Яна придавила их степлером, села за рабочий стол, включила компьютер. Несколько минут, пока тот грузился, подключался к системе, проверял протоколы, молодая женщина смотрела на загрузочное колесико, ждала, какую заставку ей предложат сегодня. Почти месяц назад им поменяли компьютеры. Теперь ее моноблок, выходя в Сеть, из миллионов фотографий выбирает заставку для нее на рабочий стол. Каждый день – новую. Ни разу не повторяясь.

Она даже немного гадала на этих картинках. В день, когда появилось звездное небо и падающие кометы, ей подписали заявление на отпуск. Потом было предрассветное море, с ярко-малиновой, как сироп, водой: повышение зарплаты.

Сегодня ее ожидала тончайшая, в мелких бисеринках росы, паутина. Она растянулась между былинками, замерла, удерживая в своих сетях умытое золотистое солнце, словно ловец снов – мистически страшные, неспокойные сны.

Яна пожала плечами, ввела пароль и потянулась к сумочке за внешним накопителем.

14

– Работаем, мужики, снитч[10] активирован, – Данил Кистяев споро подсел компьютеру, торопливо вводил команды. – Подключаю удаленку.

Экран мигнул, курсор замер в его центре. В следующее мгновение на рабочем столе красовалась паутина в мелких капельках утренней росы.

– Объект на связи.

«Объект». Славу покоробило. Еще больше покоробило от того, что «жучка» на съемный диск Яны Зиминой подселил именно он. И сейчас ему оставалось только представлять, как она поставила рядом с собой кружку черного кофе, включила компьютер, ввела пароль. Как вошедший в USB-разъем диск первым делом активировал программу-снитч, которая позволила на доли секунды продлить время загрузки компьютера, чтобы обойти антивирусник Ион (разработанный его же экспертным центром) и подключить удаленный доступ. Сейчас он видит все, что происходит с компьютером Зиминой, имеет доступ ко всем ее файлам, корневым папкам и сертификатам.

На экране курсор метнулся к меню «Пуск», в реестре выбрал съемный диск и на нем – файл с отчетом. Экран снова мигнул синим. Появились таблица с бесконечными рядами цифр, формул и функций. Курсор замер у колонки с данными о неплатежах и взысканиях в судебном порядке. Мгновение спокойствия, стрелка курсора метнулась по полосе прокрутки, быстро замелькали строки, фиксируясь на итоговых цифрах, выделенных красным. Застыл. Снова двинул вверх экрана, к верхней строке таблицы. Меню программы. Команда «вставить столбец справа».

Появилось ровное пустое поле, которое втиснулось между колонками, раздвинув их будто богатырским плечом.

Мстислав стоял, прислонившись плечом к стене, наблюдал через головы оперативников. Молчал и напряженно вглядывался в соседний монитор, на котором на глухом черном фоне загружались системные параметры Яниного компьютера, считанные снитчем. Код papilio machaon нигде не значился.

– Че, даже в Однокласснички не заглянет? Скучная баба, – Миша Фомин зевнул, отошел от стола.

– Мужик бы уже хоть пару роликов с ютуба зыркнул. Для тонуса, – пробормотал Данила, наблюдая, как колонка наполняется цифрами, покосился на московского коллегу. Мстислав не сводил глаз с загрузочного экрана, следил безотрывно за веточкой синего курсора.

Вертикальная черта на мониторе, отображавшем рабочий стол Яны, замерла в шапке столбца. «Расчетная сумма взыскания» – буквы теснились, торопливо наезжая друг на друга. Рядом, во вновь созданном Зиминой столбце появилось название «Фактическая сумма взыскания». Два рабочих окна встали друг под другом, внутренний отчет правового департамента и отчет отдела кредитования. Яна методично исправляла цифры в последнем: они вырывались из-под курсора рассерженным роем, цеплялись за черные границы ячеек. Яна торопилась. Мстислав чувствовал ее волнение и раздражение.

Подбив данные командой «сумма», Яна отправила исправленный документ на печать. Четыре экземпляра. Курсор остановился в центре экрана.

– А ну, пусти-ка, – Мстислав оттолкнулся от стены, чуть тронул Данила, занимавшего его рабочее кресло, за плечо. Потянулся к мыши.

– Э-э, ты чего?! – Миша Фомин забеспокоился, когда курсор на Янином мониторе качнулся вправо: – Заметит же!

– Она на совещании, – бросил Мстислав и полез в настройки базы.

Фомин цокнул языком:

– Я уже не знаю, кто тут из нас оперативник: я или наш московский гость?.. Ты откуда это знаешь?

Слава бросил на него мрачный взгляд, уткнулся в экран.

– Данил, подключайся, мне твоя помощь будет нужна, – отозвался вместо ответа и пояснил: – Я подсадил на ее диск нашу гусеничку-охотницу, пусть поищет в корневых папках следы черного махаона.

– А вернется Зимина и увидит, как на экране вместо заставки черти хоровод отплясывают? – Миша Фомин скептически скривился, потянулся за соленым крекером.

– А вот это вы на себя и возьмите, господа оперативники, – Мстислав посмотрел на Фомина через плечо. – Ну ё-моё, набирай ей на рабочий. Возьмет трубу, сделаешь вид, что не в тот отдел попал! Все, мужики, работаем!

