— Аня! Ты беременна?! Ты замужем? — очевидно для ее расшатанной психики эти новости, хоть и радостные, оказались очень будоражащими. Она растерянно огляделась.

— Мне нужно успокоительное. Позовите сестру.

— Мама, тебе ничего не нужно. Ты не сумасшедшая, — обняв мать, проговорила Анна. И усадив на кровать, рассказала ей все. Однако долгие годы ненужного лечения сделали свое дело — и теперь она просто не могла понять, в чем ее пытается убедить дочь. Она плакала, просила оставить ее в покое. Уже медперсонал хотел вмешаться, однако широкая грудь Глеба и его суровый вид убедили в нецелесообразности подобных действий.

— Нет! — испугано вскрикнула Мария. — Что это?

— Мам, эти перья мы нашли у Эммы, — Анна решилась на отчаянный поступок и показала матери перья. — Тебя убедили, что ничего нет. Но вот доказательства! Они есть, эти перья! Ничего тебе не привиделось!!!

— Что? — тихо переспросила она.

— Ты не сумасшедшая! — повторила Анна, и ещё раз, как маленькому ребёнку, рассказала всё, что рассказывала уже пять минут назад.

Её мать крутила в руках перо, а по щекам её текли слёзы. Сколько раз за эти годы она хотела вернуться домой, в семью!? Даже когда уже не стало Виктора, Мария к дочери. Но всякий раз воспоминания…. Они, как бушующая волна, накрывали с головой страхом и топили в панике, "а что если….? Что если опять начнётся? Как она сможет?… И сможет ли?… Не навредить?.Уж лучше здесь! Подальше от…. дома, от…. Анны, и Виктора!"

— За что она так со мной? С нами? — измученная тоскливым одиночеством, изоляцией, женщина не могла прийти в себя. Подруга, которую она приютила, когда той было тяжело, разрушила ее семью.

— Мамочка! Уже все хорошо! Ты поедешь с нами, будешь нянчить Платона Глебовича, если захочешь, будешь помогать мне со школой — я открыла ее! — с гордостью сказала Анна.

Мария Тимофеевна растерянно переводила взгляд с зятя на дочь, на Антона, на незнакомую яркую девушку, к которой сразу же почувствовала симпатию.

Тогда Варвара тоже представилась и попросила друзей пойти погулять и снять номера в отеле (в Милан возвращаться решено было через два дня), чтобы иметь возможность спокойно поговорить с синьорой Градовой.

*****

— Эмма, приготовь нам кофе и распорядись насчет багажа, — услышала экономка знакомый голос, который ненавидела до зубовного скрежета и надеялась больше никогда в жизни не слышать, но Судьба повернулась не тем боком. Шипя от злости, она спустилась вниз. И остолбенела.

Ненавистная подруга стояла посреди холла и хозяйским взглядом осматривала все вокруг. У Эммы едва не подкосились ноги — Мария была точно королева — мать. Долгие годы психушки не стерли ее красоту. Горделивая осанка и стройная фигура ни капли не изменились с тех пор, как они с Казимиром ее сделали душевно больной.

Зависть змеей обвила низкую душонку Эммы и готова была сделать смертельный укус. Ей мучительно было видеть, что Мария была одета с иголочки, волосы уложены в красивую прическу, легкий макияж подчеркивал ее неугасшую красоту.

На подгибающихся ногах Эмма спустилась вниз и хотела шмыгнуть на кухню, однако Мария ее остановила.

— Чего ты добилась, Эмма? — пристально глядя в мелкие бегающие глазки бывшей подруги, негромко спросила она. — Единственное — ты убила мужчину, которого любила. Ты отняла у меня лучшие годы, заставила страдать меня и мою дочь. Но у нас все беды позади. Я здорова. Скоро стану бабушкой. Анна счастлива и выходит замуж. А чего добилась ты? Потратила всю жизнь на глупую цель — уничтожить меня? Так ты уничтожила себя! Ты никому не нужна. О тебе никто не позаботится. У тебя никого нет. И с этой минуты у тебя нет и работы.

Это было невыносимо. Слова Марии, словно раскаленные угли жгли сердце завистницы, ее мозг. Боль стала невыносимой и взорвалась яркой вспышкой.

Половина лица будто сплыла вниз, резко нарушив симметрию.

И из ее уст вырвалось то, что хотело было послужить оправданием, но со своей миссией не справилось.

— Ма-и-я! А не. о — те-а…

— Инсульт, — негромко произнесла Варвара и набрала номер неотложки. — Пусть о ней заботится страховая медицина.

Эпилог

Много событий произошло за три года. Рогозин отыскал мать Грини и взял обещание отпускать на каникулы в Москву к другой семье — ведь Глеб и Анна его тоже полюбили. Антон, помня, что смелость города берет, решил принять предложение Штольцева — тем более за бабушкой нужен был присмотр, как и за Варварой Александровной.

Штольцевы переехали в загородный большой дом, где на всех хватало места. Удачным оказалось и соседство. Отставной генерал был вдовцом, считавшим, что жизнь его кончена и вся радость заключается только в его Жаклин — своенравной кошечке породы сфинкс.

Однако Марья Тимофеевна пробудила в нем чувства, а Жаклин несказанно обрадовалась респектабельному и обходительному Харитону.

Анна, вопреки их с мужем убежденности, родила не Платона, а Машеньку.

Как только они вернулись из роддома, Анна строго сказала матери:

— Мама, Машеньке ни слова про балет! Я запрещаю.

Глеб также был солидарен с женой в вопросах воспитания. И Мария Тимофеевна, которая больше обрадовалась внучке еще и потому, что девочке могла бы передать свою великую любовь к искусству, скорбно поджав губы, согласилась. И казалось, все будет так, как считают родители.

Но шила в мешке не утаишь. И слово «балет» все равно звучало в доме — Анна обсуждала рабочие вопросы, делилась проблемами, гордилась успехами. Несколько раз смотрели записи выступлений ее учениц.

И однажды, когда семья собралась в гостиной чаевничать, трехлетняя малышка, воткнув цветок в волосы, неожиданно с серьезной мордашкой уселась на шпагат и громко заявила:

— Я ба-ле-ли-на!