так как его отец, будучи близким другом семьи, видел все это воочию. И вот Казимир, желая не допустить брака Марии и Виктора, начал ненавязчиво внедрять в мозг Марии, что она может унаследовать болезнь матери на фоне оборванной балетной карьеры. И только он может это предотвратить и уберечь от беды. Поэтому ей не стоит становиться женой адвоката — только под наблюдением доктора, то есть самого Казимира, у нее есть шанс остаться здоровой.

Но она не стала его слушать, и свадьба состоялась. Казимир был из древнего шляхетского рода, поэтому ему уязвленное самолюбие жить мешало. То ли любовь была такая жгучая, то ли желание отомстить — я не вдавалась в подробности. Я просто тихо ненавидела ее, и рада была любому союзнику.

Как только Марию привезли из роддома, я по утрам начала подбрасывать черные перья на ниточке в комнату к ней. А пока она билась в истерике, и я ее успокаивала, и Казимир потихоньку их вытаскивал из комнаты. Получалось, как только она открывала глаза, никаких перьев уже не было. И мы ее убеждали, что это постородовой психоз, и скоро все пройдет, нужно подлечиться. Казимир колол успокаивающее. Но вскоре следовал новый инцидент — в окне спальни появлялся черный лебедь и начинал кричать и бить крыльями по стеклу. Естественно, в это время никого не было в доме, кроме нас. И опять она приходила к выводу с нашей помощью, что это проявление наследственного сумасшествия. А Виктор в своей заботе перестарался — он окружил ее вакуумом, сдувал пылинки и всячески угождал. И вместо того, чтоб выздоравливать, она все больше убеждалась, что больна. Дальше в ход пошли лекарства, первое помещение в клинику.

— А Кирилл знал, что нет никакой наследственности? — подала голос Варвара.

— Знал… Однажды в доме пропала ценная вещь. В полицию Виктор Иванович не обратился, очевидно, не хотел привлекать внимания. Он рвал и метал, и тут Кирилл предложил свои услуги и пообещал перевернуть все вверх дном. Пока вся прислуга сидела в кабинете, он, как ищейка, обыскал каждый угол и нашел-таки. Но помимо этого сделал еще одну находку, о которой хозяину не сказал. Я хранила те черные перья в шкатулке и иногда любовалась ими. Но поскольку они к пропаже не имели никакого отношения, то я и не волновалась. И поэтому для меня было неожиданностью, когда Кирилл сунул мне их под нос и пригрозил, что все расскажет Виктору. Я призналась во всем, поэтому и оказалась у него на крючке. А после того, как мы убедили Анну в дурной наследственности, мы с ним стали соратниками. Я радовалась, что могу еще насолить Марии. Хотя та уже и не расстроится.

Отвращение к этой жалкой завистнице боролось с желанием придушить ее, поэтому Штольцев грозно приказал:

— Идите к себе, и не вздумайте улизнуть!

Некоторое время они с Варварой молчали, пытаясь переварить услышанное.

— А к чему был этот цирк с имитацией сыворотки правды? — наконец Варвара вернулась из тяжких размышлений. — Или ты сомневался в моих способностях?

— На всякий случай. Ведь в диалоге мы узнали всю картину маслом. А так, сама знаешь, что-то могло пойти не так. Как Анне рассказать, в каком серпентарии ей пришлось жить? Как же мне ее жалко. А Разумов — сволочь! Надеюсь, ребята его хорошо отделали, хотя и убить его — мало. Зная, что Анна боится безумия, устроил ей треш.

Услышанное настолько не укладывалось в голове, что он даже не испытывал радости от того, что Анне ничто не угрожает. Но скорей всего оттого, что в глубине души был уверен, что все будет хорошо.

— Что сделать с этой сукой? — Штольцев обычно в компании дам тщательно выбирал выражения. Но здесь эмоции захлестнули. — Представляешь, сколько лет упиваться местью, доставать перья, любоваться, вновь и вновь смакуя детали преступления. В котел с кипящей смолой засунуть! Все средневековые пытки применить к ней и то мало будет!

Глеб заметался по комнате, сжимая кулаки.

— Моя девочка потеряла отца, с матерью беда, сама едва не стала жертвой негодяев. Я просто не могу оставить ее безнаказанной.

— Я помогу тебе. И если я что-то понимаю в людях, поверь, она получит свое.

И когда Анна с Антоном вернулись с вынужденной прогулки, их ждали новости, которые потрясли даже выдержанного блюстителя закона.

Анна побледнела и едва не потеряла сознание, буквально упав в объятия будущего мужа.

Ее сердце билось часто — часто, и слезы непроизвольно текли по щекам.

— Глеб, это, наверно, хорошо, что у меня нет подруг? И, кажется, я не хочу.

— Маленькая моя, хорошая! — осушая губами ее слезинки, успокаивал он. Я не специалист в вопросах дружбы. Слава Богу, не было повода задумываться. Сколько себя помню — Сашка всегда был рядом. Ругались, дрались даже. Но как только нависала угроза извне — тут же забывали все. Я думаю, дружба не имеет гендерной привязки. Такие подруги и друзья, как Эмма, — это наверно, не редкость. С той разницей, что не все готовы пойти на преступление. Могут пакостить по мелкому, портить настроение, стремиться обесценить все, что друг делает, но это не смертельно. Тут главное — найти в себе решимость и гнать взашей таких друзей. А теперь поехали к моей любимой теще.

Глава 38

Мария Тимофеевна пребывала в своем привычном минорном настроении. Однако появление дочери с незнакомым мужчиной заставило вылезти ее из своей раковины меланхолии.

Штольцев подошел к женщине, и галантно приложившись к руке, представился:

— Штольцев Глеб Платонович. Муж вашей дочери и счастливый отец будущего ребенка.

Теща изумленно посмотрела на него, затем перевела вопросительный взгляд на Анну, которая с любовью смотрела на Глеба.