15

– Яна Владимировна, вы мне объясните, что это за форма гуманизма у вас? – Егор Борисович сварливо прищурился, скривил рот. – Сотрудники считают задолженность неплательщика по договору, вы ее пересчитываете, уменьшаете.

Генеральный любил поднимать такие темы на общих планерках. Воспитательные. Твой банк – твоя мать родная. Твоя твердыня. Все деньги – в дом. Дом всегда прав. Тезисы можно продолжать бесконечно. Полная лояльность и преданность…

Яна невозмутимо отвлеклась от рисования звездочек на полях ежедневника.

– Я вам уже объясняла, Егор Борисович. Есть судебная практика, которая устанавливает предельную сумму процентов и пени по невыплаченному кредиту. Договоры заключались либо до соответствующих разъяснений, либо с игнорированием последних. В судах такие исковые не выдерживают. Я показывала вам статистику.

– Пусть пересчитывают. Два судьи пересчитают, третий не станет, – генеральный поджал тонкие губы.

– А потом вы будете спрашивать с моего департамента, почему снизилась статистика взыскиваемости и увеличились расходы на уплату госпошлины. Угу, и станете снижать показатели успешности моих ребят? Нет, Егор Борисович, не просите, – она выразительно посмотрела на Голубенко Игната, заместителя начальника департамента кредитования. Она прекрасно поняла, откуда повеял этот неприятный ветерок в виде очередной попытки публичной порки. – Я готова помочь Игнату Ивановичу и еще раз привести в соответствие нормативной базе кредитные договора. Хотя отмечу, что все необходимые правки были внесены в базу и в типовые формы. Думаю, стоит провести внутреннюю проверку и выяснить, по каким причинам кредитные эксперты предлагают к заключению договора из старой базы. А вот подставляться для его красивой квартальной отчетности я не согласна.

– Что вы себе позволяете, Яна Владимировна! – Голубенко покраснел.

– Слушайте, что вы дурака валяете?! – Яна, наконец, нашла, на ком можно безнаказанно сорваться, под сердцем сладко разлилось предвкушение облегчения. – Вам нужно прикрыть свои показатели по невыплатам, это я еще могу понять. Но какого беса вы в расчет исковых вносите мифические суммы задолженностей?! Ваши операторы считать не умеют? Замените на тех, которые умеют. Отработайте эту проблему с отделом кадров. Или у вас проблемы с программным обеспечением? Сообщите об этом Горну. Почему вместо суммы задолженности клиента банка вы вносите в расчет еще и сумму выплаченных процентов по кредиту? А потом на эту же сумму накручиваете проценты по неисполнению обязательств? Вам никто не говорил, что это смахивает на мошенничество?!

Генеральный примирительно зашипел:

– Ну-ну, Яна Владимировна, вы уже хватили…

– Егор Борисович, я просто не люблю, когда меня и специалистов моего подразделения делают дураками. А в суде с таким расчетом суммы задолженности мы именно так и выглядим. По-идиотски непрофессионально.

Генеральный хмыкнул, посмотрел на Голубенко:

– Яна Владимировна дело говорит. Организуйтесь, в самом деле. Нам черный пиар не нужен.

Яна бросила взгляд на Голубенко, отчетливо прочитав в его по-рыбьи бесцветных глазах острую неприязнь.

«Плевать», – отмахнулась, чувствуя, как по жилам растекается облегчение.

После окончания совещания, Яна неторопливо вышла в приемную, подмигнула Марине, секретарше Егора Борисовича. Она была женщиной в эпицентре бальзаковского возраста, яркая и обстоятельная. На Зимину она смотрела, как на дочку, и не один раз отводила от нее неприятности, то вовремя не дозвонившись до нее, то припрятав документы, могущие огорчить генерального. Пару раз просто выкинула в мусорное ведро служебные записки-кляузы на Зимину.

Яна отвечала ей молчаливой взаимностью.

– Яна Владимировна, там Гоша говорит, у тебя все утро телефон в кабинете разрывается.

Гоша – это заместитель Яны. Они занимали смежные кабинеты, разделенные тонкой гипсокартонной перегородкой, через которую можно было не только перестукиваться, но и переговариваться.

Яна хлопнула кончиками пальцев по лбу:

– Черт, а я и автоответчик не включила же! Теперь и не узнаю, кто там до меня домогался.

Она отчего-то подумала, что это Влад. И на душе стало еще легче.

Она прошла мимо сердитого Голубенко, энергично зашагала по коридору, чувствуя, как горит между лопатками. Пробежала мимо лифтов, на узкую боковую лестницу, слетела вниз на один этаж, а еще через пару минут влетела в собственный кабинет.

Городской телефон молчал. Монитор грустно смотрел на нее пустой глазницей черного экрана. На столе притаился сотовый. Сердце захлебывалось ликованием, Яна схватила аппарат, активировала экран. Ни звонков, ни сообщений.

Звонил, получается, тоже не Влад.

16

Татьяна опоздала на пятнадцать минут. Но это даже к лучшему: Яна заняла отличный столик на открытой террасе, успела заказать салат, выпить чашечку крепкого кофе с мягким облаком сливочной пенки, подумать и даже принять какое-то решение. Оно было хлипкое и больше походило на бегство. Звучало примерно так: я истеричная дура, Влад никогда не давал мне повода в себе сомневаться, все остальное мои домыслы, ничем не подтвержденные и потому преступные.